предыдущая глава
«Мертвые глаза – не видят, мертвые уста – молчат, мертвые уши – не слышат, мертвая душа – не чувствует. Нет боли от зрелищ, нет обиды от слов, нет горя от чужого гнева… Нет жизни без души».
Рейн так и не поняла, что заставило ее второй раз за свою недолгую жизнь нарушить территорию леса клана Нара. Впервые она ворвалась туда, даже не зная о запрете, всего лишь для того, чтобы спасти свою жизнь, но сейчас ей ничего не угрожало, просто какая-то необъяснимая сила тянула ее в буйные заросли деревьев, в эту обитель прекрасных грациозных оленей и прочего зверья.
Девушка успокаивала себя мыслью о том, что проникла сюда ради трав: кроме оленей, чьи рога использовались для приготовления различных лекарств, лес был полон редких растений. Она собирала подобные травы, чтобы потом превратить их в спасение, заточенное в стеклянном сосуде. В последнее время целительство стало слишком необходимым атрибутом людской жизни: в странах было неспокойно, шиноби конфликтовали по поводу и без, проливая свою кровь. В такие моменты она неизменно оказывалась рядом, прячась за одним из деревьев, и ждала результата. Когда заканчивался бой, Рейн выходила из своего укрытия, склоняясь над умирающими. Она была их ангелом, спасителем и дорогой обратно – в жизнь, которую едва не отняло сражение.
Иногда можно было слышать в деревнях шиноби легенды о лесной деве, приходящей на помощь гибнущим. Выжившие в страшных битвах сказывали, что дева является каждому, кому в затылок дышит смерть; некоторые звали ее лесным духом, другие утверждали, что она – тоже шиноби из какой-нибудь давно погибшей страны… Впрочем, и те и другие были неправы.
Тенью она скользила между деревьями, стараясь не тревожить своим появлением мелких чутких зверьков и птиц, и, спустя несколько минут, добралась до поляны.
- Так, - она ощупала несколько растений, после чего склонилась над травкой с длинным стеблем и мерцающими во тьме белыми цветами и прошептала: - Лунная трава, - аккуратно, чтобы не потревожить корень, она сорвала растение.
Длинные рыжие волосы спадали на лицо девушки, закрывая глаза, но это не причиняло ей неудобств. Когда-то давно она погрузилась во тьму, лишившись зрения, и уже давно привыкла к подобному способу существования.
- Ясменник и Волчий коготь, ромашка, олений мох… Затем…
Она, вздрогнув, прислушалась. Тишину леса, прежде нарушаемую лишь стрекотом сверчков да уханьем сов, разорвал жуткий крик. Это не был вопль мучения из тех, что она за свои двадцать три года наслушалась сполна. Он был странным: то ли злым, то ли усталым и измученным. С ветки ближайшего дерева сорвалась стайка птиц и взмыла в темное звездное небо.
- А! Что б тебя, мерзкая лохматая тварь! Именем Джашина будь ты проклято, отродье! Прекрати грызть мою руку! Дай мне только выбраться, и я разорву тебя на части, четвертую, линчую, поджарю оставшееся и скормлю червям, а после…
Неизвестный скандалист вдруг выдал столько неожиданных и не самых гуманных способов уничтожения противника, что Рейн невольно поморщилась.
«Нечего мне там делать, - решила она, продолжая машинально собирать травы и складывать их в огромную корзину. - Я здесь лишь за ингредиентами для лекарств, не более того… И все же интересно мне знать, кто это там так орет?»
Вопреки своему первоначальному решению оставаться в стороне от происходящего, Рейн поднялась на ноги, отряхнула длинную юбку и пошла на голос, так и не перестающий перечислять рекомендации по истреблению тварей, живущих на земле.
- …Порву расчлененное и… О, Джашин, за что мне это?! Я исполнял ритуалы, не пропускал молитвы, в конце концов, имею я право на праведный гнев?!! Вот дрянь, проклятый волчара прокусил мне палец!!!
Наслаждавшийся угощением волк не обращал на эту истерику никакого внимания, продолжая методично обгладывать человеческую кисть. Но тут хищника охватило непонятное беспокойство. В его небольшой лохматой голове появился голос, требовавший оставить добычу. Этот голос был таким жутким и властным, что зверь не посмел ослушаться. Бросив кисть, он юркнул в кусты и своими сверкающими в лунном свете глазами наблюдал за невысокой стройной девушкой, осторожно пробирающейся сквозь заросли деревьев и высокой травы. Она вытянула перед собою руки и водила ими по воздуху в поисках препятствий.
- Что тварь, гнев Джашина настиг тебя, да?! Никак, испугался… Смылся уже. Хоть бы руку на место вернул, ублюдок лохматый! - вновь раздался голос.
Он доносился словно из-под земли, и девушка не могла понять, где же его таинственный и весьма агрессивный обладатель. Она могла чувствовать лишь чакру, но очень слабую, почти исчезнувшую.
Рейн остановилась и, скользнув ладонью по траве, нащупала пальцами обглоданную руку.
«Боже мой, - подумала она, вздрогнув, - а где же остальное?.. Хотелось бы мне знать…»
- Где Вы? - позвала она, ожидая услышать хоть слово в ответ, но неизвестный, очевидно, потерял дар речи от такого поворота событий.
Когда Хидан вступил в Акацуки, он не рассчитывал оказаться расчлененным и всеми забытым. Объединение с этой организацией показалось ему достаточно забавной идеей, в конце концов, у него не было никого, кроме бога Джашина и собственного религиозного безумия, а это, как ни крути, не самая веселая компания. Естественно, он не переставал целыми сутками сокрушаться по поводу того, что цели у организации скучные, люди собрались неподходящие, лидер – сволочь… Таков уж был его характер: не признавать ничего, кроме Джашина, даже если это «ничего» ему интересно.
Но сейчас все было иначе. У него не было рук, не было ног… Строго говоря, от него осталась одна голова, по которой ползали обнаглевшие донельзя насекомые. Остальные части тела, оторванные взрывными свитками малолетнего мастера теневых дзюцу, лежали от него на разном расстоянии. Им тоже доставалось от насекомых. Земля плотно сдавливала его, не было ни воздуха, ни света… Но тому, кто не знает смерти, не страшны подобные мелочи. Единственное, что терзало его – откровенная скука и временами накатывающая на него депрессия. Хидан развлекался тем, что с удивительной методичностью и постоянством вторил в голове молитвы своему темному богу, надеясь выбраться из этой могилы хотя бы к началу следующего тысячелетия. Как назло, его никто не искал, то ли посчитав мертвым, то ли возненавидев за позорный проигрыш мальчишке из Конохи.
«В конце концов, и Дейдара проигрывал, потеряв обе руки, но почему-то продолжает вести свое счастливое существование в организации, наслаждаясь свежим воздухом, чтоб он сдох, подрывник недоделанный! Лидер, скотина, хоть бы прислал за мной кого-нибудь… только не Зецу… - временами задумывался мужчина, ощущая, как в волосах копошится какая-то жужжащая мелюзга. - И где же Какузу, почему он не приходит? Никогда не поверю, что горстка малолеток и один коноховский джонин смогли завалить его. Может быть, он специально тянет время… Нашел, небось, какую-нибудь халтурку и променял меня на горстку звенящих ре!..»
Но где-то в глубине души у Хидана росло подозрение, что он больше никогда не услышит ворчание Какузу по поводу своих затянувшихся ритуалов. Он впервые понял, насколько ему не хватает этого странного человека из деревни Водопада. Сколько раз в день они ругались, проклинали один другого и клялись во взаимной ненависти… Но стоило начаться битве, и они действовали, словно единый организм, следя друг за другом, предупреждая об опасности.
Впрочем, это все лирика. К концу первой недели заточения в «могиле» Хидан и вовсе начал с нежностью вспоминать не только о напарнике, но и о лидере и Дейдаре, считая последнего гением искусства, и обо всех остальных представителях Акацуки, простив сим еретикам даже то, что они не желают признать величие Джашина. Временами над головой раздавался подозрительный шорох, но бессмертный не обращал на это внимания, считая, что по его бренным «останкам» бодро вышагивают обещанные Шикамару хранители из клана Нара.
Надежда на спасение забрезжила спустя еще пару недель. Однажды утром он почувствовал приток прохладного воздуха, и в следующую секунду его лицо царапнули когти. Звериная лапа продолжала скрести землю, все сильнее высвобождая его, и, наконец, Хидан смог увидеть над собою звездное небо и лохматую волчью морду. Клацнув зубами, зверь попытался отхватить ему нос, но резкий вопль и какая-то чушь во имя Джашина спугнула несчастное животное. Выпрыгнув из ямы, хищник ретировался. Следом за ним умчались еще несколько крупных волков. С разочарованием Хидан отметил, что его могила как и прежде достаточно глубокая, а собрать себя воедино и выбраться он все так же не может. Впрочем, вскоре он обнаружил пусть и малые, но все же преимущества своего нынешнего состояния. Во всяком случае, он мог видеть хоть клочок мира и вдоволь оторваться на всех вокруг: волках, доставших своим щебетанием птицах и господине лидере организации Акацуки, который так и не собирался искать одного из своих сотрудников.
Однако плюсы быстро закончились. Откопавший Хидана волк стал навещать свою добычу каждый день и очень скоро привык к традиционным истерикам. Уже совершенно не опасаясь говорящей головы, он вытаскивал из ямы то руку, то ногу «спасенного» и с наслаждением впивался в нее зубами. Несмотря на то, что голова и все остальное тело были временно разъединены, Хидан продолжал чувствовать боль в любой из своих частей. Вот и в эту ночь волк решил почесать зубы об его правую руку, причинив немало неудобств.
- Вы еще живы? - вновь окрикнула его Рейн.
Наконец сообразив, что это не галлюцинации, а, очевидно, благодать, явившаяся по воле Джашина, голос взорвался ликованием и злобой одновременно:
- Вытащи меня отсюда немедленно, женщина, а иначе тебе лучше покончить с собой, ибо то, что я сделаю с тобою, если ты мне не поможешь, будет просто неописуемо!
- И как же Вы сделаете мне что-то, если не можете выбраться самостоятельно? - спокойно поинтересовалась девушка.
«Вот дрянь, а!!!» - Хидан взбесился еще больше, признав, что неизвестная права.
- Вы где?
- В яме, - отозвался он.
- Вы ранены? Я нашла Вашу руку. Кроме этого у Вас есть еще повреждения? Насколько все плохо?
- Как ты думаешь, насколько все плохо, учитывая то, что говорящий с тобой – голова?!! Дура чертова, ты вытащишь меня или нет?! Я – голова, понимаешь, черт тебя дери, всего лишь голова! И справа я вижу свою оторванную левую ногу, а слева, как ни странно, правую! И вообще…
Ее слух пронзил новый приступ истерического вопля. «Всего лишь голова» разразился таким потоком отборных ругательств, что Рейн осталось лишь заткнуть уши, чтобы сберечь свою нежную психику и не обогащать лексикон всякой ерундой. Закончилась сия восхитительная тирада уже порядком надоевшим «дай мне только выбраться и я..!»
- Я Вам и не мешаю, выбирайтесь, - перебила его Рейн, не желая знать, что именно последует за угрожающим «…и я…». Она повернулась спиной к яме и, протянув руку, нащупала ствол дерева, мимо которого проходила ранее. - Вы попробуйте ушами махать, может быть, взлетите…
- Эй, ты что, уходишь?! Погоди, подруга, вернись туда, где стояла! Можешь считать это приказом! Э? – очевидно, он прислушался и, уловив шорох кустарника, сквозь который пробиралась Рейн, расстроился настолько, что решил перейти на вежливость. - …В смысле, Неизвестная-сан, вы должны понять мое настроение: мало приятного, когда тебя разрывает в клочки несколько взрывных свитков.
- Наверное, за дело Вас разорвали. Я знакома с Вами лишь десять минут, а уже начинаю понимать, насколько Вы невыносимы… Неизвестный-сан, - Рейн нехотя улыбнулась.
Это было очень странное обращение, но довольно забавное. Хотелось уйти, но что-то удерживало ее от простого выхода: бросить этого незнакомца, окруженного злой и темной энергией на произвол судьбы, и никогда больше не вспоминать о нем.
«Я не хочу его знать, я не хочу помогать ему, я не…»
- Вы ведь не ушли, верно? - спросил он мягче, чем можно было от него ожидать. - Вы здесь?!
- Да, - тихо отозвалась Рейн и пошла на его голос.
Подойдя к краю ямы, она едва не упала вниз, наступив на мягкий сыпучий край. Лунный свет окутал девушку, предоставив Хидану возможность рассмотреть ее.
«Ничего подруга, симпатичная…Жаль ее будет», - неожиданно для самого себя подумал пленник «могилы», а незнакомка тем временем сложила несколько печатей.
Впервые в жизни Хидан чувствовал себя столь странно. Он ощутил непонятную легкость, каждую из его частей тела словно опутали невидимые нити и стали тянуть наверх.
Дом лесной девы был спрятан глубоко в чаще, но уже за пределами владений клана Нара. Это была небольшая хижина, всего в две комнаты: в одной Рейн спала, а другая заменяла кухню. Гостиной ее сложно было назвать, ибо для пользования комнатой с таким названием нужны гости, а Хидан стал ее первым посетителем за последние лет пять-шесть – ровно столько девушка жила в лесу в одиночестве.
Укутанный в длинное черное полотно, Хидан осмотрел свои ноги – девушка пришила их гораздо аккуратнее, нежели это делал Какузу. Мужчине даже показалось, что через месяц-другой швы станут совершенно незаметны.
«Она собрала меня по частям, как мозаику, а я за это приобщу ее к своей религии… к своему ритуалу. Что и говорить, жизнь жестока», - подумал он, наблюдая за тем, как рыжеволосая девушка, опустившись на колени, пришивает ему правую руку, обглоданную волком.
Он заметил одну странность за этой лесной жительницей – она все время смотрела мимо него, и глаза ее казались какими-то пустыми и остекленевшими.
«Слепая? - внезапно пришло ему в голову предположение. - Понятно, почему она не смогла найти меня сразу… Даже жаль ее. Второй раз за сутки… Ну вот, чтобы человек неожиданно стал сентиментальным, его стоит расчленить…»
Закрыв глаза, он одними губами зашептал молитву, вознося хвалу Джашину за то, что Бог позволил-таки спастись ему из земляной тюрьмы. Рейн, не обращая внимания на бормотание Хидана, продолжала зашивать его руку, быстро ощупывая пальцами кожу и безошибочно определяя, куда именно нужно воткнуть иглу.
Закончив молитву, он попытался поднять восстановленную на законное место левую руку и пригладить свои светлые волосы, то и дело спадавшие на лоб и жутко мешавшиеся. С третьей попытки ему это удалось, и мужчина с ужасом обнаружил, что волосы его спутанные и испачканные в земле.
«Черт бы это все побрал!» - брезгливо отдернув руку, он не без усилий положил ее на подлокотник плетеного кресла и вновь перевел свой взгляд на девушку. Она как раз делала последние стежки.
- Хидан, верно? - спросила она. - Как ты себя чувствуешь?
- Тело меня не слушается. Я как будто сшит из кусков разных людей, как долбанная тряпичная кукла – из лоскутков… - он поморщился.
- Придется потерпеть несколько дней. Я и собирала тебя, как тряпичную куклу. Тебе повезло, что я знаю в совершенстве медицинские дзюцу.
- Ты – ниндзя-медик? То есть, мне ясно, что ты медик, но из какой ты деревни или страны, твой отряд? - заинтересовался он и выглянул в окно: не хотелось бы, чтобы в этот дом нагрянули ее товарищи, а то нового захоронения не избежать. Тем более, если эта девица из трижды проклятой Конохи.
На горизонте никого не было, только пара волков бродила при луне, печально завывая.
- У меня нет ни деревни, ни страны, ни дома. Разве похожа я на ниндзя из отряда? - она покачала головой. - Или ты тоже слепой, как и я?
- Так ты все-таки слепая?
- Абсолютно. Это долгая история, - она немного печально вздохнула и поднялась на ноги. - И наверняка ты не захочешь узнать ее, Хидан. Ведь ты не привык расспрашивать о жизни тех, кого хочешь убить, верно?
От этих слов он едва не свалился с кресла. Сейчас все было по-другому. Хоть ее глаза и были мертвы, но она смотрела на него, в самую душу, вызывая в нем бурю воспоминаний и мыслей.
- Я не собираюсь… - начал было он, но девушка взмахом руки оборвала его слова.
- Мне наплевать. Я умерла много лет назад, так что знай: ты будешь убивать уже мертвую. Но прежде, чем ты сделаешь это, позволь мне вылечить твою руку.
- Кто ты такая, черт побери? - он откинулся на спинку кресла и осмотрел ее с ног до головы.
По виду – совсем девчонка. Маленькая и слабая, с тонкими белыми ручками и огромными глазами. Она была простенькой в своем поношенном сером наряде, но красивой.
- Ты знаешь, что я – убийца, но все равно считаешь нужным спасти меня? А тебе не жалко бедных детишек, чьих родителей я пустил на корм своему Богу?
- Все происходит так, как должно. Раз меня привело к тебе, ты должен жить.
- Мне нравится твоя философия, - он рассмеялся, не в силах сдержаться. - Ты ведь даже не подумала о том, чтобы закопать меня, верно?! Вдруг именно для этого тебя привело ко мне?!
- Не мне решать, чью жизнь забирать. Раз ты встретился мне – я помогу, несмотря на то, что ты чудовище, каких поискать… Я, наверное, тоже чудовище. Я часто думаю об этом.
Он вздрогнул. Она в самом деле была похожа на кого-то, в прошлом очень близкого ему, даже слишком близкого. Хидан уже успел позабыть о том, что некогда рядом с ним были люди, испытывавшие к нему симпатию, люди, которых он любил и ценил. Казалось, за многие годы своей теперь уже бесконечной жизни он научился испытывать любовь лишь к чему-то эфемерному и могущественному, получившему в людском мире имя «Джашин», но сейчас эта слепая разбудила в нем странные чувства, расплывавшиеся теплом по всему телу.
«Ну уж нет, - сказал он этим нежданным и совершенно не нужным визитерам. - Пошли прочь от меня. Я не нуждаюсь в излишней сентиментальности!»
- Да, я чудовище, - согласился он, - но до безумия обаятельное. Думаю, если бы ты меня увидела – вряд ли бы устояла.
- Ты много болтаешь, Хидан… А еще ты слишком самоуверенный. Если бы тебе умерить эти качества – не лежал бы в яме, как беспомощный котенок.
Хидан покраснел и прорычал в ответ на это нечто нечленораздельное, что вполне могло означать:
«Я прикончу тебя во имя Джашина, маленькая дрянь!»
А Рейн тем временем добралась до настенного шкафа и, достав оттуда емкость с какой-то темно-синей жидкостью, вылила все в глубокую миску.
- Вот, возьми. Опусти сюда правую руку. Через несколько дней раны заживут. Предупреждаю, процедура будет болезненной.
- Я люблю боль, - приняв из ее рук лекарство, он опустил в жидкость правую руку.
Резкая боль охватила запястье. Казалось, что на руке бушует пламя, сковывающее пальцы, заставляющее их напряженно согнуться. Хидан в самом деле весьма терпимо относился к боли, но сейчас хотелось избавиться от этого ужасного жжения, ибо оно охватило не только все запястье, но и поднялось выше, растекаясь по венам, ворвалось в грудную клетку и опалило сердце. Не в силах сдержаться, он согнулся пополам и застонал, пытаясь высвободить руку, но отвратительная жидкость опутала ее, словно шелковыми нитями.
- Что это за дрянь?! - взвыл он.
- Это особое лекарство, единственное в своем роде. Оно чувствует твое сердце и мысли и поступает с тобой так, как ты поступал с другими. Тебе плохо от него настолько, что, кажется, сердце твое сейчас остановится? Я ведь предупреждала тебя. Даже те, кто любит боль физическую, не в силах вытерпеть боль собственной души.
- У меня нет души, поняла?! - с откровенной ненавистью прошипел он.
На лбу выступили крупные капли пота, в висках застучало; казалось, сознание покинет его сейчас, и так было бы гораздо лучше. Но нет – организм держался, заставляя его чувствовать это мучительное жжение.
- Чтоб тебя, ты специально это сделала, да?!!
- Это сделал ты сам, - она медленно побрела в соседнюю комнату и прикрыла за собою дверь. Уже из-за двери он услышал ее тихий голос: – Поэтому не злись на меня, Хидан.
- Прекрати называть меня по имени, - прорычал он, не без труда схватив левой рукой со стола аптечку и швырнув ее вслед девушке.
«Снаряд» промахнулся мимо цели на несколько метров.
«Злюсь? Ну что ты, я ощущаю абсолютное счастье, ведь как только тело начнет меня слушаться, я обязательно добавлю на свои руки еще немного крови…Тем более, что ты не против».
Закрыв глаза, он попытался уснуть, но решил, что в состоянии, когда руку словно окунули в фирменный огненный шар клана Учиха, чего доброго еще Итачи приснится. И без него кошмаров хватает.
«Зачем ты его притащила?»
Рейн открыла глаза. Это было не более чем рефлекторное действие, ибо вокруг нее в любом случае была темнота, но в этот раз все случилось по-другому. Она снова была тринадцатилетней девочкой, дочерью Райкаге, милым хрупким созданием с рыжими волосами, настолько длинными, что их спокойно можно было обвязать вокруг пояса. Она сидела в своей просторной комнате, стены которой покрывали изображения мифологических животных. На полу у ее ног лежало множество свитков с описанием медицинских и боевых техник. Последнее, впрочем, ей не было нужным: Рейн обладала слишком слабым здоровьем, что не позволяло ей даже начать обучение в академии ниндзя. Иногда она чувствовала ненависть собственного отца: он злился оттого, что его единственная дочь при ее гигантских запасах чакры совершенно бесполезна для страны. Так уж получилось, что отца Рейн прежде всего волновало благополучие деревни, Скрытой в Облаках, и лишь в самую последнюю очередь – счастье ребенка.
«Притащила?» - она непонимающе огляделась.
Это был сон, конечно же, сон… Ей сейчас двадцать три, она слепа и больше не может ни читать, ни рисовать любимых мифических зверей.
«Он опасен, разве ты не понимаешь?» - отец стоял в углу.
Его лицо привычно скрывала серая повязка, прячущая шрамы, полученные в одной из больших войн.
«Я знаю… но разве он может сделать мне еще больнее, чем уже было? Всю боль и унижение, которые только может испытать женщина, я уже перенесла, когда была ТАМ. Вряд ли что-то может быть хуже ИХ рук, скользящих по моему телу, причиняющих боль… Нет ничего хуже ИХ дыхания рядом, ощущения ИХ тяжести, близости, сердцебиения, - свернувшись на полу, она обхватила колени руками и почувствовала, как по лицу текут слезы. - Ты ведь даже не раскаиваешься, отец?»
«Он убьет тебя».
«Меня уже давно убили. Ты и ТЕ люди. А теперь уходи, отец, не тревожь мою память, не возвращай мне старые кошмары. Слишком поздно волноваться о своей несчастной дочери».
«Плохие сны? - Хидан, усмехнувшись, присел на край матраца, на котором спала девушка. - Что за кошмары мучают слепую?»
Склонившись над нею, он приблизил к ее шее нож. Как давно он не выполнял ритуал. От мысли о том, что сейчас он снова почувствует вкус крови на губах, у него помутилось в голове от нетерпения и жажды.
- Хидан? - она неожиданно открыла глаза. - Ты здесь, в такой час?
Уже готовый заставить ее распрощаться с жизнью, он внезапно почувствовал, как руки отказываются подчиняться ему.
- Неужели ты так торопишься сделать это? - она нащупала его руку и нож в ней. Обхватив его запястье, она потянула его к себе, отчего лезвие впилось в шею, разрезая кожу. Светлая кровь тонкой струйкой поползла к вороту ее платья. - Режь. Бей прямо в артерию. Позволь мне умереть быстро, я и так слишком многое пережила за свои годы. У тебя осталась жалость, это унизительное чувство?
- ИДИ К ЧЕРТУ!!! - отшвырнув нож в угол комнаты, он обхватил голову руками и старался смотреть куда угодно, только не в ее мертвые глаза.
Он убивал сотни раз, даже не задумываясь. Он привык видеть полные ужаса лица, слышать мольбы о спасении и просьбы пожалеть. Он убивал всех без разбору: детей, подростков, мужчин, женщин, стариков – никто не мог заставить его испытать жалость, но она… Ее согласие и принятие собственной смерти, желание умереть останавливали его.
- Не смей разговаривать со мной, не называй моего имени, прекрати бесить меня! Я ненавижу таких, как ты…
Он принялся ходить по комнате из угла в угол, изредка поглядывая на окровавленное лезвие. Можно было просто взять его, и закончить начатое, но…
«Мои руки все еще болят – это единственная причина, по которой я позволю ей пережить эту ночь… Только это, только это…» - повторял он мысленно.
- Хидан, успокойся, - девушка поднялась с постели.
- Назови мне свое имя, - он присел в темном углу и наблюдал за тем, как она
медленно ступает босиком по деревянному полу, протягивая перед собою руки и разыскивая его.
- Рейн из деревни Скрытого Облака.
- Далеко тебя занесло, Рейн, - он вздохнул. Виски разрывала боль.
- Хидан? - вновь позвала Рейн.
Не ответив ей, он вышел из комнаты. Неимоверно хотелось спать. Боль в руке уже утихла, перестав причинять ему неудобство. Расположившись на голом полу, он закрыл глаза и погрузился в сон.
