Любимый растолкал меня, когда за окнами спальни было еще темнее темного. Одежда, которую мы побросали в прихожей, аккуратно сложенная, лежала на прикроватной тумбочке, как и обе гарнитуры. Гаара был в одних плавках, несмотря на то, что в комнате было довольно зябко. 
− Не можешь уснуть? − выбравшись из-под одеяла, я поежилась, натянула майку и трусики, потянулась, чтобы поцеловать его, он не отстранился. 
− Я все думаю, − Казекаге присел на краешек нашего ложа, лихорадочный блеск в его глазах встревожил меня, − о завтрашнем дне. Что-то изменилось… мне кажется, в план Нары следует внести коррективы. 
− Ты изменился. И я. Разве этого достаточно, чтобы оказать сильное влияние на окружающий мир? − попробовала возразить ему я. − Навряд ли остальных устроят внезапные перемены. 
− Может быть, ты права, и это всего лишь отголосок… − говорил и не верил в свои слова. Во вновь заледеневших радужках мела прозрачно-голубым крылом невидимая метель. − У меня дурное предчувствие, Рю, − укол в сердце, острые льдинки царапают… холодная белая крупа в тепле его голоса не тает… − И оно куда сильнее, чем… было раньше. Проклятие! − он схватил меня за плечи, сдавил, не чувствуя собственной силы. Я скрипнула зубами, но сидела тихо, как мышка, понимая, − тронь его сейчас и взорвется. Невидяще уставился в пространство: − Если бы ничего между нами не было… Если бы… Это все так тяжело, Рю! 
− У меня не получится разлюбить, даже если ты мне прикажешь, − я понимала его сомнения так же, как если бы они были моими. Но где мне найти верные слова, чтобы успокоить тебя, родной? − Даже если ты меня погонишь прочь, в надежде, что станет легче, и будет не так мучительно ощущаться страх потери… Я стану твоей тенью, Сабаку-но Гаара. Тень еще никто не терял… − горько усмехнулась я. 
Шиноби вскочил с кровати, метнулся к окну, ладони грохнули о подоконник, слепой взгляд зашарил по темноте за стеклом в поисках ответа, которого там не было. Спина − знак вопроса, сгорбленный, напряженный до звона. Острые лопатки едва не прорывают кожу. 
Я встала, сложила одеяло, испачканное нами, надо будет его закинуть в стиральную машину, если она, конечно, имеется в этом доме: 
− Я в ванную… Ты со мной? − и сама удивилась тому, как буднично это прозвучало. Словно я каждый день это говорила как минимум в течение лет пяти… И это просто еще одна бессонная ночь влюбленной пары… 
− Да… я… сейчас, − Казекаге сник, будто придавленный тяжкой ношей. Побарабанил длинными пальцами по подоконнику, вздохнул, отгоняя навязчивые мысли, повернулся ко мне, смущенный своей внезапной вспышкой раздражения. Я дернула плечами, мол, привычное дело. 
Пока белье крутилось в машинке, мы успели не только вымыться… На этот раз голод игнорировать было просто нельзя, поэтому холодильник подвергся опустошительному набегу. Гаара предпочел побольше мяса, пожирнее соус и еще чего-нибудь… калорийного. 
− На редкость обессиливающее занятие, − прокомментировал он, отставив манеры и жадно запихивая в рот надцатый кусочек. − В таком состоянии я могу составить неплохую конкуренцию Чоджи. 
− Ты в любом состоянии можешь составить ему конкуренцию, − улыбнулась я, стараясь не отстать от любимого, иначе мне грозило остаться голодной. 
− Грубая лесть, − подметил он. − Но мне нравится это слышать… от тебя, − лицо Пустынного осветила короткая, как проблеск молнии, улыбка. 
Странное беспокойное чувство, как начинающее светлеть окно, говорящее о том, что скоро нужно будет вставать, но будильник пока еще не прозвенел, заставляло вздыхать и ворочаться в кровати. Из головы не шли слова Гаары о дурном предчувствии, он все-таки сумел заронить семя сомнения в благодатную почву своими метаниями. И ведь не постесняется выложить все Наре при встрече… А тот начнет городить словесные конструкции, которые не обойти, не объехать… И все это закончится чем-нибудь этаким, если до драки не дойдет. 
Я успела передумать многое, пока не заметила, что и вправду светает. Любимый сопел рядом и не думая подавать признаков беспокойства, нервов или вообще какого-либо волнения. Впрочем, оно и правильно, ему слишком о многом предстоит волноваться, чтобы тратить благословенно отпущенное судьбой спокойное время на всякую бяку. Только мне не давали покоя сгущающиеся над нашими головами тучи… 
Выскользнув из-под одеяла, я прошуршала на кухню, чтобы приготовить рыжеволосому чуду, мирно спящему в обнимку с подушкой вместо меня, приятный сюрприз в виде утреннего кофе с молоком и гренками. Белье, развешанное на веревках на балконе, было жутко холодным, но почти сухим. 
Где-то у Чоджи я видела этот кофе… Стараясь сильно не греметь посудой и дверцами шкафчиков, я облазила всю кухню, пока добралась до вожделенного напитка. 
Когда исключительный аромат, чуть пряный от белого перца и корицы (о, этот рецепт! Какого древнего года была та поваренная книга?) наполнил наши апартаменты, я позволила себе скромную улыбку. Дожаривая последний гренок, уже негромко напевала под нос какую-то импровизацию. Может быть, синоптики снова ошиблись и буря так и не разразится? На маленьком разносе как раз уместились блюдца с гренками, чашечки и медная турка… 
Едва ли не на цыпочках я прокралась в спальню и расположила сюрприз на круглом низеньком журнальном столике. Две декоративных подушечки вполне могли послужить сиденьями. Когда я с улыбкой оглядела предмет своего труда, решила, что он вполне готов и обернулась, чтобы разбудить спящего красавца, поняла, что сюрприза не выйдет. Из-под трепещущих полуприкрытых ресниц за мной следили внимательные ледяные глаза… И, по всей видимости, не спал он уже давно. 
− Доброе утро… − на языке так и вертелось «котенок», но я робела и не смогла себе позволить так его именовать. Как все-таки было хорошо, когда можно было отделываться «сама» и «Казекаге»! 
− Угу… Ты, я вижу, постаралась для того, чтобы оно таковым стало, − закинув руки за голову и не спеша вставать, он… любовался мной? Или это снова мое воображение? − Надо будет все-таки попросить Тен-Тен одолжить тебе один из ее костюмов. Она одна здесь прилично одевается...− пояснять подобную ремарку он явно не собирался. 
− Мой ничуть не хуже, − я сделала вид, что обиделась. − Тем более, боюсь, я не дотягиваю до нее по росту, ее одежда будет болтаться на мне, как на плохом манекене. А там, куда мы отправляемся дурновкусие, как и стиль «с чужого плеча» не в почете, − не удержалась я от того, чтобы не съязвить. 
− Оказывается, ты способна дерзить не только Казекаге, но и тому, кого любишь… − прищурился Гаара. 
− Удивительно, в самом деле! А тебя не смущает тот факт, что это одно и то же лицо? − парировала я. 
− Нисколько. Меня он даже радует, − в его способности шутить и даже смеяться, я не сомневалась никогда, но видеть его счастливую улыбку воочию… Словно наблюдаешь за цветением самого редкого в мире растения… Или любуешься рассветом, который никогда больше не повторится, ибо был для тебя первым и последним… И вытравленная каленым железом предательств боль в глазах лишь усиливает сладость его радостного смеха. 
Не успели мы приступить к завтраку, как Гаара насторожился, зачем-то глянул на дверь спальни и беспокойно передернул плечами. 
− Что-то случилось, сол… − «солнышко», хотела произнести я, однако меня невежливо перебил звонок в дверь. 
− Я думал… это только показалось, − Казекаге помрачнел. 
Пришлось вскакивать, торопливо одеваться, и бежать открывать. 
Белее мела, растерянный, растрепанный и без грима на пороге стоял Канкуро: 
− Суна… Матсури… − губы его тряслись, слова я скорее угадывала, чем слышала. Гром все-таки грянул… И теперь уж поздно надеяться, что непогода обойдет стороной… 
− Все ветры пустыни, да можешь ты толком сказать, что произошло?! − нервно воскликнула я, затягивая его в квартиру. Как он сюда-то дошел? Ноги деревянные! Наконец-то появился Гаара, на ходу застегивая ремни нагрудника: 
− Кан? − увидев, в каком состоянии брат, и без того бледнокожий, он и вовсе стал походить на простынь. Из горла вырвалось сдавленное: − Что? 
− Матсури… Утром… в госпитале… И Суна... − пролепетал старший, цепляясь за меня, чтобы не упасть самому. 
− Идем на кухню, − строго сказала я. − Ему нужно выпить чего-нибудь горячего и присесть. Новость, как видно, не из приятных. 
Усадив кукольника за стол, я быстро заварила очень крепкий чай, не пожалев сахара, грохнула на стол кружку, самую большую, какую нашла: 
− Пей. Живо! 
Мужчина послушно отхлебнул, частью пролив на себя. О, боги! Неужели это шиноби? Их ведь учат контролировать эмоции, разве не так? 
− Гаара… мы сейчас из него и двух связных слов не вытянем, а узнать, что все-таки произошло, нужно как можно скорее, я собираюсь прочесть его. Не возражаешь? − в такие сложные моменты я отчего-то становилась очень собранной, очень спокойной и бесконечно уверенной в правильности собственных действий. Но откуда это ощущение дежа-вю? 
Любимый только кивнул. Я погрузилась в Канкуро, будто в темную, мутную и до визга холодную воду. В сгущающейся тьме ни одной яркой рыбки, все хорошие воспоминания куда-то попрятались… Ах, вот и причина! Вздымая ил и песок, со дна поднимался черный, распластанный скат. И от него веяло такой дикой угрозой и страхом, что я попятилась. Но отступать все равно некуда, так что сейчас мы ухватим тебя, дикая скользкая тварь, и посмотрим… 
− Сакура, постой, ну куда же ты! − он, смеясь, ловит тонкое запястье любимой. На улице еще не слишком светло и довольно прохладно. Она любит тренироваться по утрам, пока еще никого нет, тихо и только начинают щебетать просыпающиеся птицы. Она любит этот воздух за воротами Конохи − щекочущий ноздри аромат дальней дороги и приключений. А он любит ее и готов ради этого даже на такие подвиги, как совместная тренировка в жуткую рань. 
− О, Господи! Что это?! − во вскрике розововолосой неподдельный ужас. Он не видит того, что видит она, потому что куноичи загораживает обзор. Одним движением он отталкивает Сакуру в сторону и, готовый ко всему, внимательно вглядывается вперед. 
Рывками. Преодолевая. Метр за Метром. Ползет. Окровавленное. Существо. Когда-то. Похожее. На. Человека. 
Кровь течет у существа отовсюду: из глаз, носа, рта… Сочится из ушей и из-под содранных ногтей рук… Позади него остается длинный темный след. Дорожная пыль сворачивается комочками, бурая, от пропитавшей ее влаги. На шее существа болтается залитый кровью и заляпанный грязью протектор, с трудом он различает на нем знакомый символ песочных часов. Символ Суны. 
Он бросается к израненному шиноби, и только приблизившись, понимает, что это… Боги! Это Матсури… Он хочет поднять куноичи на руки, но скользкое тело не поддается и… Она все еще пытается ползти, когда он оставляет свои бессмысленные старания. Воспаленные веки, обожженное лицо, пустые, полузакатившиеся глаза… Но она все еще пытается ползти… Какая сволочь могла с ней это сотворить? Сакура мгновенно оказывается рядом, зеленое сияние ее чакры охватывает раненую едва ли не с головы до ног… Матсури блюет кровью, готовая вывернуться наизнанку от мучительных спазмов… На секундочку, на миг, придя в себя, она, проталкивая грубый, словно песок родной пустыни, воздух сквозь ободранное горло, шепчет… 
− Казекаге-сама… Суна… в осаде… каге… сама… 
Отключившись от сознания Канкуро, я тупо уставилась в одну точку и даже не шевелилась. Увиденное потрясало своей жестокой нелепостью, неправильностью, несправедливостью, наконец. Это переворачивало с ног на голову все те планы, что мы понастроили. 
Кое-как справившись с собой, я повернулась к тревожно ожидающему моего ответа Гааре: 
− Суна в осаде… Матсури серьезно ранена. Сегодня утром ее нашли у ворот Конохи Сакура и Канкуро. Сейчас она в госпитале, по-видимому, пока без сознания. 
Против моих ожиданий, Казекаге отреагировал на удивление спокойно. Его лицо приняло выражение абсолютной бесстрастности, ровным тоном он поинтересовался у пустоты за моей спиной: 
− Когда они напали? Сразу после нашего ухода? Невозможно. Вчера? Тогда каким образом Матсури оказалась здесь так быстро? 
− Судя по тому, что я увидела, она сожгла себе легкие, загнала себя, пытаясь добраться в Коноху как можно скорее, − отвечать пришлось мне, поскольку пустота безгласна и безразлична ко всему. − И не только. Ей сильно досталось. Внешние повреждения незначительны… но это, пожалуй, не все. Мне надо увидеть ее. Тогда я скажу больше. 
− По-твоему она выживет? − безразлично до такой степени, что вопросительный знак здесь явно неуместен… 
− Обязательно. И я больше скажу − без моей помощи на этот раз. Это просто физический урон. Отлежится недельку-другую и будет как новенькая, − наигранная бодрость в моем голосе звучала скрежетливой фальшивой мажорной нотой в общем минорном хоре оркестра. 
− Ясно. Можешь сделать так, чтобы он пришел в себя? − кивок в сторону Канкуро. 
− Да, − меня передергивает от того, как был задан этот вопрос. 
− Так делай. Мне он нужен нормальный, а не в слезах и соплях безо всякого повода… Через пять минут, чтобы стоял на ногах. Мы идем в госпиталь, − с этими словами он развернулся и вышел, чтобы забрать из гостиной свою тыкву. 
Ошарашенная его поведением, которое кроме как отвратительным я и назвать-то не могла, я не сразу сообразила, что это он мне пять минут дал на все про все. С ума сойти… Как это он сказал-то… «безо всякого повода»? Ну и ну… Накрылся медным тазиком наш крестовый походик на гнездо разврата и тлена… Стоп. Пусть идет в свою Суну… Пусть вообще катится на все четыре стороны, черствая его душа! Я могу и одна пойти… В конце-концов я даже не песчаная… я из народа Пустых. И мне позарез необходимо разобраться в том, что происходит в моем доме. 
У палаты интенсивной терапии мы оказались не первыми. Шикамару, Темари и Ли, стараясь сохранять спокойствие, о чем-то беседовали. Я ожидала, что хоть здесь Гаара оттает и хотя бы обронит банальное: «Как она»? Но ничего такого не произошло. Вместо этого он поздоровался со всеми, отозвал в сторонку Нару и, ничуть не смущенный удивленными взглядами остальных, негромко спросил: 
− Твое мнение по поводу осады Селения, скрытого в Песке? 
Нара поджал губы, засунул руки поглубже в карманы брюк: 
− Похоже на то, как действует птица, пытаясь отвести угрозу от гнезда… После того как их план перехвата с треском провалился, они решили совершить отвлекающий маневр. Матсури дали уйти сознательно. Тот, кто это сделал, прекрасно рассчитал физические и моральные возможности именно этой куноичи. Тсунаде говорит, что ее внутренние органы чуть не превратили в кашу, плюс она повредила легкие… Но это все лечится. Хотя, если бы она принесла недобрую весть и умерла на твоих руках, как предполагалась, эффект, несомненно, был бы больший. 
− И что мне теперь делать, господин Стратег? − Сабаку-но привалился спиной к стене, по обыкновению сложив руки на груди. 
− Тут я тебе не советчик, − криво усмехнулся Шикамару. − Суна твоя деревня. И угроза вполне реальна. Осаждающие не блефуют… Хотя, кто знает… Если все это представление изначально было построено всего лишь на одном актере − Матсури, тогда… Однако если бы мне предложили сопоставить степень вреда Суне с тем, что исходит с базы «Окулюс», я бы поставил на последнюю. Последствия твоего решения − вот что сейчас важно. Думай сам. Не люблю взваливать на свои хрупкие плечи чужую ответственность, − хмыкнул джонин и подошел к нам. Гаара так и остался стоять в стороне. 
− Что слышно об ее состоянии? − хотелось смягчить неловкость, вызванную поведением голубоглазого, но я, увы, не знала, как это можно сделать. 
− Стабильно тяжелое, − ответила Темари. − Он думает возвращаться? − это она мне. 
− Не знаю. Скорее всего, да. Это же Суна… − я потерла виски, от напряжения заболела голова. 
− А ты? − своевременный вопрос, ничего не скажешь… 
− А я − нет, − что ж, рано или поздно мне пришлось бы и ему сказать о своем решении. 
− То есть как это «нет»? − вскинулся Казекаге, сверкая исподлобья ледяным взором. 
− Вот так. Важнее разорить гнездо, чем гоняться за притворяющейся птицей… Мы должны были выйти на «Окулюс» сегодняшним вечером. Если возникнет необходимость, я отправлюсь туда одна. План Шикамару, конечно, прекрасен, но там слишком много участников… А чем сложнее стратегия, тем больше шанс, что она провалится, − от кого я это слышу, Рю? А не ты ли недавно призывала оставить все как есть? Я. Но это было до того как… 
− Прекрасно, − ничего соответствующего этому слову в угрюмом тоне Казекаге не наблюдалось. − Только никуда ты не пойдешь, − он выдержал паузу, дав мне осмыслить его заявление. − И никто не пойдет, пока мы точно не узнаем, блефуют Пустые или нет. 
− И как ты предлагаешь это сделать? − подал голос старший Сабаку-но. 
− У нас есть один специалист влезать к людям в голову, вот пусть она этим и займется…− в его пронизывающем до мозга костей голосе я уловила тщательно скрываемое раздражение. 
− Как вежливо и трогательно вы просите, Казекаге-сама… Разве я могу отказать? − хотелось шипеть и раскачиваться, как кобра перед атакой. 
− Мне нужно уйти. Будут новости, − сообщишь, − бросил он, скрываясь за поворотом, из-за которого мы появились всего лишь несколько минут назад. 
− Что это с ним? − с сомнением глядя в ту сторону, куда ушел брат, спросила Темари. 
− Похоже, сильно переживает, − опередил меня с ответом Ли. − Гаара очень чувствительный, несмотря на свою песчаную броню… А то, что он так себя ведет − лишнее тому подтверждение. 
− А мне так не показалось, − поджала губы я. 
− Просто ты еще плохо его знаешь, − улыбнулся юноша в зеленом костюме. 
− Да уж, пожалуй, − я скрыла усмешку, опустив голову. Странно, порой мне кажется, что я − это он, но иногда… 
Открылась и закрылась дверь палаты. Тсунаде-сан поправила волосы, оглядела нас, нахмурилась: 
− А где Пустынный? Она пришла в сознание и хотела бы его видеть… 
− Тсунаде-сан, я прошу прощения, у него возникли неотложные дела, и… он не смог остаться, − выдавила я, чувствуя, как царапает горло это вынужденное объяснение. 
− Хм… И что бы это могло быть? Он давал какие-нибудь поручения кому-то из вас? − продолжила расспрашивать она. 
− Да. Просил, чтобы я разузнала, что именно случилось, − я поежилась под тяжелым взглядом Хокаге. 
− Просил? Скорее уж приказал… − хмыкнул Нара. 
− Что ж, думаю, Матсури это переживет. Постарайся не слишком усердствовать, Рю, − Тсунаде-сан отступила, пропуская меня в палату. 
− Обещаю не сделать ей хуже, − тихо сказала я, проскальзывая в дверь. 
Девушка лежала в кровати. Вокруг царила стерильная чистота. Ее темные волосы и обведенные страшными синими кругами карие глаза производили отчего-то неприятное ощущение. Меня передернуло. 
− Ты? − с отвращением выплюнула она, едва мы встретились взглядами. 
− Он хочет знать, что произошло. Мне нужно будет заглянуть в твой разум, чтобы картина была ясной, − торопливо, чтобы она не успела выставить меня отсюда одним своим словом, выпалила я. 
− Господи, ну почему все время ты? − простонала она, закрывая глаза. − Что в тебе такого? Ладно. Смотри и убирайся отсюда. 
− Спасибо, − прошептала я. 
− Не стоит благодарности, − буркнула она, отворачивая от меня лицо. 
Я села неподалеку на стул для посетителей и начала погружение. 
Продравшись сквозь липкую муть боли и неприятия, я вынырнула на поверхность внутри ее памяти. Хаос и тьма. Крики людей. Горящий песок под ногами… Нужно еще глубже, чтобы появилась структура… Чтобы я могла понять, где ее истинные воспоминания, а где − ложные. 
Их тройка возвращалась с патрулирования внешних границ, когда Матсури заметила, этого человека у тайного восточного прохода. У странника были темные прямые волосы до плеч и необычная одежда. Покрой такой интересный… И жилет похож на те, что носят джонины Конохи. Однако на шиноби он походил менее всего. Худой, походка разболтанная, будто у него плохо с координацией… Такой не может быть ниндзя. 
− Господин! − вежливо окликнула его она. Однако черноволосый и не думал оборачиваться. − Здесь нельзя находиться, это охраняемая территория. Пожалуйста, покиньте это место, − протокол. Главное − соблюсти протокол. И если он окажет сопротивление, то… 
Человек все-таки обернулся. Едва взглянув в эти страшные белесые глаза, глаза мертвой рыбы, Матсури поняла, что им придется туго. Песок под ногами странника вскипел, из-под земли показалось множество отвратительных голов… А потом полезли тела… Многоногие, многорукие, омерзительнейшие твари взбирались на скалы, закреплялись в них, выбрасывали какое-то подобие паутины, закрывая плотной завесой все входы и выходы из Суны. 
Человек засмеялся, и она с ужасом увидела, как падает, будто застигнутый страшным самумом в пустыне Аса-кун. Матсури схватилась за свое оружие, но так и не успела его применить… Ужасные глаза уставились на нее, впиваясь во взор куноичи наполненным смертоносным ядом осиным жалом. 
Ноги тут же по колено увязли в песке, руки не слушались. Она лишь открывала рот да моргала выброшенной на скалистый берег рыбой. Воздух куда-то делся, глаза застил кровавый туман… 
Осознала себя лишь когда оказалась в лесополосе, отделяющей два государства друг от друга. В голове вертелась только одна мысль − скорее добраться до Казекаге и сообщить ему, что… Что? Память услужливо отозвалась на неуверенное напряжение, подкинув пару картинок. 
Вот она пытается пробиться сквозь крупноячеистую сеть, сотканную этими тварями, но застревает и видит, как бегут, бегут к выходу отчаявшиеся люди, а их настигают… настигают… кто? Что? Вражеские шиноби? Животные? Лишь черные, размазанные в воздухе полосы перечеркивающие тела… и они падают, чтобы уже не подняться. 
Кое-как выпутавшись из сети, куноичи оглядывается в поисках врага, того самого черноволосого, но его нигде не видно. Не видно… Только шевелятся, сидя на скалах, гадины со многими конечностями… И снизу понятно, что даже если она и доберется до какой-то из них, то ничего не сможет сделать. Толстая черная чешуя посверкивает на солнце, жирные, сочащиеся ядом жвала жадно клацают, в ожидании глупой пищи, что посмеет подойти достаточно близко… 
Кошмар… Какой кошмар… Она делает несколько шагов, боль скручивает кишки в тугой узел, едва не разрывая тело пополам… Кровь… Что он с ней сделал? Ведь даже не прикоснулся… такой не может быть… шиноби? 
Еще чуть-чуть… нужно… ползти… еще… чуть-чуть… немного… Мацу-тян… пожалуйста, ну что… тебе… стоит… легкие… мои… не могу… больше… дышать… 
Он… никогда… не простит… тебя… Матсури… Никогда… если ты… не дойдешь… 
Я отсекла дальнейшее, отключившись от нее. 
Удивительно, как она смогла это. Ненормальная… Шикамару прав, он просто дал ей уйти. Твари на стенах − настоящие, но вот их сеть… К тому же специально взвинтил ей адреналин до предела, чтобы она сумела добраться сюда вовремя. Неудивительно, что так много повреждений… Но Матсури… Как тонко они все просчитали. И ее чувства к Казекаге, и ее преданность ему. И то, что он над ней трясется… Потому что так и есть. Чертов Нара… вот это мозги… Матсури, Матсури… Бедная несостоявшаяся наживка… 
− И что ты выяснила? − женское любопытство неистребимо. Даже на больничной койке. И тем более у куноичи… 
− Тобой воспользовались в своих интересах одни очень нехорошие люди. Повезло, что жива, − я наконец-то открыла глаза, встала. 
− Я ничего не почувствовала, − с недоверием проворчала Матсури. 
− И не должна была. Это не психофизическое воздействие, каким пользуются обычные ниндзя для считывания воспоминаний. Это… тоньше, − я помолчала, но на языке вертелся вопрос, который я могла задать только ей. − Он назвал это «безо всякого повода»… И первым делом поинтересовался у Нары, что он об этом думает. Я не могу понять, ведь он… ты для него не просто… Матсури. Ты… нечто большее, чем… даже друг… Но он не захотел зайти и… 
Куноичи Суны хрипло засмеялась, но скоро смолкла, утирая углом простыни кровавую пену, выступившую на губах: 
− Я всю жизнь восхищалась его холодной головой. Гаара-сама всегда и все делает как надо, а не так, как от него ждут. 
− Прости, тебе вредно перенапрягаться, − поднявшись со стула, я не удержалась и подошла к ее кровати. Холодная ладонь девушки показалась мне бескостной и липкой жабьей лапкой. Здорово ей все же досталось. Чернота обступила нас со всех сторон. Отрастить две трубки потолще, подсоединить вот к этому и сюда… Перенаправить потоки энергии. Секундное головокружение подсказало, что я действую верно. Закрыть шлюзы. Растворить каналы. Снова ощутить свет. И увидеть, как на бледные щеки возвращается краска… − Уверена, он знает, как ему с тобой повезло. Чуть позже... думаю, он придет. 
− Я не знаю, что ты со мной сделала, − Матсури несколько нервным жестом высвободила руку из моих ладоней, − но спасибо. Мне легче. 
− На здоровье, − я кивнула ей и вышла. 
− Ну что? − жадный до информации Нара уставился на меня исподлобья. 
− Мне сложно вот так сходу сказать, что там фальшивка, а что − нет. Надо подумать, − отрезала я. На самом деле нечего подсказывать Казекаге. Он должен сделать выбор и в отсутствие информации. Пусть это по-женски мстительно и мелочно с моей стороны, но… В наушнике я расслышала, как открывается и захлопывается дверь, голос Наруто: 
− О, Гаара… Не ожидал тебя так рано сегодня увидеть… 
− Мне нужна твоя помощь, брат… 
Я не дослушала и рассмеялась. Я уже знала, какими будут его следующие слова. Вот это наш Казекаге! Теперь я понимаю, почему именно он, а не Канкуро или Темари… Или кто-то другой вообще. Он не только самый сильный в Суне, он еще и голову использует по назначению. Советники недооценивают рыжего мальчишку, который путает им все карты. О! Как, в самом деле, страшно они его недооценивают. И… 
− Гаара, прости… Я… была не права, − слова легко уходят в эфир. В ответ − молчание. Он понял и принял извинения. Только вот ответных от него ждать не приходится. Сабаку-но все сделал правильно. Ему не за что извиняться. 
Договорившись встретиться через пару часов здесь же, у палаты Матсури, мы разошлись. Предварительно я сообщила им, что все остается в силе, кроме одного. Темари, Канкуро и Гаара возвращаются домой. А мы идем к «Окулюсу» без них, но зато с Наруто. Я отправилась было назад в квартиру Чоджи, но, вовремя вспомнив, что у меня-то ключей нет, повернула наугад на одну из извилистых улочек Конохи… Гаару разыскивать не было смысла, он был занят делами государственной важности. 
Через несколько минут меня догнал Ли: 
− Рю-сан! Рю-сан… не возражаешь против моей компании? − юноша ослепительно улыбнулся. 
− Нисколько. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? − фразы были дежурными, но для начала беседы сойдет и так. 
− Нет, спасибо. Мне сказали, что ты нас троих спасла. Это правда? − круглые блестящие черные глаза заглянули мне, казалось, в душу. 
− Правда. Только отчасти. Я просто поставила правильный диагноз, остальное доделали Тсунаде-сан, Ино и Сакура. Не считая прямого участия двоих из Суны, − сдержанно улыбнулась я. 
− Скромность украшает человека, так говорит Гай-сенсей, − юноша сделал паузу, обдумывая, что сказать далее. − Жаль, что такое случилось с Матсури… Девушки такие хрупкие существа… Я почему-то до сих пор думаю, что куноичи − неподходящая профессия для них.  
− Пожалуй, мои родители думали так же, потому я и стала архиватором, − кивнула я в подтверждение его слов. 
− Да? − безмерное удивление в его тоне заставило меня оторвать взгляд от земли и посмотреть на собеседника. 
− Да. Я и близко не стою к шиноби, − пожала плечами я, в очередной раз констатируя факт. 
− Хм… А твой протектор, одежда? Тем более мне сказали, что ты пришла с Гаарой и Канкуро… − он недоверчиво покачал головой. 
− О! Это маскировка. Как там… Один вид шиноби должен ввергать врага в ужас! − постаралась убедить его я. Юноша рассмеялся. Рядом с ним отчего-то возникало ощущение, будто тебе в лицо светит солнце, и от его лучей становится тепло всему телу. 
− Рю, смотри! Это наша экзаменационная арена… Когда Гаара на первом этапе в схватке уложил меня в больницу, сюда мы пришли с Гаем-сенсеем… Я тогда еще был на костылях. 
У меня внутри все оборвалось: 
− К-как уложил в больницу? − настал мой черед недоверчиво глядеть на темноволосого. 
− На экзаменах и не такое случается. Я зла на него никогда не держал. Хорошо, что не убил, а ведь мог… Меня Гай-сенсей спас… Зайдем? Сейчас тут тихо, нет никого… Но через месяц будет куча народу, ведь скоро второй этап этого полугодия. Было бы здорово, если бы вы к нам приехали… В этом году сдают Конохамару и Моэги. Многообещающие генины. Так и Гай-сенсей говорит.