предыдущая главаНо только не теперь.
Сейчас она наслаждается тишиной как никогда ранее. Тишиной и… его объятиями.
Сейчас все кажется таким правильным, таким… обыкновенным? Их счастье. Такое простое, как у обычных людей.
Так странно…
Так приятно…
***
«Как больно…» - она не могла думать ни о чем, кроме адской боли, которая, казалось, не оставляла ее ни на секунду. Боль во всем теле. Как будто поджаривают заживо.
«Невыносимо больно».
Она лежала на влажной от своей крови и крови своей команды траве. Они все погибли. Осталась только она, да и то ненадолго. Глубокие, до сих пор кровоточащие раны на теле, поврежденные внутренние органы - все давало о себе знать.
Она держалась из последних сил, надеясь, что вот-вот прибудет подкрепление, она ведь так не хотела умирать…
Послышался шорох листвы. Едва слышный. Приближающиеся шаги. Она почти поверила, что это отряд Конохи.
- Ого, гляньте, Итачи-сан, похоже, генины Конохи, - сердце екнуло. Это не ниндзя Листвы. Последняя надежда на спасение угасла, как огонек на догоревшей свече. «Итачи… Учиха? Неужели вот это и все? Неужели я закончу свою жизнь вот так?»
- Они угодили в ловушку, - глубокий, низкий голос раздался совсем рядом, а ведь она даже не слышала, когда к ней подошли настолько близко.
- Хо-хо, вот не повезло ей… не слабо ее отделали, - она боялась открыть глаза, моля Бога, чтобы все закончилось как можно быстрее. - Что делать будем, Итачи-сан?
- …Подними ее, - в следующее мгновение холодные руки потянули ее за плечи, и вновь открывшиеся раны мигом напомнили о себе режущей болью.
- Ай! – от такой резкой боли она тут же распахнула глаза и… наткнулась взглядом на ненормального алого цвета глаза, в которых тут же закружились до ужаса знакомые черные запятые Шарингана…
***
Он спит беспокойно. Его глаза начинают болеть все чаще, он мучается даже по ночам. Зачастую она посреди ночи бежит по темным коридорам убежища к самой дальней и холодной комнате – комнате Сасори и Дейдары. Там она торопливо начинает объяснять, что ему опять плохо, и снова просить Сасори дать ему какое-нибудь обезболивающее. После она, кое-как извинившись перед сонными напарниками, бежит обратно в свою комнату, трясущимися руками откручивая крышку маленькой бутылочки и буквально заталкивая ему в рот эти сомнительного цвета, но зато очень действенные таблетки.
Через несколько минут, так и не просыпаясь, он успокаивается, перестает метаться, а она может вздохнуть с облегчением.
Она много раз просила Сасори отдать ей таблетки, чтобы в нужный момент они было под рукой, но он каждый раз отказывался.
«Он же меры не знает, только дай волю - и сожрет всю эту дрянь в первый же день».
Она все понимала, она знала, что кукольник прав и Итачи действительно будет без меры пользоваться спасительным лекарством, просто устав от постоянной боли.
«Как же все сложно»…
***
Она проснулась от легкого покалывания по всему телу, смутно начиная вспоминать, что алые глаза с Шаринганом были последним, что она запомнила перед тем, как отключилась.
Попытка пошевелиться провалилась с треском: она, чувствуя постоянное неприятное покалывание, не смогла даже пальцем пошевелить по абсолютно непонятной ей причине.
- Ну вот тебе здрасьте, свалилась мне лишняя забота на голову, чертов Учиха, притащил сюда девку полудохлую, возись тут с ней, - незнакомый голос, на первый взгляд принадлежащий подростку, эхом отдавался от стен, как будто находились они в каком-то подземелье.
Незнакомец продолжал свою возмущенную тираду еще около пяти минут, после погремел какими-то склянками, походил по комнате, что-то бормоча про «лучше бы сделать куклу», и удалился, осторожно прикрыв дверь.
Воцарилась полнейшая тишина, а она лежала и гадала, чего же ей теперь ожидать.
«Учиха. Акацки. Хорошего ждать не приходится. Нужно как-то выбираться. Всего лишь попытаться подняться, попытаться хоть что-то сделать».
Хаотичный поток ее мыслей прервал тихий скрип входной двери. Осторожные шаги. Легкий шелест одежды, и едва уловимое прикосновение теплых пальцев к щеке, и ее дрожь в коленях.
Так страшно еще не было…
- Можешь не притворяться. Открой глаза, - снова этот голос. Это он был там, в лесу. Итачи Учиха. - Отныне ты - моя пленница, - она распахнула глаза и встретилась с абсолютно бесстрастным взглядом ониксовых глаз Учихи.
- За… зачем вам… я? – губы едва шевелились, а она изо всех сил старалась не расплакаться из-за охватившей ее паники.
- Я так хочу. Ты останешься здесь, - после он медленно развернулся и вышел, аккуратно прикрыв дверь, а через мгновение послышался поворот ключа в замочной скважине…
После этого она долго плакала. Днем, когда приходил тот самый мальчишка - Сасори, чтобы перевязать ее раны, она часто схватывала себе подзатыльники за эти так называемые «бесполезные хлюпанья». Учиха же заходил почти каждый день, но его визит длился не более минуты: во время него он о чем-то спрашивал Сасори и тихо удалялся, иногда не одаривая свою пленницу и мимолетным взглядом.
«Да что же он от меня хочет?»
Оправившись от ран, она все чаще стала задумываться о побеге, ведь проверяли ее все реже, Учиха заходил чаще всего только после того, как уйдет Сасори, так что были почти все условия.
«Госпиталь Акацки для раненых ниндзя Листвы... Вернусь - расскажу своим, вот смеху будет».
Она пыталась хоть как-то успокоиться. Хоть как-то.
Вечером, когда Сасори в очередной раз бормотал что-то про бездарного напарника, похожего больше на девчонку, нежели на грозного ниндзя Акацки, она просто лежала и слушала, поймав себя на мысли, что улыбается, глядя на этого «маленького мужчину».
Как только он ушел, она решилась. Аккуратно встала с кровати, обуви не обнаружила и спустилась на каменный пол, охнув от холода.
Но не успела она подойти к двери, как та распахнулась и перед ней во всей красе предстал Учиха, как назло, видимо, решивший сегодня пораньше зайти.
- Ты что делаешь? – шаг навстречу, она пятится назад и в конце концов упирается спиной в холодную стену, чувствуя, как кровь начинает бешено струиться по венам от испытываемого ею страха перед этим человеком. - Не помню, чтобы разрешал тебе выходить отсюда, - глаза угрожающе заалели в полумраке этой чертовой комнаты, а его руки обхватили тонкие запястья пленницы, прижимая их к шершавой стене, чуть выше головы.
- П… пустите… пожалуйста, - какой же жалкой она чувствует себя в этот момент, - пустите… отпустите меня… - холодные пальцы еще сильнее сжимают ее тонкие запястья, так, что она охает от боли.
- Ты останешься здесь, - он придвигается почти вплотную, так, что она слышит его частое дыхание над ухом. - Ты останешься здесь, - влажное прикосновение к мочке уха… показалось? Нет, он лизнул ее ухо. - Ты останешься здесь, - зубы впиваются в кожу на шее, неминуемо оставляя следы. - Ты останешься здесь, - он пытается поймать ее взгляд, но она всеми силами пытается отвести глаза, не желая показывать накатывающие предательские слезы.
Ей страшно. Она прекрасно понимает, что ее ждет и чем чревато сопротивление этому чудовищу. И даже когда ее грубо толкают на постель, наваливаясь сверху, она пытается оттолкнуть его, увернуться от навязчивых и грубых поцелуев, пытается воспользоваться чакрой, прекрасно зная, что ничего из этого не выйдет, но в конце концов оказывается обнаженной перед хищным взглядом зверя.
Омерзительно.
Но вдруг все прекратилось. Сжимающие запястья пальцы исчезли, оставив после себя ощущение легкой пульсации, а когда она с опаской посмотрела мучителю в лицо, то чуть не охнула от неожиданности, ведь такого Итачи она еще не видела - его трясло. Трясло так сильно, что это было заметно даже в скудном освещении ее «темницы». От того хищного и голодного взгляда не осталось и следа, уступив место печальному, извиняющемуся…
Он не говорил больше ни слова. Просто встал с кровати, медленно подошел к двери и, ни разу не обернувшись, ушел, громко шаркая ногами по каменному полу убежища.
Когда он ушел, она, все еще не отойдя от этой выходки, кое-как, трясущимися пальцами застегнула пуговицы на кофте и с головой зарылась в одеяло, по-детски веря, что это теперь ее самое надежное убежище, что никто ее здесь не найдет, а когда она проснется, то окажется в родной и теплой Конохе, которую она так любит…
Но она проснулась снова здесь. В холодном и все таком же темном убежище.
Когда зрение немного сфокусировалось, она вздрогнула от неожиданности: на стуле возле кровати сидел Сасори. Еще более хмурый, чем обычно, и чем-то явно недовольный - это было заметно даже на его кукольном лице.
- Я сейчас буду говорить, а ты молчи, - он даже не смотрел на нее, просто нервно постукивая своими деревянными пальцами о край ее кровати. - Я не одобряю действия этого болвана, более того, я возмущен, что странно даже для меня, и не намерен больше покрывать тут его самодурство, так что давай, девочка, скатертью дорога, счастливого пути, всего доброго, до свидания, рад был познакомиться, жаль, что не разрешили сделать из тебя куклу, и пока. Дверь ты знаешь где, Учиха со своей золотой рыбкой на задании, так что давай, не задерживайся.
- Вы… - голос не слушался, - вы меня отпустите?
- Хмпф, а я что, по-твоему, сейчас сказал? Давай, я не люблю ждать, так что хватит тут занимать помещение, выметайся. Твой побег будет мой маленькой местью Учихе, а то он больно распоясался в последнее время.
Дважды повторять не пришлось. Она, хоть и прекрасно понимала, что вся эта ситуация может оказаться очередной ловушкой, бежала со всех ног, растерянно ища выход из этого «подземелья».
Вот оно. Свет, откуда-то льется слабый свет, это может быть ее спасением!
Да! Так и есть, свежий воздух, приятный ветер, такое яркое солнце…
Сейчас она мечтала лишь о том, чтобы это не было розыгрышем или гендзюцу, что она действительно может вернуться домой…
Времени не было, она опять рванула изо всех сил, внутренне уже ликуя, представляя, как войдет в родную деревню. Попробовала воспользоваться чакрой – получается. Значит, Сасори не шутил...
Но что-то было не так. «Нет, пожалуйста, Ками-сама, пусть я ошибаюсь, умоляю, пусть я ошибаюсь…»
Она активировала бьякуган, все еще надеясь, что ошибается…
Нет. Сомнений нет. Это Учиха. Он преследует ее.
«Как же так? Мальчишка же сказал, что она на задании!»
Она попыталась бежать еще быстрее.
«Почему? Почему я не могу оторваться?!»
Он был совсем близко, он уже был в поле ее зрения, даже без бьякугана.
Паника.
А ведь она уже поверила, что сможет вернуться…
«Неужели это были кошки-мышки? Иллюзия свободы?»
Она закрывает глаза и пытается успокоиться. Бесполезно. Она чувствует, что зверь уже рядом.
Последние секунды…
Ее грубо хватают за руку и откидывают назад одним движением. Она пытается сгруппироваться, но ее тут же подхватывают и, больно сжав плечи, рывком прижимают к стволу огромного дерева. Весь воздух как-будто выбило из легких. Открывать глаза было страшно. До ужаса. Ей казалось, что если она сейчас посмотрит на него, то умрет на месте.
Его хватка не ослаблялась, но она отчетливо чувствовала, как трясутся его руки.
- Открой глаза! – Учиха кричал, он был в ярости, от этого крика она еще больше сжалась, справедливо ожидая удара. - Я. Сказал. Открой. Глаза.
Преодолевая панику, она приоткрыла один глаз и тут же встретила абсолютно растерянный взгляд бездонных глаз. Этот человек покрылся испариной, догоняя совершенно бесполезную пленницу.
- Я сказал, что ты останешься со мной, - Учиха тряхнул ее за плечи, все еще достаточно сильно их сжимая, так, что она непроизвольно ойкнула от боли.
Хватка тут же исчезла, а Учиха уткнулся лбом ей в плечо.
- Останься.
«Что?»
- По… пожалуйста… отпустите… я хочу домой, - она дрожала всем телом, она действительно боялась этого человека, но…
Он промолчал. Только еще раз посмотрел ей в глаза, долго, выжидающе, а после прикоснулся губами к ее щеке, убирая непрошенную слезинку.
- Останься, - опять он смотрит выжидающе, с какой-то… неужели надеждой? Это же Учиха Итачи! Как он может кого-то уговаривать? Он всего может добиться силой! Это невозможно по определению! Это какой-то обман…
- Ну зачем я Вам? Зачем? Просто отпустите меня! Или убейте уже, наконец! – она сорвалась, слезы одна за другой стремительно стекали по румяным щекам, не желая останавливаться. - Ну зачем… я… Вам?
- …Я не знаю, - он и правда не знал, зачем ему нужна эта плаксивая, беспомощная девчонка. Просто она ему нужна. Только она. Почему? Да кто его знает. Но все то время, пока она находилась у них в убежище, он благодарил небеса за то, что они с Кисаме тогда решили пойти другим путем и случайно наткнулись на поле сражения. Что-то подсказывало ему, что он должен ее спасти. Это противоречило самой его природе, образу жизни, привычке считать человеческую жизнь мелочью. Но тогда ее жизнь, как когда-то сохраненная жизнь маленького брата, стала для него настоящей ценностью.
Минуты тишины, казалось, длились вечно. Но для него они были драгоценными мгновениями, когда он мог не просто наблюдать за хватающейся за жизнь хрупкой девчонкой, а вот так запросто стоять с ней рядом, чувствуя тепло юного тела…
***
Он старается быть нежным. Когда обнимает ее, когда целует, когда сжимает ее в объятиях, боясь, что она может ускользнуть от него. Она как дорогой приз. Он почти задыхается от счастья каждое утро, просыпаясь и видя ее рядом. Она, несомненно, лучшее, что случилось в его жизни.
Их ночи наполнены нежностью, невообразимой чувственностью и любовью. Именно любовью. Каждый раз он словно извиняется за причиненные когда-то боль и страх, которые она испытала по его вине. Извиняется искренне. И она это ценит.
Они не отрывают взгляда друг от друга ни на секунду. Только в конце она закатывает глаза и восторженно вскрикивает, прогибаясь в спине, и тут же ощущает на себе тяжесть горячего, такого желанного тела.
В такие моменты он такой беззащитный, такой слабый, такой… милый?..
«Кавайный Учиха… о Боже…»
После они спят до позднего утра, крепко обнявшись, как самые нормальные молодожены в медовый месяц. Смешно.
…
Они стояли так еще очень долго, прежде чем она решилась положить руку ему на плечо, легонько проведя до позвоночника, решаясь притянуть его чуть ближе к себе, не зная, смеяться ей или плакать. Смеяться от мысли о влюбленном преступнике S-класса, переживающим конфетно-букетный период, наверняка, первый раз в жизни, или же плакать, потому что в это момент она четко осознала, что теперь ее уже точно никто отсюда не отпустит…
…
Тонкие пальцы едва касаются нежной кожи, он пытается быть как можно более аккуратным, но даже этого легкого движения достаточно, чтобы разбудить ее. Она приподнимается на локте, смотрит ему в глаза всего пару секунд и уже в следующее мгновение тянет к нему руки…
- Я скучала, - пальцы робко перебирают пряди шелковых иссиня-черных волос.
- Я знаю, я тоже… скучал, - она слышит это и улыбается…
