«Боль… Больно…» - это всё, о чем она могла думать.
Она рыдала, трясла головой из стороны в сторону, каталась по земле, съеживалась, раскидывала руки и ноги, переворачивалась на спину, на живот, скребла по земле ногтями – огонь разъедал её… Она кричала и звала на помощь, но в её голове лишь бесконечно отдавался безжалостный шипящий хохот, а перед внутренним взором стояли обжигающие глаза и широкая дьявольская ухмылка…
Вдруг яркая вспышка молнии за окном вырвала сознание девушки из сна и вернула в тело. Из груди Анко вырвался крик, она резко села в постели. Дыхание было хриплым и надрывным. Закусывая губу, Анко приложила дрожащую ладонь к основанию шеи. Клеймо печати пульсировало и жгло. Девушка чувствовала острую резь в горле. Крик… он нескончаем. Каждую ночь так же, как сегодня, она кричит во сне. Воспоминания, ставшие кошмарами, норовят задушить её, отнять у неё всю волю к жизни. Воспоминания об этом человеке, которые днем можно было просто не замечать, оставляя на периферии рассудка, погружаясь в повседневные обязанности джонинов Скрытого Листа, ночью срывались с цепей и подчиняли себе всё её существо. Как она дорожила этим человеком! Он был для неё всем! Она верила ему… но он остался холоден к её чувствам. Он просто отмахнулся от них. Для него она была не более чем материалом, опытным образцом в его экспериментах, занятной лабораторной мышкой. Всё её восхищение, всё доверие, любовь к нему он растоптал, сравнял с землей, уничтожил. Не осталось ничего. Он сжег все мосты, перерезал все нити, связывающие их, без сожаления и раскаяния. Он все забыл. А она ещё помнит.
«Орочимару-сама…» - пронеслось в голове у Анко, и она сжала руку над печатью.
Эти воспоминания похожи на зверей, и они вот-вот растерзают её.
***
Анко поднялась задолго до рассвета. К появлению первых лучей солнца она понемногу пришла в себя, но вместо того, чтобы пойти к Хокаге и получить назначение на задание, она подошла к прикроватной тумбочке, присела возле неё на корточки и выдвинула верхний ящик. Под тремя толстыми папками отчетов на самом дне лежала фотография в рамке. Анко вытащила её из ящика, коротким выдохом сдула с неё пыль и вытерла стекло рукавом.
С яркой цветной фотографии на неё смотрела четырнадцатилетняя девочка с лохматыми, забранными в высокий хвост темно-фиолетовыми волосами и такого же цвета блестящими глазами, стоящая рядом с высоким молодым мужчиной. Оба непринужденно улыбались. Девушка вздохнула. Она и сейчас умеет улыбаться. Но такая счастливая улыбка сияла на её лице только десять лет назад…
«Орочимару-сама…»
Анко рассматривала саннина во всех подробностях. Его высокий рост; стройное, но крепкое телосложение; как хорошо сидит на нем форма шиноби Листа и лежит повязка на лбу; длинные черные, как смоль, волосы, лежащие по плечам; тонкие и правильные черты его лица; широкая улыбка и манящие, загадочные, как две желтые луны, змеиные глаза – такие же искрящие золотом, горящие огнем, такие же ядовитые. Этот человек соединял в себе лед и пламя. Горящие глаза и холодное сердце. И даже их жар не сможет растопить этот лед. На поверхности пляшут огненные языки, а в глубине – вечная мерзлота. Сверху мягкая трава, снизу – каменное дно. Внешне – открытость и благодеяние, внутри – жестокий разум и холодный расчет. Она не знала его истинной натуры и восхищалась его словами и действиями. Она видела его своим идеалом, своим кумиром, и не только…
- Да, ты полюбила его, - прошептала Анко, глядя в глаза четырнадцатилетней себя. – И поплатилась за это.
Она вспоминала о тех днях, когда Орочимару был её учителем. Он никогда не защищал Анко, но всегда помогал ей. Они легко нашли общий язык, понимали друг друга. Их отношения были больше дружескими, чем такими, которые возникают между учителем и учеником. Вместе они выполнили много заданий. Теперь Анко понимала, насколько это было важно для неё – его близость. Разговаривать с ним, стоять с ним рядом… как счастлива на фотографии эта девочка со смеющимися глазами! Анко вспомнила свою последнюю встречу с ним полгода назад. Эта встреча была первой после того, как десять лет назад Орочимару отказался от неё. Она так хотела увидеть его снова, что лично отправилась в Лес Смерти. Ей приходилось изображать ненависть к человеку, которого она любит. В один момент у неё возникло безумное желание, она захотела убить его и себя, умереть вместе с ним. Это было бы для неё настоящим счастьем! Анко думала, что если она не сможет быть с ним в жизни, то, может, хоть после смерти исполнится её мечта… Но надежда умерла, не успев появиться на свет.
«Ты собираешься… совершить самоубийство?»
Этот вопрос поставил во всем точку. Им никогда не быть вместе, ни в этом мире, ни в ином.
Анко перевела взгляд с фотографии на свою левую руку. В тот день она проткнула её кунаем насквозь, чтобы соединить с ладонью Орочимару. Сквозная рана давно зажила, но Анко не помнила этой боли. Она помнила только прикосновения к его рукам… Эти ощущения чувствовались даже сейчас. Она подняла руку и коснулась щеки там, где его холодные пальцы скользили по её коже с такой небрежной, насмешливой нежностью… Анко закрыла глаза.
«Неужели ты ревнуешь?»
Ревнует? Да. Она никогда не сможет смириться с тем, что Орочимару променял её на этого Саске. Что силу крови Учиха предпочел её любви. Никогда…
Анко в очередной раз тяжело вздохнула.
В её ли власти что-то изменить?
* * *
Весь день Анко просидела, склонившись над фотографией, где счастливым ребенком она улыбалась вместе с любимым человеком. Ей хотелось раз и навсегда запомнить его образ, впитать его глазами и сердцем, чтобы не забывать ни на минуту. Это будет больно, но она готова к боли. Её жизнь уже давно не выходит из одного русла – днем беспечные будние заботы, задания, друзья, подчиненные, все как у всех, а ночью кошмарные сны о прошлом, воспоминания, крики и боль. Так происходит уже давно, и ничего не изменится, она продолжит жить двумя жизнями. Но, даже если боль удвоится, теперь ей хотелось, чтобы каждый её шаг сопровождали из памяти его глаза.
Солнце опустилось за горизонт. За весь день Анко ни разу не взглянула за окно, все её мысли были подчинены одному. Длинные облака приглушенно-фиолетового, как её глаза, цвета, бороздили небесное море. А из-за них выглядывал ядовито-желтый глаз луны.
Вдруг её плечо пронзила острая боль, как если бы в него на полной скорости вонзилась игла. Анко скривилась и схватилась за печать. Метка опять горела огнем. Но на этот раз ощущения изменились. Пульсация шла равномерно, накатываясь и откатываясь, словно по сигналу. Жжение было, скорее, теплым, а в каждой новой волне боли как будто слышалось: «Идем…идем…»
Фотография выпала из руки Анко и ударилась об пол, звякнув треснувшим стеклом. Повинуясь неизвестному зову, девушка поднялась, покинула комнату и последовала к выходу из дома. На пороге её встретил порыв ветра, но его дуновение не помогло ей прийти в себя. Под прицелом темно-золотой луны Анко медленно направилась вперед, держась за метку на шее, а та пульсировала в унисон с током крови, и звала, звала…
- Анко-сан! – послышалось где-то позади неё.
Такой знакомый голос, но у Анко не хватило сил даже на то, чтобы вспомнить, кому он принадлежит…
- Анко-сан!
Бессмысленно было окликать её сейчас. Печать вела её. Ядовитый глаз луны провожал её взглядом, ухмыляясь над её головой.
«Что происходит? Куда я иду? Зачем? Кто зовет меня?» - Анко силилась, но не могла отыскать ответа ни на один из этих вопросов.
Они многоголосым хором отдавались в её сознании, хаосом слов и эмоций, беспорядочной чередой звуков, но все они были рваными, смятенными и нестройными, и только один грохотал оглушительным колоколом – он… он…
Только он был её пульсом, её сердцебиением. Он сам стал единственным вопросом без ответа, но она знала, что идет к нему.
Анко не отдавала себе отчета в том, что уже давно ушла за пределы деревни и оказалась в лесу. Наконец она подняла глаза. Перед ней в глубь чащи уходила широкая тропа, залитая лунным светом. Здесь, говорила печать. Нет сомнений. Переводя дух, Анко остановилась.
Ядовитый глаз луны скрылся за веком облака, и лунный свет иссяк. Но ещё раньше Анко успела заметить в кроне ближайшего дерева черную тень. От её взгляда она скользнула за широкий ствол, но в ней все ещё можно было различить знакомый силуэт… Сердце девушки зашлось бешеным стуком.
- Хисашибури-нэ (яп. «давно не виделись»), Анко… - донесся до её слуха прохладный приглушенно-шипящий голос.
Луна выскользнула из-за облака. Тень превратилась в человека, он так же, как тень, бесшумно спрыгнул с дерева на тропу и очутился напротив Анко. Лунный свет выхватил из темноты его черные как ночь волосы, бледную кожу и темно-желтые, как пламя свечи, глаза.
- Орочимару-сама… - севшим голосом прошептала Анко.
Саннин сделал к ней несколько шагов и остановился в полуметре от неё.
- Я знал, что ты придешь. Ты слышала мой голос?
Анко кивнула.
- Орочимару-сама… зачем?
- Мне мало только воспоминаний, - он поднял руку и протянул к её лицу. – Я хочу видеть тебя.
Анко уже не могла ни о чем задумываться. Забыв обо всем, она схватила руку Орочимару и прижала к своему лицу. Его кисть, будто высеченная из мрамора, такая же правильная и красивая, снежно-белая кожа, и, как снег, такая же холодная. Дыхание сбилось; зажмурившись, Анко улыбалась…
Усмехнувшись, Орочимару высвободил свою кисть из её дрожащих пальцев. Его рука скользнула по шее ученицы и накрыла проклятую печать. Девушка ахнула – боли как не бывало… Она выровняла дыхание и взглянула на него. Он улыбался так же, как на фотографии десятилетней давности. Митараши ответила ему такой же улыбкой. Его рука поднялась от печати по её шее до подбородка, очертила линию лица вдоль, до уха, потом от уха к виску и от виска заскользила вниз по щеке. Прикосновения Орочимару бросали в жар и холод, мысли Анко спутались, дышать снова стало труднее… Весь мир куда-то пропал, провалился, остались настоящими только его руки и согревающий взгляд. Хотелось вечно просто стоять вот так, утопая в его глазах…
Орочимару отнял свою руку, повернулся спиной и медленно пошел прочь.
- Пойдем со мной, - в последний раз позвал он.
Анко не задумывалась ни на секунду, правильно ли она поступает. За эти несколько мгновений она забыла все, чем была жива до сих пор. Казалось, что Орочимару своими прикосновениями забрал не только боль, но и всю её жизнь в свои руки. Ради них и ради ядовитых и сияющих, как янтарная луна в ночи, глаз, она была готова отдать все свое прошлое.
Ответом была её рука, протянутая к нему, и первый шаг вслед за ним.
