Например, он ненавидел, когда на него кричали. Тогда он выходил из себя и начинал кричать не менее громко. И еще добавлял уйму непечатных слов.
Еще он ненавидел, когда с ним сюсюкались, начинали гладить по голове, теребя непослушные волосы. Тогда он фыркал и грубо отмахивался.
Также он ненавидел, когда кто-то лазал или убирался в его комнате, плавно перетекающей в мастерскую. Ему действовало на нервы, когда кто-то начинал наводить порядок, трогал различные детали марионеток, переставлял склянки. Тогда он просто выставлял надоедливого гостя за дверь.
Но рыжей он позволял и кричать на себя, и даже иногда давать подзатыльники. Он только слегка усмехался и трепал ее рыжие локоны.
Кукловод разрешал ей перебирать пряди его волос, изредка собирая их в несколько маленьких хвостиков. Он даже не злился, когда куноичи брала его специальную краску - или просто обычную - и начинала раскрашивать его лицо, плечи, руки, грудь, а потом, когда ему надоедало, он не имел ничего против того, чтобы она помогала смыть с него все это безобразие.
Только она имела право разбирать его завалы (а это не могла делать даже Темари, которой все, безусловно, было позволено). Канкуро, сидя в кресле и подперев голову рукой, мог часами наблюдать, как рыжая, ругаясь и что-то рассказывая, расставляет по полочками скляночки, книги в стопки, эскизы и схемы заталкивает в купленные ею папки, убирает в коробочки все детали, сортируя их по размеру и схожести. Она ненавидела убираться, это было слишком нудно, но, живя в доме, где было все чисто, ей действовал на нервы бардак. Старший из братьев Сабаку даже не возражал, когда она, наведя порядок, с вздохом садится ему на колени, перекинув ноги через подлокотник кресла и положив рыжую голову ему на плечо. Или разваливается на его кровати, даже не обращая внимания, если он там тоже лежит. Просто ложится поперек кровати, устраиваясь у него на животе или груди. Впрочем, Канкуро и этому не возражает.
Почему рыжей все дозволено он прекрасно понимает и улыбается, когда видит непонимание в ее глазах, в те моменты, когда кто-то отмечает, как она близка к нему, и что он позволяет ей многое из того, что запрещено другим. Иногда она недоумевает, почему. А Канкуро улыбается этой улыбкой, намекающей, что ему все известно. Все. Он рыжей все расскажет. Но потом, попозже. Может быть, завтра, вечером, когда она опять придет к нему…
