Саске мог ее соблазнить. Мог подойти к ней вплотную, провести пальцами от шеи до ключицы, от ключицы до талии, вдруг крепко прижав к себе. Затем запечатлеть беглый поцелуй на гибкой девичьей шее и, наконец, губах, глубоко и сильно проникая другой рукой под шелковый подол платья цыганки, прикасаясь к ногам и бедрам. Она бы запустила свою ладонь в его черные волосы, ощупывая гору мускул под тонкой тканью жилета, наслаждаясь влагой его рта. Как ни смотри на это, он был красив, а в постели это достаточный аргумент. Воображение обоих разгорелось, и все казалось настолько реальным, что оба буквально переживали эти ощущения, пусть ничего и не было. Сцена их двоих в полумраке на расстоянии друг от друга была куда более эротичной, нежели любые откровенные намеки. Никто из них не обмолвился ни единым словом, не выдал себя ни жестом, и даже если бы Саске и Сапфира знали, то, гордые и упрямые, они все равно бы расстались как враги. Тем не менее, никогда в своей жизни брюнет так не хотел женщину, как сейчас. У него давно никого не было, но даже это не служило причиной, чтобы пойти на поводу у своих желаний. Мужчина все время доказывал себе, что он хозяин своих страстей, и это действительно заслуживало уважения: одним усилием воли он подавлял их в себе и загонял так глубоко, что даже сам забывал, что способен на какие-то человеческие слабости. И хоть сейчас вдали от прекрасной девушки впечатление немного стерлось, точнее, уже не производило прежнего эффекта, напоминанием о нем служила пробитая ладонь. В ближайшее время тренировки с поврежденной рукой обещали быть мучительными, но не более мучительными, чем позволить себе поддаться и потерять в собственных глазах статус непоколебимого особняка. Что он без своей гордости? Кто он без нее?

Рыдания Сапфиры сложно было описать словами. Она плакала от того, что последние капли гордости растворились в охоте, пусть и минутной, к телу человека, который ни во что ее не ставил. Потому, когда девушка проснулась утром, какое-то тяжкое скользкое чувство ее не отпускало. Рядом одиноко покоилась почти пустая бутылка, и голова слегка болела. Немного от вчерашней истерики, немного от кагора. Пресловутое бирюзовое платье, в котором она уснула, казалось ей теперь грязным, и шиноби поспешила от него избавиться. Сапфира подожгла его самой элементарной техникой и несколько минут наблюдала, как оно горело синим пламенем, пока не превратилось в пепел. Комнату наполнил отвратительный для многих, но приятный для нее запах гари, костра и огня. Приблизившись к своему рюкзачку, красавица достала оттуда свои вещи и переоделась. На бедра она водрузила толстый кожаный светло-коричневый пояс, на котором располагались чехлы для ее мечей, много мелких отсеков под кинжалы и петля, чтобы прикрепить оружие, напоминающее шакрам. Следом девушка погрузила руку внутрь снова и извлекла оттуда мечи. Два блестящих лезвия и родные рукояти придали ей сил. Как же она их любила! Вдоволь налюбовавшись ними, Сапфира заложила их в ножны. Кинжалы и шакрам тоже опустились на свое место. Наконец красавица привязала к шее протектор с эмблемой уже не Страны Ветра, а Страны Огня, который ей выдала Хокаге, когда она пришла к ней с согласием.
Цыганка спустилась вниз, на первый этаж, умоляя Бога, кем бы он ни был, не позволить ей столкнуться с брюнетом, но ступеньки лестницы предательски заскрипели, привлекая внимание мужчины, который стоял в холле. Он так и не уснул этой ночью, да и тупая тягучая боль в ладони никак не способствовала этому. Саске увидел красавицу, наблюдая, как она спустилась и подошла к нему. В те пару секунд разницы он прочитал в ее лице замешательство, вопрос, как ей поступить и что сказать. Но говорить о вчерашнем, к ее облегчению, брюнет не собирался, он считал тему исчерпанной: Сапфира не решится его ослушаться и больше ночных «прогулок» устраивать не станет. В своем даре убеждения наследник клана Учиха не сомневался.
- Доброе утро, - с улыбкой начала цыганка, когда поняла, что сбежать не удастся. Улыбка, однако, получилась вымученной. Она, конечно, понимала, что ей не избежать свидания, но до последнего надеялась, что этого не произойдет, что случится чудо.
- Доброе, - отрезал он, не переставая, однако, смотреть на цыганку. Его голос оставался по-прежнему железным и даже не намекал на партнерское отношение. Ей вдруг снова стало обидно и мучительно больно, что он не относился к ней серьезно, а всего лишь как к легкомысленной путане. Отчасти он так и думал. У брюнета клокотало все внутри, глядя на красный след на бархатной смуглой цыганской коже. Учиха презирал ее за это, и слова готовы были сорваться с его губ, но что-то удерживало. Сапфира вдруг заметила повязку на руке и всерьез испугалась. Красавица не могла вообразить, что она была тому причиной, что он так справляется с собой. Простой цыганской девушке невдомек, что за чувства, за любые, можно так себя истязать. Она привыкла, что в жизни все решается просто, что можно любить или нет, желать или нет. Всего два ответа на все вопросы судьбы. Но его чувства, как и он сам, были всепоглощающими, сложными и причиняющими ему невыносимую боль. Все они были завязаны на одной лишь ненависти, существовали как ее часть или с ее примесью. Учиха умел любить, уважать и даже благодарить ненавидя. Он отдавал себя на растерзание, если проигрывали его упрямство и железная воля. Тогда он душой готов, все еще отчаянно сопротивляясь, пасть рабом победителя. Так преданно он пал перед ненавистью, служа ей уже больше половины своей жизни. В этом они были схожи, но он раб долгих чувств, она - мимолетных увлечений. Он с ними боролся, она - поддавалась. Вот кто действительно говорил на разных языках.
- Что с твоей рукой? - обеспокоенно спросила Сапфира. Вчера, когда он приходил, этого не было, или она просто не заметила, оттого что смотрела на его губы и торс.
- Порезался, - коротко и лаконично пояснил он.
- У меня есть цыганский травяной бальзам. Он волшебно залечивает раны. - Красавица взяла его руку, собираясь размотать ткань, но он резко отдернул ее, как только тонкие пальчики коснулись кожи. Цыганка изумленно посмотрела на него.
- Само заживет. - Ему лучше было избегать ее прикосновений, как и болезненного взгляда прекрасных черных глаз.
- Как пожелаешь, - оскорбленно ответила девушка и, не обернувшись, ушла. Она только хотела помочь. Одними губами Учиха что-то прошептал ей вслед. То было «останься», но цыганка не слышала. Саске не имел это в виду и вообще не знал, почему сказал это.
Оказавшись на улице, Сапфира стремилась уйти как можно быстрее и выбежала на дорогу, которую заполняли люди, целые толпы нищих и грязных. Она страдала, глядя на них, ведь мало чем когда-то от них отличалась. Прохожие засматривались на красавицу, замечая обилие оружия и золотых изделий. Среди всего этого ужасного зрелища чужестранка казалась им богом, совершенным и прекрасным. Следовало, безусловно, выглядеть менее броско, но девушка об этом не думала. Цыгане всегда привлекали внимание, и она настолько к этому привыкла, что ей это казалось совсем природным.
Сапфира начала свой обход со всех злачных мест, где, по ее мнению, мог находиться тот, кого они искали, и пару человек выделялось на общем фоне, но ничего конкретного ей не удалось добиться. Расспрос горожан также не принес никакого результата. Те либо разводили руками, либо считали повинными своих недоброжелателей и врагов, и, разумеется, каждый называл разные имена. Даже семьи погибших не знали человека, который мог бы быть их общим знакомым, или назвать причины, по которым они могли быть убиты. Одним словом, следов за собой никто не оставил. День прошел почти незаметно и уже подходил к концу, как вдруг она ощутила на себе пристальный взгляд. Как бы невзначай обернувшись, цыганка с облегчением вздохнула. Это был всего лишь тот мужчина, с которым девушка вчера переспала. Видимо, он узнал ее.
- А ты каждый вечер ищешь себе спутника? - сказал он, на этот раз подсаживаясь к ней. Сегодня головорез выглядел менее угрюмым.
- Нет, - усмехнулась она, приложив ладонь ко лбу. Красавица только сейчас поняла, что не знает его имени.
- Что тогда такая очаровательная женщина делает здесь? - спросил он с легкой полуулыбкой.
- Отдыхаю. В этом городе особо некуда пойти, - солгала Сапфира.
- Твоя правда, - кивнул мужчина.
- Могу я узнать твое имя? - спросила красавица, склонив голову набок и подпирая ее рукой. Теперь шелк ее волос протирал грязный стол, за которым она сидела. Перед ней лениво стоял стакан с соком. Он на минуту замолчал, словно выдумывая его, что заставило ее насторожиться.
- Амид Ширс.
- Амид. Интересное имя. Сапфира, - сказала она. В ее голове живо всплыл образ следа от удара ножом под ребро мужчины, достаточно свежего, но почти заросшего. И тут же вспомнила, как мать убитой официантки говорила, что на одежде дочери видели след от чужой крови, видимо, она успела ранить убийцу столовым прибором до того, как он свернул ей шею.
- Сапфира, - блаженно повторил он, словно пробуя его на вкус.
- Так меня зовут.
- Я понял, - ответил он, а затем прикоснулся к ее волосам, пальцами перебирая пряди. Цыганка ничего не сказала. - Если бы ты захотела, я бы пригласил тебя куда-нибудь.
- Сегодня в шесть, в моей гостинице - ветхое здание с зеленой вывеской, не перепутаешь. Двенадцатая комната на втором этаже. - Сапфира произносила слова игриво и отрывисто, внутренне все более убеждаясь в том, что он тот, кто им нужен. Оставался только один вопрос. Она блеснула черными глазами напоследок и наградила его поцелуем в щеку. Когда Амид ушел, красавица направилась к официанту.
- Простите, этот мужчина с ожогами на лице часто здесь бывает? - обратилась к нему цыганка.
- Да, - кивнул он.
- Значит, Вы давно его знаете?
- Да, - подтвердил он.
- Его зовут Амид, верно?
Вдруг мужчина замолчал и отвернулся.
- Прошу меня извинить, у меня много работы, - поспешил откланяться он.
- Значит, нет, - одними губами прошептала Сапфира. На ловца и зверь бежит.