Как только парень вышел из маленькой квартиры девушки, в которой он чувствовал себя словно в добровольном плену, тысяча мыслей тайфуном атаковала воспаленный мозг. Он – убийца, он подвергает опасности Сакуру, продолжая эти бесплодные встречи, приносящие только боль. Он пользуется ей, выпивает, как алкогольный напиток, чувствуя приятную, обжигающую, расслабляющую горечь, которая медленно разливается по всему телу, наполняя свинцом руки и ноги, затуманивает рассудок, отключает совесть.
Надо выбирать: либо она, либо его возможность узнать прошлое. Он просто не может быть с ней, оставаясь убийцей и зная, что Харуно все известно о его деятельности.
Он знал, что надо вновь идти к ненавистному кирпичному зданию, и знал, что если хочет и дальше быть с Сакурой, надо бросить все это, но он не решался. Просто не понимал, что выбрать. Везде был подвох.
Если он останется с Сакурой, то рано или поздно разочаруется в ней. Он изучит её вдоль и попрек, а потом будет опустошение. Если он продолжит заниматься беззаконием в ожидании, когда же ему откроют его прошлое, то в итоге сам потеряет себя.
От Орочимару просто так не уйдешь. К тому же, без денег в этом мире ничего не сможешь сделать. Надо было что-то срочно решать, но он понятия не имел, что. Стальные цепи опутали его со всех сторон, и он не знал, как выбраться из всего этого.
«Пошло все к черту», - безразлично и устало подумал он. Его жизнь превратилась в бесконечный замкнутый круг. И смысла в ней не было. Надо просто бросить все и начать как-то все сначала.
Опостылевшие шумные улицы, полные людей, вызывали головную боль. Надоел этот огромный город, надоели люди в нем, надоела сама жизнь. Надоело отчаянно цепляться за что-то, воскрешать в голове знакомые и желанные образы, думать об одном и том же.
Он ведь прекрасно понимает, что никогда не узнает свое прошлое, что не любит Сакуру, что его жизнь безнадежна и в глубине души плотно засела мысль о самоубийстве. Сейчас это казалось единственным выходом из положения.
Шумная улица заглушала собственные мысли. Взгляд отчаянно бродил по толпе, надеясь отыскать в этом потоке хоть что-то, доказывающее, что его жизнь не бессмысленна. Но ничего не было. Были только не замечающие его лица, неосязаемые фигуры, беспрерывный серый поток.
Саске чувствовал, как душа опустела и что-то внутри мгновенно встрепенулось, закричало и очистило сердце от прочих чувств. Осталось всего лишь одно желание, озвучить которое парень себе не позволял и потому сейчас отчаянно искал глазами опору.
Он все шел, рассматривая окрестности и прохожих, чувствовал, как задыхается от спертого воздуха, пропитанного этим огромным мегаполисом. А ноги все продолжали его нести вперед, подальше от этого места, туда, где притаилось его возможное счастье.
Он не хотел умирать. Покончить жизнь самоубийством не казалось ему дикостью, но все же умирать он не хотел. Он примет это желание и смирится с ним только тогда, когда поймет, что надежда – этот последний спасательный круг – навсегда утеряна. И, может быть тогда, обезумев от одиночества и своей никчемности, он напьется таблеток или бросится под поезд – значения не имеет.
Он не раз искал смерть. И не раз от неё отказывался. Не раз чувствовал почти чистую радость, что-то наподобие эйфории, когда подходил к краю платформы и представлял, как все закончится. Но умереть по-настоящему он так и не решался. Чувствовал, что есть в его жизни что-то, ради чего стоит жить.
В памяти всплыл туманный образ женщины из сквера. В ярких красках предстала перед мысленным взором их встреча. Её серая сутулая фигура, проскользнувшая тихо и почти незаметно мимо него. И его внутренний голос, взорвавшийся с огромной силой и почти кричащий одно единственное слово - «мама».
Он знал, что, может быть, эта встреча была случайностью, и знал, что точно так же эта встреча, возможно, была судьбоносной. Сейчас он не мог в один миг отвергнуть эти мысли, прогнать образы. В глубине души он прекрасно понимал, что эта женщина – его мать. По крайней мере, он просто поверил внутреннему голосу.
И чем больше он думал об этой маленькой фигуре из сквера, тем больше он себя ненавидел за то, чем занимается, и тем больше испытывал к себе отвращение, когда понимал, что бросить все это в один миг он просто не в силах.
Есть та маленькая, уже довольно постаревшая, но почему-то все такая же мягкая, какой воспроизвела её память, женщина. И есть он – преступник, холодный, потерявший себя человек. И он просто никак не мог представить себя сыном той, которую увидел в сквере.
Как вообще у такого, как он, может быть такая мать?
И все же, когда Саске думал о той женщине, на душе становилось теплее и сердце как-то по-другому, тихо и мягко, билось. И тянуло его неумолимо к той маленькой фигурке.
Но, даже если она действительно его мать, встретит ли он её еще раз? Сможет ли остановить её, заглянуть в её глаза и по реакции все понять. А если она не его мать? Если сердце ошиблось, и он, увидев вновь ту женщину, поймет, что она ему чужая, что тогда? Он разочаруется в жизни еще больше.
Но надо было жить, а не существовать. Он уже стал похож на старый запыленный шкаф, дверцы которого жалобно скрипят от нечастых прикосновений хозяев и в котором хранят не нужный никому хлам. Надо было жить. И что-то решать.
Порвать ту ненужную, мучительную связь, чтобы потом не сделать еще больнее и себе, и Сакуре. Уйти от Орочимару, просто убежать, забрав деньги. А потом… А потом разыскать каким-то образом мать. Или начать новую жизнь, с чистого листа, где-то на Окинаве. Или даже за границей.
Этот вариант, несмотря на все его изъяны, был самым лучшим, и Саске, как в спасательный круг в безграничном океане, в него крепко вцепился. Да, потом будет больно, и память о Сакуре и матери будет еще долго жить в душе, а сердце еще долгое время будет грызть совесть из-за совершенных поступков. Но другого выхода не было. Пусть ему будет больно, зато будет лучше другим.
Но тут же непрошенные мысли прервали идиллию. Он не сможет отсюда уехать без документов. Он даже не знает, есть ли у него паспорт, существует ли он вообще?
Саске окинул печальным взглядом толпу, посмотрел на тяжелое небо, заваленное свинцовыми облаками, и ощутил небывало облегчение. У него есть план действий, он точно знает, чем будет заниматься. Все остальное не имеет значения. Как-нибудь выкрутится.
«Не любит», - крутилась в голове надоевшая мысль. Сакура уже несколько минут тряслась в сонном вагоне поезда, вспоминая минувшую ночь.
Он – убийца. На её глазах уничтожил пятерых человек, оборвал глухим звуком выстрела пять жизней. Зачем? Неужели ради неё, неужели ради того, чтобы она жила? Да, те парни не ангелы, но убить так безжалостно, с таким холодным выражением лица – у неё в голове все это не укладывалось.
Убийца. Он отнимает жизни, причем делает это незаконно. Один бог знает, что он делал в это время на улице, где она живет.
Но эту правду надо было как-то принять, как-то оправдать в своих глазах его, как-то дальше его любить. Несомненно, ей безразлично, сколько жизней он забрал, она все еще любит его, несмотря ни на что, но это его «занятие» теперь усложняло все.
Раньше она просто думала, что он одинок так же, как она, что у него не очень приятное прошлое, которое не хочется вспоминать. Она и подумать не могла, что он убийца, преступник.
Все произошло мгновенно и быстро, как в любой сказке. Слишком быстро он спас её жизнь, слишком быстро она влюбилась, слишком быстро узнала его тайну, слишком быстро стало как-то пусто между ними. И эта её любовь – безнадежная и глупая – стала вмиг какой-то другой. Взрослей, печальней, приносящей больше боли и, что самое страшное, безответной. Он – убийца, как он мог ответить на её чувства?
Голова тяжелела от мыслей. Все эти недавние образы, разговор – все скапливалось в один комок, разрасталось и давило на душу. Какой-то непонятный загадочный осадок образовался на сердце, что-то исчезло внутри, словно какой-то простой механизм вмиг перестроился и стал работать совершенно в другом порядке, совершенно иначе, совершенно по-новому.
Другими стали не только её чувства – она сама вмиг поменялась. Сакура поняла, что в жизни не все так просто, что она жестока, ужасно несправедлива. Сейчас жизнь представлялась чьей-то очень хорошо продуманной шуткой, кем-то очень тщательно спроецированным лабиринтом, выход из которого не каждому удается найти. Внутри что-то надломилось, треснуло и стало кровоточить. Сердце не унималось от ноющей боли.
Саске из мира её фантазий и Саске из реальности сильно отличались друг от друга. Первый был сильным, независимым юношей с душой, которая постоянно болит от чего-то, и таинственным прошлым. А второй – безжалостным убийцей, который занимался беззакониями ради своей выгоды. Эти два образа девушка никак не могла связать вместе и, не отдавая себе отчета, любила именно того Саске, образ которого сама создала. Она любила в нем молчаливость, решительность, резкость, взгляд, полный боли, туманный и бесчувственный. Любила его таинственность и была бы рада любить такого Саске и дальше, но теперь перед ней открылась новая его сторона. Он – убийца.
Сакура не могла понять, как можно и дальше продолжать любить человека, который забирает жизни, поэтому изо всех сил старалась отогнать от себя эту мысль, забыть о ней, вновь мечтать и верить в того принца, который внезапно появился в её жизни. Но это не получалось сделать.
Боль сковывала душу при одной мысли о том, что он обрывает жизни. Она влюбилась в человека, по которому плачет тюрьма. И она совершенно его не боится, а даже наоборот, чувствует рядом с ним себя полностью защищенной. Сейчас ей казалось это неправильным.
В ушах глухо грохотал по рельсам поезд, качал сонный вагон изо всей силы, словно стараясь разбудить каждого. Сакура под шумные звуки транспорта пыталась оправдать свою любовь в собственных глазах, силилась понять Саске.
У него должна быть причина, обязано быть какое-то объяснение. Из того разговора Сакура поняла только то, что он вопреки своей воле занимается этим и хочет узнать о своем прошлом. Но эти причины казались туманными, непонятными ей. Она представила себя на его месте. Что бы она делала, если бы очнулась в незнакомом ей месте и услышала о себе, что занимается убийствами? Поверила бы она? Невозможно представить, пока действительно не побываешь на его месте.
Поезд с режущим слух звуком резко остановился, открылись двери и приятный голос известил название станции. Сакура словно проснулась от громкого шума, вздрогнула и встала с места, покидая метро.
Надо перестать думать о непонятном и неизвестном ей. Она, несомненно, еще выведает всю правду у Саске, а сейчас надо подумать о работе.
После проведенной вместе ночи Харуно ясно поняла, что ей надо найти работу, чтобы показать ему, что она может быть самостоятельной. Не важно где, главное – найти.
Девушка неторопливо брела по тротуару, внимательно разглядывая витрины уютных магазинчиков. Какими теплыми и домашними казались их светлые помещения по сравнению с этой холодной безразличной улицей, полной шума разговоров и машин.
Сакура не обращала ни на кого внимания, её взгляд неторопливо скользил по витринам, она всматривалась внутрь, наблюдая, как молоденькие продавщицы с улыбкой на лице обслуживают посетителей, и ей казалось, что она далека от всего этого – от этой радости, от этого тепла и почти домашнего уюта. Устроиться работать в один из этих теплых приятных магазинчиков казалось ей невозможным. Разве может девушка с потухшим взглядом, постоянно думающая о своем возлюбленном и его прошлом, считающая каждую копейку, работать в этом почти что раю?
Сакуре казалось все это невозможным и неосуществимым, как снег в середине июля. Снег. Он уже скоро должен пойти.
Харуно остановилась и подняла глаза к небу, которое словно разрывали небоскребы. Свинцовые тучи тяжелым полотном висели над городом и как будто томились непонятным ожиданием. Сакура почувствовала, как на душе стало еще тяжелее и тело окутала невидимая пелена пронзающего холода. Девушка опустила взгляд, потерла ладони друг о друга и, ежась от холода, побрела дальше сквозь поток толпы, которая, словно быстроходная река, куда-то уносила её, пыталась утопить, сбить с пути. Она уже не смотрела в витрины магазинов, потому что не хотела видеть недоступное ей счастье.
Её счастье сейчас ходит неизвестно где и, может быть, думает о чем-то тяжелом и неприятном. Её особенное, приносящее вместе с радостью боль и оставляющее на душе приторный осадок, разбавленный чем-то горьким и неприятным. Её своеобразное, родное и любимое счастье.
«Я люблю его, несмотря ни на что», - пронеслось в голове, и губы тронула мягкая улыбка. Все-таки приятно знать, что под этим небом ты не одна и что есть тот, кто может наполнить сердце теплом. А остальное все неважно, остальное можно пережить.
Сакура не заметила, как перестала смотреть под ноги и случайно столкнулась с женщиной, которая бережно сжимала в руках букет из восьми белых лилий. Цветки выпали из рук, а Сакура вздрогнула и покраснела, виновато уставившись на женщину.
- Извините, - прошептала Харуно и, наклонившись, стала подбирать с асфальта цветы, белые лепестки которых испачкались и потемнели. Девушка собрала все восемь цветков и, краснея, передала букет обратно в руки женщине, виновато смотря в её лицо. Оно было бледным, черные глаза грустно смотрели на Сакуру, и девушка ясно увидела в них, как в зеркале, свое отражение. Холодок пробежал по спине, Харуно вздрогнула, и в памяти почему-то сразу всплыло лицо Саске. Такие же глаза, тонкие черты лица, плотно сжатые губы. Харуно не сразу сообразила, что Саске и эта женщина подозрительно похожи друг на друга.
- Спасибо, - послышался тихий голос, пропитанный горечью, а затем женщина сдвинулась с места и скрылась в толпе.
Сакура не могла пошевелиться. Она судорожно сжимала руки и не могла понять, отчего сердце так сжалось и словно покрылось инеем. Жгучая, убивающая боль охватила душу. В голове стали крутиться непонятные мысли и всплывать невиданные образы. Белые лилии, восемь цветков, четное число, похороны, мокрый запах дождя… Эта женщина несла цветы, очевидно, на чью-то могилу.
Харуно не могла понять, отчего пришла в такое смятение, почему она не может пошевелиться, а перед глазами крутятся восемь белоснежных цветков. Без запаха, словно безжизненные, мертвые, ненужные.
Тусклое лицо врезалось в память и постоянно мелькало перед глазами. Пустые черные глаза, бледная кожа в мелких морщинках. Она и Саске сильно похожи.
Сакура обернулась, пристально вгляделась в толпу, желая увидеть фигуру той женщины, но ее уже не было. Харуно вздохнула, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. Это все наверняка плод ее воображения. К тому же, какое дело до этой женщины? Саске – убийца, разве может быть у него мать?
«Конечно, может, что за глупости?» - всплыла в голове непрошенная мысль. У каждого есть мать. И, может быть, родительница Саске такая угрюмая, невзрачная, словно тень, потому что Саске занимается беспределом? К тому же, Сакура не знает, где проводит свое время парень, с кем он общается, что делает. Ведь он мог ей солгать тогда, что он одинок и что не помнит ни свою семью, ни свое прошлое.
Девушка помотала головой, желая отогнать нежеланные думы, и продолжила путь дальше. Саске не мог ей лгать, такими вещами не шутят.
Работа. Ей, прежде всего, нужно было найти работу, потом можно будет подумать об остальном. Но только что случившееся отстранило все остальные образы. Сакура проходила мимо магазинов и кафе, просто не замечая ничего вокруг. Мысли сбились в кучу, и девушка не могла сосредоточиться на чем-то одном.
Возможно ли, что она его мать? Больше всего на свете сейчас Харуно жаждала узнать ответ на интересующий её вопрос. Она и сама не понимала, почему ей так важно знать, является ли эта женщина матерью человека, в которого она влюблена. Не может быть, чтобы он был настолько важен ей, так значителен для неё.
Пальцы медленно и неосознанно сжались в кулак. А что, если та незнакомка действительно его мать? Что будет тогда? Ведь если он узнает об этой женщине, забудет о ней.
Сакура стиснула зубы. Да, она всегда втайне догадывалась, что будь на её месте в ту злосчастную ночь на вокзале кто-то другой, они, может быть, и не встретились бы. Харуно всегда чувствовала особую одурманивающую атмосферу, когда его руки касались её. Словно он высасывал из неё все силы, именно поэтому она не могла не подчиняться ему. Может, это называется любовью? Может, так, по-особенному, по-своему, он любит её?
Любит? А разве он действительно испытывает к ней хоть какие-то чувства? И чем вызвано его желание защищать её от всего? Почему тогда судьба постоянно сводит их вместе?
«Это все слишком сложно», - подумала Сакура, печально окидывая взглядом толпу.
И вновь промозглая атмосфера этого несчастного здания. Темный коридор, металлическая лестница, ведущая в ад… Саске глубоко вздохнул, подумав, что его шаги так сильно стучат в последний раз. Он твердо решил бросить это все, а что будет дальше, совсем не важно.
Ему только нужно было забрать вещи и деньги. Можно даже вещи оставить, главное – деньги, ведь сейчас без этих бумажек нельзя никуда сунуться. Парень очутился на третьем этаже и с почти счастливой мыслью подумал, что вот скоро уже все будет кончено. Он быстро двинулся вдоль коридора, озираясь по сторонам в поисках комнаты, в которой он хранил все свои ценности. У каждого, кто работал на Орочимару, была такая комната. Кто-то даже жил там.
Саске открыл скрипучую дверь, которая, возмущенно простонав, захлопнулась за ним, и сразу же кинулся к ветхому старому шкафу, неизвестно где найденному. Он открыл отваливающиеся дверцы и стал с молниеносной скоростью перебирать вещи. В глубине лежала обычная спортивная сумка, совсем неприметная, доверху набитая деньгами… Саске мгновенно схватил её, кое-как застегнул и стремительно очутился у двери. Опасность и возможность того, что его в любой момент могут поймать, только подхлестывала его азарт, он почти с упоением представлял, как будет зол Орочимару, когда и завтра, и послезавтра не будет наблюдать его присутствия.
Стараясь, чтобы дверь не скрипела, Саске вышел из комнаты и быстро бросился прочь, чувствуя, как с каждым шагом в душе появляется легкость, спокойствие, умиротворение, почти счастье.
Вот и лестница. Осталось преодолеть несколько десятков ступенек – и он у долгожданной цели. Воровато оглянувшись по сторонам, парень двинулся вперед, перепрыгивая через две ступеньки, ощущая легкость во всем теле. Он свободен, наконец, свободен, остальное не важно!
Но только он открыл дверь желанной свободы, как яркий свет загородила мужская фигура. Саске резко остановился, хмуро глядя на препятствие.
Кабуто удивленно оглядывал парня сквозь стекла очков, и постепенно его губы все шире растягивались в злой ухмылке. Саске молча стоял и наблюдал за ненавистным ему человеком, чувствуя как внутри вскипает гнев и раздражение. Парень до боли сжал пальцы в кулаки, стараясь не задушить мужчину.
- Ты был у господина Орочимару? – спросил Кабуто, оглядывая Саске.
Он ничего не ответил, пожал плечами и ринулся вперед, отодвигая локтем своего оппонента. Никто не может ему помешать, тем более, эта ручная крыса. Долгожданный свежий воздух, желанная свобода. Весь мир у его ног, он мог идти, куда хочет, делать, что хочет.
Саске быстро зашагал прочь от здания, не обращая никакого внимания на возгласы очкарика. Он наверняка уже все понял, пусть теперь бежит и докладывает Орочимару, пусть теперь он пошлет следить за ним. Пусть, завтра он уже будет далеко. Неважно, есть ли у тебя паспорт или нет – когда есть деньги, значит, можно все.
Он уходил все дальше, утопая в звуках шумного города. Здание давно скрылось за поворотом, чтобы потом еще раз появиться у него перед глазами…
Орочимару нервно мерил шагами комнату, кипя от гнева. Кабуто с невозмутимым видом стоял в углу, не двигаясь, чтобы не разозлить своего господина еще больше.
- Куда он уходил? – наконец, прервал тишину дрожащий от ярости голос мужчины.
- Не знаю. Он был с сумкой. В ней наверняка были деньги.
- Почему ты не остановил его? – гаркнул на всю комнату Орочимару, пытаясь держать себя в руках.
- Я подумал, что… - глаза Якуши забегали, он не знал, что еще сказать.
- Ты не обязан думать! – яростно прокричал мужчина. – Ты должен выполнять мои приказы! Ты должен найти его! Пошли кого-нибудь. Пусть обчистят город, пусть найдут, пусть приведут! Куда он все время ходит?!
Кабуто загадочно ухмыльнулся, пока Орочимару продолжал яростно разглагольствовать. Он-то уж точно знал, что Саске уходит, как только увидел его сияющее лицо. Но не стал ничего предпринимать, потому что ему показалось забавной эта ситуация. Саске найдут, приведут к Орочимару, может даже вновь обчистят голову. Все это казалось премилой, по его мнению, игрой.
- От меня еще никто так просто не уходил, - пробурчал мужчина, с силой сжимая руки в кулаки.
«Не получится», - крутилось в голове. Саске совсем пал духом.
Как он мог быть таким наивным? Он от многого зависим, получить долгожданную свободу просто невозможно. Всякий раз, когда он готов был освободиться от оков, сжимающих его, он начинал думать, что без этих оков будет еще труднее, чем прежде.
Он не сможет жить просто так, ни за что не держась. Ему нужен кто-то, в кого он должен вцепиться. И от сознания этого ненависть к себе возрастала.
Да, он себя ненавидел. Ненавидел за то, что ему нужна Сакура, чтобы только почувствовать неизведанное тепло, ненавидел за то, что колеблется. Просто ненавидел за то, что существует.
Но зачем он тогда снова здесь? Стоит возле её дома в нерешительности. Пришел сюда, чтобы вновь ощутить её особенное тепло, чтобы почувствовать себя нужным? Она уже наверняка дома, смотрит в окно на мрачное черное небо, в окнах тускло горит теплый свет. Теплый, мягкий, но совершенно не для него.
Он, наконец, нашел в себе силы сдвинуться с места. Внутренняя боль разъедала изнутри, но он шел, потому что хотел очнуться в тепле, потому что ему нужно было быть с ней. Потому что он нуждался в её чувствах.
Ненависть с каждым новым шагом сильнее горела в нем, совесть сгрызала остатки души, но он шел. Ему просто необходимо её тепло.
Шаги звонким эхом ударялись о стены, оглушительно давя на уши. Ступенька за ступенькой неотвратимо приближали его к самой большой ошибке в жизни, к нелепости, к искушению. Ведь не зря запретный плод сладок.
В последний раз увидеть её, коснуться её, получить незабываемое тепло, а потом уйти навсегда из её жизни. Да, так будет лучше.
И вот, наконец, заветная дверь, которая вскоре сломает все преграды. Руки немного подрагивают, сжимая ручки сумки, до отвала набитой деньгами. Нервно разнесся в тишине подъезда хриплый звонок в дверь. За той стеной послышались глухие осторожные шаги, а потом замок щелкнул, и дверь, пискнув, отворилась.
Она стояла, сжимая в пальцах ручку двери, удивленно и одновременно счастливо разглядывая лицо любимого человека. Он пришел, не оставил её одну. Если бы она только знала, что завтра они расстанутся с ним, возможно, навсегда!
Слова терялись в головах обоих. Банальное «привет» звучало нелепо, молчание казалось еще глупее. Наконец, Сакура с трудом расслабила пальцы, сжимающие ручку двери, и отошла в сторону, пропуская Саске внутрь. Парень молча вошел, услышав, как позади него возмущенно прохныкала дверь, резко щелкнул замок, и подумал, что вот сейчас все будет кончено.
Харуно остановилась перед Саске, заглядывая в его глаза, не понимая, почему он стоит без движений, сжимая в руках спортивную сумку. Она хотела бы ему многое сказать, но сейчас слова просто не были нужны. Они были лишними.
Пальцы, крепко держащие ручки сумки, разжались, с глухим шумом предмет рухнул на пол. И этот звук положил начало добровольной боли обоих. Саске крепко схватил руками талию девушки. Привлек её тело к себе, заточив, словно в оковы, из которых невозможно было освободиться; он обнял её, ощущая, как нежно трепещет все её существо.
Сакура вновь закрыла глаза, ощущая, как особенный запах любимого тела проникает в легкие. Его сильные руки крепко, словно цепями, опутали её спину, лишив всякого желания существовать по отдельности, без него. Если бы так стоять вечно! За один только этот миг она готова была отдать все на свете, даже продать душу дьяволу.
Угрызений совести не было, не было голоса разума, отчаянного кричащего, что пора прекратить эту игру. Было только ощущение другой, безмерно теплой и любящей души, души, которой он нужен, которая ему нужна.
Он наклонился к её плечу, чувствуя, как нежные волосы щекочут щеку. Трепет её тела, любовь в её движениях – все это наполняло воздух особой, уже знакомой, но до сих пор непривычной атмосферой.
Сакура вся трепетала, словно осенний лист на ветру. Сердце внутри билось в каком-то немыслимом танце, мука овладела душой, девушка просто не знала, что сделать, чтобы унять это бешеное желание рассыпаться, исчезнуть, перестать существовать просто так, без него.
Сакура открыла рот, пытаясь поймать частички воздуха, которым сейчас дышал он, едва касаясь своим лицом её щеки. Она отчаянно зашевелила губами, пытаясь что-нибудь прошептать, но внутри что-то мешало. Ни к чему разрушать это волшебство пустыми словами, которые спустя мгновение превратятся в тишину.
Наконец они нашли в себе силы разомкнуть объятья. Глотку обоих сдавил странный спазм, воздух стал тяжелым, словно в тумане. Они перестали существовать, просто пытались продолжать отчаянные попытки дышать, чтобы видеть друг друга.
Они не помнили, как очутились в спальне. Возможно, Харуно взяла его за руку и потянула за собой, возможно, они молча прошли в эту темную маленькую комнату – это все было не важно.
Холодный, стальной, блеклый свет Луны проникал в комнату без света сквозь полупрозрачные занавески, придавая каждому предмету в комнате совсем иное очертание. Все обратилось в темноту, освещенную с одной стороны холодным свинцовым светом ночного светила, а с другой – превращающуюся во мрак.
Мягкое покрывало постели приятно щекотало кожу сквозь ткань тонкой рубашки. Теплота, почти домашний уют наполнили воздух, превратив все происходящее в этой комнате в особое таинство, притягательную неизвестность. Сакура изредка приоткрывала губы, пытаясь поймать частички кислорода, которого так сейчас не хватало. Все наполнилось другой, незнакомой, но приятной атмосферой.
Он отчаянно, почти до боли, сжимал её тело в объятьях, чувствуя, что внутри что-то разрывает плоть. Быть может, это опять были угрызения совести. Хотя, сейчас его это волновало меньше всего.
Он смотрел на нее томным, непонятным взглядом. Смотрел на ее лицо, на котором изобразилось удовольствие, смешанное с непонятной мукой. Такое странное сочетание – когда веки плотно сжаты, почти до боли нахмурены брови, а на губах играет едва заметная блаженная улыбка.
Сакура отчаянно сжимала в руках ткань его свитера, словно держась за этот клочок ткани, она могла хоть как-то уменьшить свою боль.
Саске медленно склонил голову к лицу девушки, нежно накрыл её губы своими устами и, закрыв глаза, ласково и трепетно углубил поцелуй. Сакура неловко отвечала на его прикосновения, чувствуя тепло.
Его руки бродили по её телу, лаская каждую частичку её существа. Сакура дрожала, словно осенний лист на ветру. А еще она была счастлива.
Безумие, не сравнимое ни с чем, овладело обоими. Отчаянно, до боли, до крови сумасшедшее желание стать одним целым завладело душой. Сгорая изнутри, они страстно ласкали друг друга, потому что жаждали одного и того же. Словно наркоманы под действием очередной дозы, они чувствовали ни с чем не сравнимое наслаждение, в котором хотелось утонуть. И, может быть, как эти наркоманы, они умрут завтра от передозировки…
Непонятный хаос теней выстроился на бледно освещенном полу. Их силуэты безумно плясали на паркете, ярко и резко выделяясь темным, почти черным светом.
Одежда стала падать на холодную поверхность пола. В комнате слышалось слабое, но громкое дыхание обоих.
В этом царстве, на этой планете звуков рваного дыхания и шороха ткани, серой палитры ночных цветов, невообразимого и таинственного тепла, всего с двумя обитателями, на секунду атмосфера стала отравленной. Тяжелый воздух, который буквально душил своей тяжестью все, что находилось в этой комнате. Но это ощущение продлилось всего секунду. Словно вспышка молнии, оно в мгновение ярко разгорелось, а потом бесследно исчезло, не оставив после себя ничего. Но что это такое было? Слишком заняты были друг другом Саске и Сакура, чтобы искать ответ на этот вопрос.
Девушке казалось, что все это сон. Она изредка открывала глаза, и затуманенный взгляд постоянно видел то потолок, то лицо любимого. Что она такое, какое значение имеет все, что они делают? Зачем все эти предметы, стоящие вокруг них? Эти вопросы мелькали в голове на колоссальной скорости, так что Сакура не успевала всерьез задумываться хоть над одним из них. Все это было так незначительно. Ведь это всего лишь мысли её головы.
Саске целовал её нежно, трепетно, осторожно, словно думал перед каждым своим прикосновением. Его губы аккуратно прикасались к оголенной шее девушки, аккуратно оставляли на коже невидимый след и двигались дальше.
Сердце отчаянно ныло в груди, кричало, рвалось наружу, и его невозможно было унять. Он всего лишь целует девушку, сколько раз он это делал с другими. Так почему же сейчас в груди так больно? Почему нет отвращения, как раньше, нет желания сделать больно. Да, Сакура сильно отличается от тех девушек, с которыми он просто так, от скуки, спал. Но все же…
Её дрожащие руки нежно обвили его голую шею. Он почувствовал, как тепло прошлось по коже и неведомые доселе мурашки заплясали на спине. Такое странное и неизведанное чувство. Он точно был уверен, что испытывает его впервые. Впервые от чьего-то прикосновения. Простого, такого легкого касания пальцев к его шее. Он устремил немного озадаченный и непонимающий взгляд на лицо Харуно. На её губах застыла тень улыбки. Все это было так тепло.
Тепло. Он теперь знает, что это такое. Знает благодаря девушке, что сейчас нежно его обнимает в темноте. Он знает, что такое непоседливые мурашки, бегающие на спине; знает туманность атмосферы, которая всегда приходит, стоит им лишь прижаться друг к другу. Он узнал все это благодаря ей. И сейчас он понял, что она дорога ему. Дорога не только как средство для тепла и пробуждения чувства, что он кому-то нужен. Это было что-то большее. Он впервые ясно осознал, что и она ему нужна так же, как он ей, может, даже больше.
Саске закрыл глаза, наклонившись над лицом девушки, и нежно накрыл губами её уста, отдавая с этим поцелуем всю важность этой секунды, которую он осознал, всю боль от бесполезной, отравленной им любви. Любви, которую она разделила на двоих.
«Можно ли любить и не замечать, что тебя не любят? Насколько сильной в этом случае должна быть любовь?» - эти два странных вопроса, появившихся в голове спонтанно, мучили сейчас девушку. Она не могла сомкнуть глаз и, прижимаясь к телу любимого, с грустью наблюдала, как он умиротворенно спит.
Любит ли он её? Никогда еще она так ясно не спрашивала себя об этом. Никогда еще не ставила этот вопрос в такой резкой, немедленно требующей ответа форме. И никогда она еще не могла ответить на этот вопрос окончательно «да».
Он целовал её, обнимал, был нежен, аккуратен, даже внимателен. Но любил ли он её в тот миг так, как она любила его? И когда они, наконец, почти стали единым целым, когда сблизились физически, значило ли это все для него так много, как для неё? Она не могла однозначно ответить на этот вопрос. И чем больше в голове появлялись слова, такие, как «наверное» или «может быть», тем больше она начинала сомневаться в чувствах Саске.
Он и раньше был с ней холоден. С самого начала почти с презрением смотрел на неё. Почему же тогда всегда возвращался? Почему просто не забыл о ней, как о кошмаре? Девушке надоели эти бесконечные «почему», но выкинуть их из головы не получалось.
Она так хотела сейчас безмятежно лежать рядом с ним, засыпая под его мерное дыхание, улыбаясь и думая, что вот оно – счастье, наконец, пришло. Но это счастье было немного отравленным. Она не могла так безмятежно смотреть на него сейчас и улыбаться.
Сакура готова была заплакать. Слезы отчаянно рвались наружу. Она зажмурилась. Отчаянно зажмурилась и увидела, как перед ней предстала темнота с какими-то непонятными пляшущими точками. Мысли о темноте немного отвлекли ее, и она вновь раскрыла глаза и в ночном мраке увидела самое дорогое и любимое лицо.
«Он красивый», - с улыбкой подумала Сакура, осторожно касаясь кончиком пальца его щеки. Он не проснулся, только вздохнул глубоко и повернул голову. Девушка улыбнулась еще ярче, и в ночи раздался сдавленный смешок.
Когда этот тихий, едва различимый звук долетел до ушей Сакуры, она невольно вся сжалась, и испуг отразился на её лице. Смеется. Смеется, когда, кажется, сейчас надо думать совсем о другом! Тягостные мысли все никак не оставляли её разума и словно рвали его в клочья.
Сакура тяжело вздохнула и повернулась на другой бок. Сквозь прозрачные занавеси она увидела сказку. Белый пух кружился в воздухе и тихо приземлялся на подоконник с наружной стороны. Пошел снег. Первый в этом году снег. Внутри у девушки все сжалось.
Наконец пришла зима. Наконец земля покроется белым покрывалом, и все станет светлее, чем прежде. Сакура уже чувствовала, как её ноги утопают в сугробах, слышала скрип снега от её шагов. Сказка пришла незаметно. Тихо, мягко, волшебно – как и полагается сказке.
Девушка улыбнулась. Вот падает снег. Мириады белых бусинок легко кружатся в воздухе за толщей стекла. И вот она, и её мысли точно так же, как эти бусинки, хаотично пляшут в голове. Но она почему-то стала радостной.
И с одной только мыслью о том, что она безумно счастлива, она закрыла глаза и, слыша, как тихо и мерно дышит любимый человек, заснула, укутанная его особенным, любимым и нежным теплом.
Любовь – это совокупление двух эгоизмов.