предыдущая глава А потом она поднялась и, проскользнув мимо водопада, покинула пещеру, попутно коснувшись кончиками пальцев волос на его макушке. Оставив каплю крови, мгновенно затерявшуюся среди непослушных прядей.
«Люблю… Забавно. Сакура тоже это говорила. Как будто это могло меня тогда удержать. Глупышка… И столькие девушки после нее это говорили. Я ведь даже их лиц не помню…
Но, черт подери, какого хрена?! Ками-сама, что мне делать? Я совершенно запутался… Я могу положить отряд в одиночку, одним взглядом подчинить себе волю других… Но я даже не представляю, что мне делать с этой особой с когтями!! Что вообще со мной происходит?!
Ксо! Надо валить! Это уже слишком…»
Парень решительно направился к выходу, как вдруг на лоб стекло нечто липкое… Кровь Мизуки, открытая его собственным мечом… В голове зазвучали слова, сказанные накануне: «Ничто не должно омрачать сияния Прекрасной Луны…», «Ведь теперь я не одна?», «Я не нарушаю обещаний».
Быть рядом. Просто быть рядом, просто не нарушать данное обещание. Это несложно. Было до сих пор.
Мизуки сидела у источника, опустив руки в воду и наблюдая за тем, как затягиваются глубокие порезы на ладонях.
«И все-таки я это сказала… Зачем? Зачем я вообще все это делаю? Почему попросила остаться? Не лги сама себе, Мизуки, ты ведь действительно любишь его. Любишь эти антрацитовые глаза, еще темнее твоих собственных. Любишь эти растрепанные волосы, делающие его похожим на ворона. Любишь эту немногословность. Любишь уверенность его движений, прикосновения его рук. Любишь его лицо, лишенное улыбки. А как бы хотелось ее увидеть… Любишь этот голос, звенящий металлом, совсем как твои браслеты… Любишь. Давно ты не вспоминала это слово. Такое далекое для вас обоих, но такое теплое. Любишь… Да, Мизуки, черт возьми, ты любишь этого шаринганистого Учиху!».
Девушка откинулась на траву и легко рассмеялась. Для нее все встало на свои места. Все просто. Она, наконец, влюбилась.
Он так и уснул наверху, на скале возле водопада, где провалялся полночи. А проснулся от четкого осознания, что рядом кто-то есть, причем очень и очень близко.
Открыв глаза, парень увидел лицо Мизуки в нескольких миллиметрах от своего. Куноичи, как всегда, улыбалась, в глазах плясали чертики.
– Вставай, соня, завтрак ждет тебя, – сказала она и подала ему руку.
Было довольно рано. Тени длинными полотнами лежали на мокрой от росы траве. Саске стряхнул капли с рубашки.
Он тренировался в одиночестве. Еще задолго до полудня Мизуки испарилась в неизвестном направлении, вернувшись только под вечер. Отокаге сам себе удивлялся, ведь мог десять раз уйти, но остался. Хотя… он же пообещал сдержать слово…
Дело было сделано. Иглы послушно скрылись в рукаве кимоно, палочки-заколки вернулись в прическу. Оплату ей, как всегда, передаст посыльный. Все как всегда… Тихо, быстро, точно. Даже не верилось, что в прошлый раз ради успешного завершения задания ей потребовалось Канэ Татэ но дзюцу, чтобы защититься от преследователей.
Техника металлического щита. При ее использовании чакра шиноби до предела уплотняется под кожей, превращаясь в несокрушимый металл. Можно сконцентрировать чакру где угодно, даже в голове… Единственный минус – если тело недостаточно адаптировалось к технике, металл не рассеется, а будет выходить через кожу… Как в прошлый и все предыдущие разы. Печально, но у девушки еще не получалось «расслабить» чакру после использования Канэ Татэ.
Она смертельно устала. Скорее морально, чем физически. Но надо еще завернуть кое за чем в знакомую лавку. А уж потом можно и домой, к нему.
Девушка появилась так же внезапно, как и исчезла. Саске почему-то совершенно за нее не волновался, и их разговор по поводу ее отсутствия ограничился коротким:
– Задание? – Кивок.
Они поняли друг друга, предпочитая не задавать вопросов. Миссия шиноби – только его миссия. Расскажет, если сам захочет, а на нет и суда нет, как говорится.
Двое шиноби сидели за чаем, уже вошедшем в привычку по вечерам. Мизуки о чем-то говорила, Саске не особо вслушивался, но его эта болтовня умиротворяла, как шум водопада по соседству.
– Жаль, что ты не улыбаешься… – задумчиво протянула девушка. – Тебе наверняка идет улыбка.
– Все эти годы я прекрасно без нее обходился.
– Да? Но мне любопытно… – она вертела в руках сушеную веточку растения, снятую со стены. – А может… впрочем, неважно, – веточка легким движением руки отправилась в небольшой очажок под чайником.
Саске хмыкнул и поднес чашку к губам, как вдруг почувствовал какой-то сладковатый запах. Скользнув взглядом к очажку, он понял, в чем дело. Сгорая, трава распространяла вокруг беловатый дымок, который и был источником запаха. Парень недоуменно посмотрел на собеседницу. Та хитро улыбнулась:
– А сейчас я расскажу тебе одну занимательную историю, дорогой мой Саске. Жил-был деревянный самурай, – Отокаге почувствовал, как скулы непривычно сводит. – И решил он однажды утопиться, – уголки губ против воли поползли наверх, рот чуть приоткрылся, Саске не понимал, что с ним происходит, – пришел к озеру, прыгнул… и не утонул!!
Все. Это была последняя капля. Своды пещеры огласили раскаты смеха молодого человека. Смеяться совершенно не хотелось, но обладатель Шарингана ничего не мог с собой поделать. Смех рвался наружу, скулы уже откровенно болели…
– Ты… ахахххах!! Эта трава… хахаааа!! Это она… – новый приступ гомерического хохота.
Мизуки тоже смеялась, не понимая, что этому является причиной – трава или все-таки Саске, едва не катающийся по полу пещеры. Девушка собрала волю в кулак и продолжила издеваться:
– Идет как-то шиноби по лесу, и тут из кустов выскакивает старушка с катаной и говорит: «Что, шиноби, надругаться хочешь?!». Шиноби ей отвечает: «Что ты, Баа-чан, Аматэрасу с тобой, нет, конечно». А бабулька катану из руки в руку перекинула и говорит: «А ведь придется».
Не переставая уже откровенно ржать, Саске сгреб девушку в охапку и выкинул в озеро. Прямо сквозь водопад. Сотрясаясь от хохота, выплеснул чай в очаг и прыгнул следом. Холодная вода сделала свое дело: действие дыма прошло, и они перестали смеяться.
Парень вылез на берег и увидел уже сидящую там и трясущуюся от холода Мизуки. Девушка смотрела на него злобно-обиженным взглядом, не поднимая головы. Следующие события Саске наблюдал будто со стороны. Его губы растянулись в улыбке и поляну огласил новый взрыв смеха. Девушка недоуменно смотрела на него:
– Ты что, все еще «под травой»?
– Нет, Мизуки, видела бы ты себя сейчас, тоже бы посмеялась!
Киндзоку вскочила на ноги и, сжимая кулаки, решительно направилась к Учихе.
- Так ты все наврал! Не смеется он! Да у тебя же черный пояс по смеху, мерзавец!
С каждой ее репликой ему становилось все смешнее и смешнее. Она без труда повалила его на траву, но он и оттуда с легкостью блокировал ее атаки, не прекращая хохотать. Под конец засмеялась и она. Таким заразительным оказался смех Отокаге.
Но в мокрой одежде долго не посмеешься, Мизуки начала снова дрожать.
– Давай возвращаться, а то простудимся.
– Угу.
Девушка стояла посреди пещеры, обхватив предплечья руками и слегка вздрагивая.
– Мдаа… Ты, конечно, правильно сделал, что потушил очаг, но теперь ночью здесь будет холодно, – она обернулась, не услышав ответа. – Эй, ты где?
Сильные руки обхватили ее талию, прижимая спиной к широкой груди. Звеняще-бархатный голос над ухом обжигает дыханием:
– Позволь мне согреть тебя сегодня…
– Только сегодня? – улыбнулась девушка, пока с нее ловко стягивали футболку и белье.
Теплые губы коснулись холодной шеи, слегка покусывая гладкую кожу. Руки Саске переместились с талии выше, самыми кончиками пальцев проводя по груди ниже сосков. Мизуки шумно выдохнула. Прикосновение было легким, но ощущалось каждой клеточкой. Парень покрывал поцелуями ее плечи, постепенно возвращаясь к шее, поднимаясь выше, слегка пощипывая мочку уха. Киндзоку запрокинула голову на его плечо – поцелуи продолжили путь от уха до подбородка. Руки Учихи гуляли по животу, талии, лишь изредка и будто случайно задевая грудь. Но от этих «случайностей» ощущения становились еще более острыми, еще более яркими.
Саске так и не понял тогда, как все началось. Руки сами притянули девушку, а потом он уже был не в состоянии остановиться, слушая ее участившееся дыхание и тихие стоны. Но еще больше подстегивала странная разница в температуре их тел: его кожа горела, когда он прикасался к брюнетке, казалось, огненная чакра с минуты на минуту выйдет из-под контроля; Мизуки, напротив, все еще была холодной от воды, согреваясь только там, где они соприкасались.
– Мизуки… – руки беспорядочно скользят по упругому животу. – Мизуки… Что со мной происходит? Почему я себя не контролирую?..
– Потому что… - девушка поворачивает голову, он нетерпеливо ловит ее губы своими. – Потому что когда чувства настоящие, их не получается контролировать…
– Почему я не могу остановиться?..
– Потому что ты не хочешь.
Саске развернул девушку лицом к себе, не переставая целовать. Когда он немного отстранился, Мизуки неловко пошатнулась и коснулась обнаженной спиной холодной стены пещеры. Инстинктивно бросилась вперед, прижимаясь затвердевшими ледяными сосками к его груди. В голове взорвался микс из одновременных ощущений жара и холода. Знаменитый учиховский самоконтроль окончательно полетел к чертям.
Парень с тихим рыком прижал куноичи сильнее и двинулся в сторону комнаты, по пути избавляя себя и ее от тяжелой, мокрой одежды.
– Ты холодная…
– Я согреюсь…
И снова она лежит почти без возможности пошевелиться. Руки зажаты над головой, но его колени на этот раз не сжимают, а разводят ее бедра. Черные омуты глаз внимательно смотрят, словно фотографируя каждый изгиб, каждую впадинку и выпуклость ее тела. Свободная рука кончиками пальцев обводит округлость груди, а следом губы сжимают торчащий сосок. Он прикусывает его зубами, поглаживает языком, втягивает и отпускает, заставляя девушку выгибаться и учащенно дышать. Затем переключается на другой, придавливая большим пальцем прежний, ловя взгляд ее затуманенных страстью глаз…
Накрывает поцелуем ее губы, освобождая запястья и позволяя рукам скользить вниз от ее груди по талии и животу. Мизуки сразу же обвила руками его шею, зарывшись пальцами в угольно-черную шевелюру. А руки шиноби движутся ниже, обводя линию талии, слегка задерживаясь на животе, ненадолго возвращаясь к груди… И снова вниз…
Теплые, вездесущие ладони на ее теле… Мизуки обняла Саске, прижавшись запястьями к его спине. Звякнули в темноте браслеты и сразу замолкли, как осекается случайно перебивший кого-то человек. Но и этого короткого звука оказалось достаточно. Пара антрацитовых глаз внимательно смотрела ей в лицо:
- Мизуки, сними их… Я хочу остаться вдвоем с тобой.
Секунда – и металлические кольца соскользнули с рук девушки и затихли в темном углу. Осталось только одно, на правой руке:
– Это мой, я не могу его снять.
– Пусть остается… – шепот у самых ее губ перешел в поцелуй. Мучительно медленный, тягучий…
По телу волнами растекалось тепло, Саске наконец почувствовал нарастающий жар ее тела. «Моя, теперь только моя… Отныне и навсегда…»
Мягкие ладошки пробежались от его волос по затылку, плечам, груди, животу, вернулись к спине, слегка поцарапав. Стройные ноги обняли за талию. Намек был понят, инициатива подхвачена, как вдруг…
– Мизуки, ты еще…
– Я была слишком занята все это время, – улыбнулась брюнетка. – Иди сюда… – притянула ближе.
Тихий вскрик в комнате. Скорее от неожиданности, чем от боли. И шумное дыхание, постепенно перерастающее в стоны… Отдаленный шум водопада и шорох простыней. Обжигающие кожу прикосновения и холод позабытых браслетов где-то на полу.
Руки любимого подхватывают ее под талию и увлекают вверх. Бледная мускулистая спина прислоняется к темному камню стены. Девушка упирается руками в его плечи и слегка прогибается назад.
– Сасске… – шепот рассыпается по комнате рисовыми зернышками.
– Громче… – проводит носом между грудей, тянется к шее.
– Саске!.. – наклоняется к нему, подставляя шею для поцелуев, ускоряя движение.
– Еще громче… – хищно улыбается, прикусывая ключицу. Куноичи чуть отстраняется, ловит в поцелуй его губы, впивается, как в последний раз. Еще несколько толчков…
– САСКЕ!!! – накрыло с головой, без права выплыть самостоятельно.
Он слегка наклонился, опуская ее обратно на футон, ложась рядом, укрывая их обоих.
Парень прижал Мизуки спиной к своей груди, легко поцеловал в шею.
– Спи, любимая. Я понял, наконец, что со мной происходит.
А впереди еще целая ночь, и целый день, и целая жизнь… Тускло светится металлический браслет на девичьей руке. Только один.
Глаза резко распахнулись, взгляд уперся в нечто темное и волнистое… Саске приподнялся на локтях, разобравшись, что лежит лицом в волосах Мизуки. Девушка спала на животе, уткнувшись в подушку. Волосы за ночь высохли и завились мелкими локонами, одеяло сползло до талии, полностью открывая спину, еле заметно поднимавшуюся в такт дыханию. Парень смотрел на все это и левой пяткой чувствовал, как его собственный… ЕГО взгляд… теплеет.
Осторожно, чтобы не разбудить, откинул волосы со спины куноичи. Вверху справа на ее коже красовалась татуировка. То самое темное пятно, которое ему прежде не удалось разглядеть. Причудливо извивающийся восточный дракон, искусно выполненный мастером… Каждая чешуйка, каждый коготь на своем месте, удивительная четкость. Как же больно ей, наверное, было… Казалось, еще немного, и раскрытая пасть сомкнется, стоит только поднести руку.
Саске любовался «картиной», запечатлевая в памяти каждый миллиметр, как вдруг нашел среди чешуек дракона сюрприз - хитро спрятанные среди них кандзи. Всего три. Собрав в кучку свои познания в каллиграфии, шиноби вгляделся в переплетения черточек и точек… «Человек»… «Темнота»… «Убивать»… А все вместе – «профессиональный убийца».
– Значит, убийца… – он не заметил, как произнес эти слова вслух.
Дракон зашевелился: проснувшаяся Мизуки поднималась. Сначала поднялись лопатки, склоненная голова с лицом, скрытым каскадом волос. Только сев, девушка откинула вбок непослушные пряди и сверху вниз посмотрела на обладателя Шарингана:
– Добрался-таки… Ну да, убийца, но не такая, как твои шиноби…
