предыдущая глава
Эта сильная и мудрая женщина помогла мне понять, принять и увериться в своём решении. Желание положить этой войне конец разгоралось сильнее с каждой минутой.
Желание увидеть его сейчас становилось непреодолимым.
Но налитое тяжестью тело не позволяло даже пошевелиться.
- Спасибо, - почти беззвучно шевельнулись губы, а глаза начали предательски слипаться. Сознание понесло в далёкие дали прошлого, пронося во внутреннем экране моего рассудка воспоминания. Родных небесных глаз, ласковых и нежных рук, тихого и слабого голоса, прикосновений – невесомых и трепетных, и этот тонкий и немножко дразнящий запах… её волосы всегда пахли яблоком, и я обнимала её за шею, зарывшись носом в светлые пряди и чувствуя, как любимые руки смыкаются за спиной.
Это было так давно.
Тёплые струйки почти не ощущались на коже, продолжая бежать по своим солёным делам по моим вискам. Голову заволокло туманом, а уже пересохшие губы успели хрипло выдохнуть: «Мама», прежде чем родные, сильные и горячие руки прикоснулись к шее и талии.
Спасибо, что пришёл. Я попыталась разлепить глаза, не глядя уткнувшись в чёрную материю на его груди, и, наконец, разрыдалась. А тонкие, чуткие пальцы гладили мои волосы, прижимая голову ещё ближе.
Несколько минут я самозабвенно изливала солёную горечь, прикусив губы до крови и то и дело всхлипывая, крепко обвивая руками мощные плечи.
Мужские тёплые ладони легли на мои плечи, и я панически прижалась к нему крепче.
- Нет… не отпускай! Не уходи, прошу, останься! Не оставляй меня. Не сейчас. Не так…
Мои губы прильнули к мускулистой шее, а правая рука бездумно стянула резинку с длинных шёлковых волос, в которые я тут же уткнулась носом.
Длинных… волос…
Замерев подобно статуе, внезапно и резко, я распахнула покрасневшие глаза, выпуская ещё несколько прозрачных ручейков на волю, и отстранилась.
Он глядел на меня спокойно, пронзая теплом чёрной бездны глаз. Совершенно здоровых, как я, бестолково и по привычке медика, отметила про себя.
- Да. Я, - мягко и тихо ответил он на мой немой вопрос, обхватывая правой рукой мой затылок.
- Почему? – беспомощно шепнули влажные солёные губы, прежде чем…
Прежде чем…
Тяжелые веки сомкнулись, и тень от ресниц нежно сокрыла почти незаметные синяки под глазами.
Мы не обманывали друг друга.
И до самого рассвета не размыкали губ, чтобы не потерять этот нежный момент спокойствия и безмятежности, которые накрыли с головой с первым прикосновением, с первым ощущением лёгкого и нерешительного поначалу поцелуя. Растворились. Ведь это было так прекрасно – забыть о том, что так терзает сердца и висит неподъёмным грузом на ниточке души. Так прекрасно. Прекрасно. Прекрасны твои уверенные и горячие губы, сильные руки, неистово прижимающие меня к тебе, пальчики которых гладят стянутую после глухих рыданий кожу лица. Твои нежные, ласковые пальцы – убийцы, что так невесомо касаются моего носа, щёк, закрытых глаз, бровей и лба.
У меня, кажется, уже затекло тело. У тебя тоже. Но это такая мелочь, правда?
Это прекрасно.
Спасибо.
Кажется, я всё-таки навернулась с той лестницы, по которой ползла к какой-то там заоблачной мечте…
Моя голова раскалывалась надвое.
- Ммм…
Я страдальчески прикусила нижнюю губу. Открыть глаза казалось невыполнимым заданием, но шевеление рядом заставило вздрогнуть и даже приподнять тяжёлую голову от подушки.
- Как самочувствие? – без тени улыбки тут же спросил Итачи.
Я отвернулась и средний и указательный пальцы руки тут же дотронулись до опухших губ.
Странно, не чувствую ни капли сожаления.
- Голова болит, - честно призналась я, разворачиваясь теперь уже к нему полностью. – Где мы?
- В гостинице. Ты уснула с рассветом.
Его губы так же аллели и резко бросались в глаза.
- Жалеешь?
- Нет, - и это было правдой, - только скажи, зачем?
Ответа я не получила. Да и не хотела слышать, наверное.
- Помочь?
- Чем? Убить сразу, чтоб не мучилась? – усмехнулась я.
- Донести до ванной, например, - с этими словами он поднялся и обошёл кровать, приближаясь с моей стороны.
Осторожно, догадываясь, как болезненно моя голова реагирует на каждое движение, поднял меня на руки и отконвоировал в ванную комнату, а после деликатно и тихо удалился.
Под прохладным, бодрящим душем я проторчала не меньше получаса. Смывая с себя всё: и последствия похмелья (частично), и грязь, пот, грусть, тоску, слёзы. Но самое главное, наверное, я смывала с себя его поцелуи. Такие… странные, непривычные. Мягкие и горячие, настойчивые, но не страстные. Никогда я не забуду эти поцелуи. Губы неприятно покалывало всякий раз, как я к ним прикасалась. Почему-то чувствую себя предательницей. И преданной.
Кода я вышла из ванной, закутанная в полотенце, на столе меня уже ждал обед в виде горячего супа, чая с ромашкой и салата. Рядом с кроватью стояла моя сумка с вещами.
Никогда не перестану удивляться этому мужчине – он предусмотрел всё. До жути хочется залезть к нему в голову и посмотреть, что за мысли у него там вертятся. Но не позволяю себе этого. Нет. Это его мысли, его личное. Пусть с ним и останутся, и ещё, мне кажется – он верит, что я не стану «читать» его.
Весь оставшийся день я провела, гуляя по деревне.
Как же мне не нравится здесь! Не нравится абсолютно всё: люди, дома, магазины, еда в кафетериях и ресторанах, шиноби, дети, даже воздух! Ненавижу… я ненавижу эту деревню. Знать бы только, почему?! Откуда эта ненависть?
Ненавижу.
Зло выдохнув, я резко свернула в ближайший магазин, чтобы купить сигарет. Я курю здесь гораздо больше и чаще. Улыбающемуся сальной улыбочкой продавцу я едва не разбила нос. Еле сдержалась, Дзясин его побери…
Проводить медитацию пока нельзя. В лучшем случае – завтра. Но как же руки чешутся… всё здесь нахрен разгромить!
Гудение в голове начало проходить только к вечеру, после n-ого количества выпитого чая и выкуренных сигарет. Устала. Думаю, пора возвращаться в номер. Вот только в какой – тот, что я снимала себе сама, или тот, в котором проснулась этим утром?
За окном вот уже полчаса грохотал гром. Никогда бы не подумала, что здесь пойдёт дождь. Да ещё и такой холодный. Словно предвещающий беду. Я становлюсь пессимисткой? Но мне безумно нравилась такая погода. Тяжёлые капли барабанили по окну и отстукивали такой приятный и успокаивающий ритм, что я…
- Миса?
Я медленно обернулась на голос, чтобы увидеть, как бледный, осунувшийся мужчина задумчиво мнётся у двери.
Холодный ветер скользнул ледяными пальцами по моему затылку, и я, спохватившись, закрыла окно, выбрасывая недокуренную сигарету, чтобы не выстуживать комнату ещё сильнее.
- Честно говоря, я впервые не знаю, что тебе сказать… - а вот взглянуть Итачи в глаза мне так и не удалось. В память врезался тот тихий и до умопомрачения бархатный голос, которым он перекинулся со мною парой фраз на крыше ворот Конохи. И те поцелуи, что мы дарили друг другу до самого рассвета. Признаться, я думала, что Итачи съедет из этого номера, и то…
- Я думала, что больше тебя не увижу.
Молчание. Прерываемое лишь стуком капель в окно.
- Тебе нечего сказать мне?
Тяжелый, прерывистый вздох. Неуверенный шаг вперёд – и моя пепельница, сбитая притороченной к бедру сумочкой, падает на пол с громким стуком. Всё, хватит.
Расправить плечи, как будто хочешь расправить крылья. Подбородок выше, и при этом не забывать смотреть в глаза этому мужчине, который должен понимать, что в данный момент моё внимание направлено лишь на него. Не стоит улыбаться слишком широко, но и губы сжимать тоже не следует.
- Итачи, я думаю, что нам следует забыть всё то, что произошло вчера. Это было спонтанно и неожиданно, и это было неправильно. Мы с Саске… расстались, и этого не изменить. Я люблю его. Я, честно, сама не знаю, зачем ответила тебе на ласку тогда, это было ошибкой. И вот ещё что – я обсуждала вчера эту тему с Хокаге – я установлю для вашей деревни мощнейший щит из энергии Камня и направлю его на вашего предка, используя вашу кровь. И уйду. Завтра же. Сражаться я не умею и техники использовать не могу. Создание защиты – это всё, чем я смогу вам помочь. К деревне будет не подступиться, и ни одна техника не сможет пробить мою преграду – ваши шиноби смогут атаковать, а Мадара со своими – нет. Больше я ничем не смогу вам помочь. Я приняла решение – ухожу. Завтра. И мы никогда больше не увидимся.
Право слово, я думала, Итачи убьёт меня прямо здесь и сейчас…
Но ошиблась.
Он притянул меня к себе одним резким и слитным движением, чуть покачнувшись, я машинально уперлась ладонями в его грудь, обнял и зарылся лицом в мои спутанные, пахнущие шампунем и дымом сигарет волосы.
Чёрт.
Я уткнулась в его плечо, обняла его, крепко, как могла, осознавая, что здесь и сейчас я в своём праве.
Найти и удержать, прийти и остаться…
Уходить и забрать с собой всё самое дорогое, чему нет цены, для чего любая оплата будет казаться недостаточно высокой.
Половину своей души, живущей в другом теле…
Я чувствую подвох.
Губы обжёг крепкий, долгий поцелуй, и слёзы едва не хлынули по щекам, удерживаемые лишь силой воли, но уносящие с собой горечь последних дней. Стоит всего лишь закрыть глаза и поверить, что мир вокруг тебя остановился и пропал, оставив лишь малую часть себя для нас двоих – эту заставленную десятками, сотнями вещей комнату.
Ветер за окном завывал всё сильнее, дождь колотил в тонкие пластины хрусталя, царапал их гладкую поверхность. Так зверь бессильно пытается выбраться из слишком надежной клетки, потому и бьётся в исступлении о стены своей тюрьмы.
- Я тебя не отпущу.
Жаркий, уверенный шёпот, которому только и место здесь – в спальне, когда существуют только двое и только друг ради друга. Слова, которые обещают всё, абсолютно всё – стоит только попросить. И обещание, которое никогда не будет забыто.
- Итачи?..
Руки шиноби ласково, уверенно скользят по моей спине, пальцы осторожно касаются моего тела сквозь тонкую ткань рубашки.
- Ты принадлежишь мне. И никому больше.
Серьёзный взгляд чёрных глаз с мерцающими на дне радужки серебряными искорками. Этими искорками… которые были в глазах лишь одного человека. Простые слова, несущие в себе гораздо больше, чем клятва верности. Я не могу ничего сказать в ответ – только смотрю в его глаза, не зная, какие здесь можно найти слова. Как вообще можно выразить словами то, что я почувствовала сейчас.
Смущение, страх, неловкость.
Обожание?..
Итачи осторожно оттёр мои щёки от слёз и взял меня за левую руку… ту, самую, что я уже второй день скрывала под перчаткой.
Я пыталась отстраниться, но он не дал. Не отпустил мою ладонь.
- Позволь мне увидеть.
Не могу. Стыдно. Некрасиво. Да и как можно?
- Пожалуйста.
Редко в его голосе слышны столь мягкие, просящие нотки. Я перестаю сопротивляться, не мешаю, даже когда он осторожно стягивает грубоватую, вытертую кожаную перчатку с моей руки.
Те шрамы, что остались мне в подарок после нашего похода в катакомбы Урукхай. Отвратительные, безобразные…
Те, что никогда не исчезнут, не заживут.
Итачи осторожно поглаживает мою руку кончиками пальцев, бережно, будто касается кожи младенца. Вопросительно смотрит на меня – не больно ли мне? Я только плечами пожимаю, почти потрясённо наблюдая, как мужчина подносит к губам ладонь, как касается поцелуем шрамов, неотрывно глядя мне в глаза. И нет в этом взгляде ни отвращения, ни жалости, как мне поначалу почудилось…
- И это тоже ты. Значит, это прекрасно.
Очередной поцелуй, уже в губы. Какой-то по-своему отчаянный и одновременно искренний, доверительный.
Мне кажется, что это всего лишь сон. И во сне мы стоим посреди тёмной, безликой комнаты гостиницы.
Он опустил голову, мягко целуя моё плечо.
Я улыбаюсь.
- Лжец.
- Как ты узнала?
- Только ты целуешь меня в плечо.
- Я накажу тебя за предательство.
- Да?
Даже не вопрос, а утверждение. Отстраняюсь, чтобы заглянуть в его лицо, и киваю. И губы Саске расплываются в немного бесовской улыбке.
Я пропустила момент, когда мы оказались на полу на чёрт знает откуда оказавшемся там лоскутном одеяле, которое он, скорее всего, стащил с кровати.
Почему на пол, а не на кровать?
Саске целовал меня, шепча что-то неразборчивое, его волосы щекотали мне шею и лицо, тяжёлыми прядями скользили по плечам.
Моя старая хлопковая рубашка, с кое-как зашитыми прорехами на спине и рукавах, треснула на груди и разошлась по швам. Впрочем, мы уже не нуждались в одежде, потому что любая преграда между нами сейчас воспринималась как досадная помеха, которую необходимо было устранить как можно быстрее.
Последний рубеж, как водится, преодолеть труднее всего.
Что он делает?
Переворачивает меня на живот, и я упираюсь коленями и руками в пол.
Ненормальный. Извращенец.
Я коротко улыбнулась.
И задрожала, почувствовав его возле себя.
Любимые руки скользнули вдоль боков и расположились на бёдрах.
- Не бойся, - мягкий влажный поцелуй коснулся моей спины.
Я кивнула головой, чуть-чуть прогнулась в спине.
Чёёёррттт!
Зажмурилась что есть сил от непривычной и очень неприятной боли.
Дьявол! Как будто меня разрывают на куски изнутри.
Несдержанный, сдавленный стон вырвался из пересохшего горла очень резко и громко.
Тёплая ладонь опустилась на спину. Он замер во мне и нагнулся, приподнимая моё лицо за подбородок.
- Терпи. Ми-са…
И я терпела. Ровно столько, чтобы забыть о боли и выгнуться дугой, прикусывая нижнюю губу и полностью отдаваясь ему.
Но после нескольких неглубоких и медленных движений ему и самому стало неуютно, поэтому он медленно и осторожно вышел и притянул меня к себе, заставляя меня прижаться спиной к его груди. Я положила голову ему на плечо, прикрывая глаза, позволяя болезненным ощущениям отступить.
- Если ещё раз, - тихий шёпот раздался прямо возле уха, обжигая его горячим дыханиям и заставляя мурашек бегать по коже, - если я узнаю или услышу… или увижу ещё раз – мы повторим этот урок.
Как же я его люблю. Такую беспринципную, наглую, самоуверенную, пафосную сволочь, собственника и эгоиста.
Ладонями коснулся моих бёдер и впился в мои губы своими, глубоким и беспощадным поцелуем. Подталкиваю его назад и, переворачиваясь, заставляю опуститься на пол полностью. Чёрные глаза задорно сверкнули, а на губах появилась довольная усмешка предвкушения. Обожаю, когда ты так нагло улыбаешься. Тебе идёт, кроха.
И в тот же момент, когда мои бёдра настойчиво и плавно дёрнулись вперёд, любимый прикрыл глаза и чуть-чуть откинул голову назад.
Я так соскучилась.
Не пожалела ни сил, ни фантазии, и вся эта ночь была наполнена страстью, возбуждением, ласками и любовью.
Долгая, долгая ночь…
Проснувшись утром, я первым делом, с улыбчивой и довольной физиономией, попыталась нащупать источник моего положительного настроения. Протянула руку влево, где, по идее, должно находиться тело самого прекрасного и удивительного мужчины на земле, но нащупала лишь прохладную ткань простыни. Это ещё что такое? Недовольно приоткрыла сонные глаза и огляделась – комната была пуста, как и ванная, из которой не доносилось ни звука.
Ну что ж, наверно, у него есть веские причины на то, чтобы оставлять меня утром одну в постели.
«Есть. Я заказывал нам завтрак».
От неожиданности я скатилась с кровати, и тут же дверь нашего номера распахнулась, явив за собой Саске с самой что ни на есть насмешливой лыбой.
- Не смешно, - пробурчала я, подавляя зевок, и снова залезла на постель, - и вообще, кто тебе разрешал снова залазить в мои мысли?
- Думаю, что самый прекрасный и удивительный мужчина на Земле имеет на это право.
Убью. Честное слово, убью.
- Миса, прекрати детский сад, - ехидно хохотнул этот зараза и уселся за круглый столик, ставя поднос и сразу хватая кружечку горячего ароматного чая.
- Ты невыносим, Учиха. При тебе даже думать спокойно нельзя. Я же не читаю твои мысли!
- А кто тебе мешает? Мне нечего скрывать, в отличие от тебя.
- А я ничего от тебя и не скрываю.
- Конечно. А не ты ли давеча собиралась по-тихому свалить из деревни, после того как целовалась с моим старшим братом? Миса, я предупреждаю тебя серьезно, чтобы такого больше не было. И я слышать больше не хочу твоего вранья по поводу того, что я не нужен тебе и ты не любишь меня. Твои мысли, поступки и прошедшая ночь доказывают совершенно обратное. Я знаю, что иногда бываю чересчур резок, но ты бы тоже могла поспособствовать моему спокойствию. Я за тебя переживаю. Как-никак, ты моя невеста. А об отъезде и думать забудь – я никуда тебя не отпущу. Не хочешь жить в поместье – не надо. Хотя я до сих пор не могу взять в толк, что с тобой случилось. Ты и раньше бывала в местах, так сказать, массового поражения, но такая реакция впервые. Есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
Честно говоря, я практически прослушала конец его речи.
И почувствовала себя неблагодарной свиньёй. Потому что он действительно беспокоился за меня. А я, как дура, разыгрываю из себя невинную овечку, постоянно срываюсь и совершаю глупые, необдуманные поступки. Что со мной происходит? Такого никогда раньше не было!
- Я… это… Сейчас в ванную схожу, ладно? – смущенно и как-то убито пробормотала я, поднимаясь с кровати и скрываясь в проёме ванной комнаты.
Саске лишь спокойно кивнул и продолжал до отвращения хладнокровно и аристократично попивать чаёк с такой невозмутимой физиономией, будто он только что не о чувствах говорил, а о погоде.
Кстати о ней. К моему огромному удовлетворению, за окном стояла сырость, туман и приятная прохлада. Мохнатые серые тучки, судя по всему, так и не решили, что им больше по душе: нахально поливать нас, как из ведра, или благоразумно подкапливать воду, чтобы позже, когда все расслабятся, обоссать народ по полной программе.
Под струями тёплой воды я быстро пришла в себя. Пока расчесывала мокрые волосы, успела обласкать Саске всеми мыслимыми и немыслимыми «брыдкими словами». Его счастье, что на улице прохладно и я могу надеть свитер, иначе пришлось бы щеголять с распущенными волосами, чтобы скрыть яркие и многочисленные засосы на шее и плечах. Покусанные, саднившие губы, я смазала успокаивающим бальзамчиком, но оптимизма мне это не прибавило.
- Саске, ты меня всю обклеймил, - недовольно пробурчала я, выходя из ванной уже свежая, проснувшаяся и жутко голодная.
- М? – напарник недоумённо, почти наверняка прикидываясь, приподнял левую бровь – мол, не понимаю, о чём ты.
- Не прикидывайся, - фыркнула я, отводя ворот кофты и демонстрируя плоды его великих трудов.
Послышавшееся в ответ удовлетворённое хмыканье стоило любимому оплеухи, а после я и вовсе решила совершить маленькую месть. Обошла его сзади и обняла руками, скрестив их у него на груди.
- Саске, - ехидно дунула ему в ушко, наблюдая, как по телу тут же побежали мурашки.
- Что задумала? – улыбнулся проницательный Учиха.
Я медленно и ласково отвела его смоляные волосы назад и клещом вцепилась губами в его шею, изредка пуская в ход и зубы.
Мерзавец только коротко выдохнул и довольно зажмурился.
- Мстишь? Мне лично скрывать нечего.
- Зато Наруто посмеётся от души, - ухмыльнулась я, отпуская его и тут же устремляя горящие предвкушением глаза на завтрак – рисовые котлетки с мясом, пирожные с вишней и сладкий фруктовый чай.
- Итадакимас!
- Троглодитка…
- Фяф полуфиф!
- Угу.
Пожалуй, последовавший за этой сценой оглушительный хохот напугал бы сейчас даже Итачи.
- Ты так и не ответила на мой вопрос. Есть какие-нибудь идеи по поводу твоей реакции на мой дом? Что ты чувствовала?
Покончив с завтраком, мы решили пройтись по деревне, так как в номере делать, в принципе, было нечего. Недолго думая, Саске повёл меня на тренировочную площадку – размяться после нескольких дней блаженного безделья.
- Трудно сказать. Страх, ужас, злость… может, что-то ещё, но в первую очередь – страх. Честное слово, мне в жизни не было так страшно, и ещё, знаешь, словно картинки мелькали в голове. Я только совершенно не помню, что это было. Но чувство при этом, что это «что-то» - совершенно безумно.
- Хм. Но твоя излишняя раздражительность начала проявляться всё ярче ещё задолго до того, как мы прибыли в Коноху. Ты проводила медитации?
- Вроде нет, - я задумалась, вспоминая. А ведь действительно – мои заскоки и частые перепады настроения начались до нашего приходи в деревню, - но всплеск этого ужаса, исходивший от твоего дома, ненормален, Саске. Я не хочу, чтобы ты ходил туда.
- Глупости, - тут же отмахнулся любимый, - я жил в этом доме почти всю жизнь, и ничего такого не испытывал. Ты телепат и эмпат… наверное, все вы немного ненормальные, вот и …
- Ну спасибо, - я возмущенно перебила его, - обласкал.
- Я сказал правду. Чем ещё интерпретировать твоё поведение? Ты стала капризной и почти невыносимой.
Я уже открыла рот, чтобы вставить что-нибудь язвительное по поводу его характера, но почему-то не нашла слов, понимая, что в его придирках есть доля правды. Причем немалая. Что же происходит?
- Миса, ты слушаешь меня?
- А?
Саске нахмурился и немного скривил губы.
- Спустись на землю. Я спросил тебя, может, проведём медитативную тренировку?
- Можно, но после того как я хорошенько тебя покалечу…
- Рискни здоровьем, - хмыкнул в ответ Саске, остановившись напротив меня и приняв самую простую боевую позицию: правая нога заведена назад вместе с правой рукой, колени чуть согнуты.
Я текуче повторила его движения, немного растягивая губы в улыбке.
Нам обоим сейчас требовалась разрядка, а что может быть лучше тренировки?
Правильно, только «семейный мордобой»!
И мы понеслись навстречу, сжимая ладони в кулаки и сосредотачиваясь на бое.
- Очень больно?
- Нет, блин, щекотно, - пробурчала я, оттирая кровь с подбородка и снова устремляя на него взгляд.
Не сильно-то он и потрёпан. Силён, зараза.
- Сама напросилась, - беспечно отозвался Саске, гладя меня по волосам.
Я лежала на земле – голова на его коленях, руки в стороны.
Что же меня так беспокоит?
- Что-то не так?
Ты, как всегда, проницателен.
- Вроде того. Не спрашивай, не могу объяснить. Просто чувствую какую-то тревогу, опасность, - выдохнула я и закрыла глаза.
Мы сидели в тени, под деревом, уставшие после полуторачасовой «разминки». Его волосы у виска были взъерошены и встопорщены – случайно отрезала пару локонов кунаем.
Говорить не хотелось, да и я очень устала. Приятно было вот так просто лежать на его ногах и не думать ни о чём. Лень? Да, скорее всего. Если Саске о чём-то и думал, то тоже ничего не говорил, а я не лезла к нему в голову.
Всё знать иногда очень скучно.
- Странно, что ребят до сих пор нет, - внезапно сказала я.
- М?
- Карин, Суйгетсу и Дзюго. Они ведь должны были ждать нас неподалёку от Конохи, помнишь? Я не чувствую их присутствия.
- С ними всё нормально, - безэмоционально отозвался напарник, - ты беспокоишься за них?
- Есть немного… Саске?
- Что?
- Не ходи домой, ладно?
- Ты опять за своё? Это глупо, Миса. Я уже говорил тебе, что…
- Я прошу тебя! – я рывком села и тут же повернулась, заглядывая ему в лицо. – Не ходи. Мне не нравится этот дом. Что-то в нём не так, это точно!
- У тебя паранойя, - он вздохнул так, словно я ему жутко надоела.
- Да если даже так, ты не можешь сделать этого для меня?! – вспылила я, хмуря брови. – Тебе что, трудно?
- Я считаю это глупостью, Миса, и только! Я жил в этом доме почти всю жизнь, а ты заявляешь, что что-то там не так. Что может быть не так, объясни? Приведи мне неопровержимые факты.
- Ты упёртый, как баран!
- А ты глупая, как… все женщины глупые.
- А Итачи со мной согласен.
Ох, зря я это. Выражение его лица неуловимо изменилось.
- Может, хватит о нём? Ну-ка, иди сюда, - он грубо притянул меня к себе и схватил руками за волосы на затылке, - отвечай мне сейчас, только честно – что тебя связывает с моим братом? Ты к нему что-то чувствуешь?
- Прекрати, - выдохнула я, упираясь ладонями ему в грудь, - ты не так понял.
- А что понимать? Я, по-твоему, должен спокойно сносить, как ты цел…
- Да прекрати же ты, дурак! Я люблю его как друга!
- С друзьями так себя не ведут! – в тон мне, разъярённо прошипел Саске.
- Это была… нелепость. Случайность!
- Случайность?! То, что вы всю ночь сидели и целовались – это случайность?! Может, и переспать с ним для тебя тоже будет случайностью?!
Я совсем расстроилась. Такое ощущение, что мы друг друга совсем не понимаем.
А он снова истолковал моё удручённое выражение лица и глаз по-своему.
- Я прав?
- Нет.
- Ты любишь меня?
Добил.
- Не знаю…
И через минуту я уже сидела одна под раскидистым клёном, обнимая себя руками за колени и уткнувшись в них лицом. Я просто сказала ему правду. Как мне понять себя? Как понять его?
Куда он ушёл?
- Не ходи в этот дом, Саске… пожалуйста, не ходи. Я не хочу тебя потерять.
Тучи на небе собирались все гуще и гуще, словно готовясь вот-вот пролить нас деревню свои мокрые слёзы. Обдавая кожу холодом. Пробирающий ветер взъерошил и без того растрёпанные волосы. И где-то в отдалении послышались раскаты грома, заглушая тихие всхлипы.
Всё не так. Всё неправильно.
И погода всё портилась и портилась, предвещая беду.
