Шаг 1. Преодолеть горечь утраты
«Утрату нельзя прочесть.
Можно только почувствовать»
© х/ф «Мемуары гейши»
Можно только почувствовать»
© х/ф «Мемуары гейши»
Стрелки настенных часов словно прилипли к циферблату. Неужели время идет так медленно?
Время - это иллюзия.
Очень правдоподобная, почти не отличимая от реальности…
Полуденный зной начал понемногу спадать. Легкий ветер робко приоткрыл незапертую дверь, принося с собой сладкие запахи пустыни: песчаной акации, астрагала и раскаленного песка. Ветер коснулся воздушными пальцами колокольчика над дверью, и тот издал мелодичный звон.
Мужчина, который лежал на полу посередине комнаты, медленно повернул голову на звук и открыл глаза. Его тусклый усталый взгляд скользнул по приоткрытой двери, и он тяжело вздохнул.
Зачем запирать дверь? Чтобы защитить дом от воров, от грабителей, от убийц?
«Каких воров? Что в этом доме есть такого, что можно было бы украсть? Кого в этом доме еще можно убить?»
Мужчина перевернулся на живот и уткнулся лицом в ковер, когда-то яркий и мягкий, а ныне грязный и истершийся. Впрочем, все остальные предметы в комнате были не в лучшем состоянии: обивка на диване местами выцвела, местами была порвана. Столик из черного дерева, когда-то купленный за баснословные деньги, покосился на один бок из-за сломанной ножки. Тяжелые занавеси, которые закрывали все окна и не пропусками в дом ни единого луча солнца, запылились и нуждались в основательной чистке. Зеркало было покрыто таким толстым слоем пыли, что и вовсе утратило свою способность отражать. Все было тускло, грязно и грустно. Повсюду валялись осколки разбитой посуды, части поломанной мебели, клочья разорванной одежды. Повсюду угадывались следы чудовищного разрушения, словно по дому метался одержимый демонами человек.
Впрочем, мужчина, лежащий на полу, не выказывал ни малейших признаков агрессии. Ему было все равно. Если бы в этот момент сам Энма, владыка Преисподней, явился в дом, то человек этот, наверное, даже не вздрогнул, не испугался бы, ибо он, кажется, вообще разучился испытывать хоть какие-то эмоции…
Ветерок еще раз звякнул колокольчиком, открыл дверь чуть пошире, и уже смело ворвался в дом. Он всколыхнул темные занавеси, то приподнимая, то опуская их. Лучи солнца, в тот же миг проникшие в комнату, весело заплясали на стенах и на мгновение ослепили хозяина дома. Он тихо зашипел, закрывая воспаленные глаза руками, и поспешно вскочил на ноги, чтобы закрыть дверь и снова занавесить окна.
«Сколько времени я уже не выходил на улицу? Сколько времени не видел солнечного света? Месяц? Нет, больше… С того момента, как…»
Тут мужчина снова упал на ковер, словно сраженный невидимым клинком. Воспоминания, словно тысячи отравленных игл, впились в голову, причиняя страшную боль. Память – жестокая штука, подсовывает в сознание картинки уже давно прошедших событий, событий, которые, казалось, ты уже забыл, которые хотел бы забыть и никогда не вспоминать… Но нет, они на самом деле погребены на дне подсознания, только и ждут момента, когда вроде бы уляжется уже душевная буря, когда притупится боль, и не такой горькой покажется потеря. Вот тогда воспоминания вылезают снова, еще более страшные, мучительные и болезненные, чем прежде…
Мужчина извивался на ковре, обхватив голову руками и сдавленно рыча, словно дикий зверь. Его снова обступили демоны. Словно во сне видел он эту же комнату, но несколькими месяцами раньше, видел своего отца и мать, видел свою младшую сестру, видел самого себя… А еще он видел мальчика с ярко-рыжими, торчащими во все стороны волосами, на его бледном лбу, как раз над левым глазом, виднелась странная татуировка в виде иероглифа «Аи» - любовь.
Еще мужчина видел песок. Песок был повсюду. Песок окутывал все вокруг. Песок поглотил его отца и мать, его сестру, и его самого. Песок сдавливал, сжимал его тело, словно тисками, забивался в рот, заглушая предсмертный вопль, забивался в глаза, погружая во тьму, в пропасть без дна и просвета… Мужчина метался по полу, силясь вырваться из-под власти видений, заглушить звучащие в голове крики, заставить себя видеть то, что есть на самом деле…
Приступ, если так можно назвать это состояние, закончился также внезапно, как и начался. Не было никаких криков, ничего на самом деле не было, тишину нарушало лишь его дыхание, воздух со свистом и хрипами выходил из напряженных легких.
«Сон… Хоть бы на минуту можно было заснуть!» - с тоской подумал мужчина, отирая пот со лба дрожащими пальцами. И в ту же минуту он резко приподнялся и пристально уставился на дверь. Даже если бы он захотел, то не смог бы объяснить себе, почему он это сделал. Он очнулся, потому что почувствовал присутствие постороннего. «Значит, не совсем еще притупились инстинкты шиноби, которые нам с таким упорством прививали в академии в течение долгих лет… Впрочем, кто бы это ни был, мне все равно…»
- Не заставляй меня стоять перед дверью, - послышался чей-то недовольный голос.
- Дверь не заперта, можете войти, - вяло отозвался он. И сам не узнал свой сухой, надтреснутый голос. «А… да, я ведь почти ни с кем не говорил…»
Дверь распахнулась, но он не увидел своего гостя, потому что яркий свет снова ослепил его. Впрочем, голос он узнал.
- Чем обязан вашему визиту, Чиё-сама? – спросил он, с трудом поднимаясь на ноги.
- Ты уже несколько недель не появляешься в больнице, - спокойно отозвалась она.
– Какая честь! Неужто Казекаге так печется о моей судьбе, что решил послать одного из старейшин меня проведать? – не без сарказма поинтересовался мужчина.
- Ты ведь понимаешь, что, если не будешь посещать процедуры, то не сможешь восстановиться и снова выполнять задания? – Чиё пропустила издевку мимо ушей.
- А, ну да! Конечно! Казекаге хочет, чтобы я снова вернулся на службу! И как я сразу не догадался? Я же…
Чувствительный удар точно в лоб заставил его замолчать.
- Я не собираюсь терпеть такой тон, Кано.
Кано. Его так долго никто не называл по имени.
- Я понимаю, что ты перенес тяжелую потерю, и глубоко сочувствую твоему горю, но это не…
- Мне не нужно ваше сочувствие! – грубо перебил ее Кано, потирая ушибленное место. Чиё чуть заметно усмехнулась и произнесла:
- О да! Я это вижу, сочувствие тебе не нужно. Что тебе нужно, так это хорошая трепка!
Кано широко раскрыл свои тусклые воспаленные глаза и ошалело посмотрел на старейшину. За эти несколько месяцев затворничества его много кто навещал: тетушка по матери вместе со своими детьми, друзья, его девушка, товарищи по команде, его учителя…
Как это часто бывает, когда мы не можем направить свою ненависть на своего врага, то обращаем ее против своих же близких. Так и Кано безмерно желал, чтобы рядом с ним был кто-то, кто способен помочь ему, кто мог бы заставить его жить, перенести утрату семьи, снова почувствовать себя человеком. Но одновременно он ненавидел их всех. Их сочувствие и жалость бесили его сильнее, чем даже его собственное бессилие. Он прогонял их, кричал, злился… И никто, ни друзья, ни учителя не обижались на его крики, все они смотрели грустным сочувствующим взглядом и тихо уходили, чтобы прийти вновь и вызвать новый приступ бешенства… Но никто еще не говорил ему: «Тебе требуется хорошая трепка!»
- Ну, и чего ты стоишь, рот раззявил? – поинтересовалась Чиё. - Не хочешь предложить старейшине селения стакан воды или чая? Солнце сегодня как-то особенно зло печет, ты не находишь?
И, не давая ему опомниться, небрежно добавила:
- Ах, да. Ты ведь не выходишь на улицу, предпочитая пережевывать сопли и сидеть в темной грязной комнате.
Кано остолбенел. А старушка тем временем медленно, по-хозяйски, подошла к окну и отодвинула занавеси. Поток солнечного света залил всю комнату до самых темных углов, а Кано снова зашипел и отвернулся.
- В чем дело? Боишься солнечного света, как какой-нибудь мертвый демон? – насмешливо поинтересовалась Чиё.
- Нет, - выдавил Кано, - я ничего не боюсь.
Чиё фыркнула и пробормотала что-то на счет глупых самоуверенных мальчишек.
- Да у тебя здесь самый настоящий свинарник, - брезгливо сморщив нос, заметила она и опустилась на краешек выцветшего дивана. – Это такой способ выразить свою скорбь по своей матери, которая всегда старалась поддерживать дом в чистоте?
- Замолчите, - тихо, но отчетливо, со злостью произнес Кано. – Вы ничего не знаете.
- Ну, разумеется, не знаю, - хмыкнула старейшина. – Что я могу знать о смерти, пройдя две Мировых войны шиноби, потеряв множество товарищей, а еще своего мужа, сына и невестку. Куда уж мне до тебя, умудренного опытом и знаниями… Так ты не собираешься предложить мне стакан воды?
- Да какого хера вам от меня нужно?! – взорвался Кано.
- Для начала, чтобы ты был немного повежливее и не употреблял идиоматических выражений в присутствии старейшины.
- Моих родителей и мою сестру убил Гаара! А вы являетесь сюда и ведете себя так, словно я – нашкодивший пес! И вы хотите, чтобы я вел себя повежливее?! Да вы просто…
- Сочувствие тебе не нужно, ты сам сказал. И, насколько мне известно, ты очень агрессивно вел себя по отношению к своим друзьям и своей семье…
- У меня нет больше семьи!
- У тебя есть семья, - с нажимом произнесла Чиё. – Я хочу, чтобы ты перестал разыгрывать из себя страдальца. Прошло уже несколько месяцев, и ты уже не ребенок, чтобы так реагировать на происходящее…
- Несколько месяцев… Всего несколько месяцев! Песок еще не впитал кровь моих родителей, а вы хотите, чтобы я…
- Я хочу того же, чего хотели бы они. Думаешь, твой отец гордился бы тобой сейчас? Думаешь, ему приятно было бы видеть, что с тобой стало?
- Мой отец гордился бы мной, если бы я убил этого монстра и избавил бы деревню от вечного страха перед ним, - Кано зло посмотрел на старуху.
- Гаара – последний, кого ты должен обвинять, - спокойно отозвалась Чиё. – Если ты хочешь убить человека, который виновен непосредственно, то он перед тобой.
Кано замер, недоуменно вглядываясь в лицо Чиё, изборожденное морщинами, в поблекшие от времени и потерь глаза, и видел только одно – спокойствие. Смысл сказанного дошел до него не сразу, понадобилось несколько секунд, чтобы Кано полностью осознал слова Чиё.
- Вы? – тупо переспросил он.
- Я, - спокойно подтвердила старейшина. Кано открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Слов не было. Было только безграничное непонимание, которое на какое-то мгновение перекрыло собой весь гнев, всю злость и боль.
- Вы… - повторил Кано и медленно опустился на покосившийся стул, почувствовав внезапное головокружение.
- Это я десять лет назад руководила командой шиноби, которые запечатали Шукаку в мальчике, когда он еще находился в утробе своей матери, - Чиё подавила глубокий вздох. – Расчет Казекаге был очень прост: когда ребенок родится, чакра демона уже будет смешана с его собственной чакрой, силой Шукаку будет легче управлять, но… в его плане был один существенный недостаток. Догадываешься какой?
- Гаара убил мою семью, - тихо, зло произнес Кано.
- Твою семью убил Шукаку, которого Гаара не может контролировать.
- МОЮ СЕМЬЮ УБИЛ ГААРА! – завопил Кано. – Не смейте оправдывать его!
Чиё поморщилась, словно ее мучила головная боль, и чуть насмешливо произнесла:
- Ты, чунин, прошедший обучение в Академии, выполнивший множество миссий, не можешь контролировать собственные эмоции! Но требуешь, чтобы мальчик десяти лет мог контролировать Ичиби, так?
- Если он не может контролировать Шукаку, то его должны были убить! –Кано вскочил на ноги, чуть не перевернув столик.
- Из Гаары вообще не должны были создавать джунчурики… Не таким способом, - Чиё устало посмотрела на свои ладони. – Мне следовало отговорить Йондайме Казекаге от этого рискованного предприятия, но в тот момент значение имели только мощь Суны и те преимущества, которые мы могли получить. В этом моя вина. Теперь, когда Шукаку, оружие Суны против других скрытых деревень, обернулось против нас самих, я это очень хорошо понимаю.
- Почему? Почему вы не убили этого… это…
- Этого ребенка, - спокойно закончила Чиё.
- Этого монстра! – с ненавистью отозвался Кано.
- Вначале мальчик был не настолько опасен. Более того, его развитие только радовало Казекаге. Гаара довольно быстро овладевал песчаными техниками, да и Яшамару приглядывал за ним.
- Гаара убил Яшамару…
- Яшамару был послан Казекаге, чтобы убить самого Гаару. И потерпел неудачу. После Йондайме еще пять или шесть раз пытался убить своего сына, посылая лучших шиноби. Как ты знаешь, никто из них не выжил.
- Должен же быть способ избавиться от него! И я этот способ найду!
- Замолчи, - чуть громче обычно сказала Чиё и прихлопнула ладонью по подлокотнику дивана. – Ты должен оставить мысли о мести. Во-первых, потому что справиться с Шукаку ты не сможешь. А во-вторых… за те несколько месяцев, что безвылазно сидел в доме, кое-что изменилось. Баки-сан – новый наставник Гаары – смог добиться значительных результатов, и теперь мальчика используют на миссиях.
- Я не…
- Закончим разговор о Гааре, - перебила Чиё. – На сегодня и навсегда. Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о Шукаку. Я пришла, чтобы передать слова Казекаге.
Кано с ненавистью посмотрел на старейшину.
- Я не хочу вас слушать.
- Но ты будешь.
- Убирайтесь!
- Ты просто глупый мальчишка! – фыркнула Чиё.
- Вы просто старая гнилая развалина! Вы не понимаете и не желаете меня понимать, вы…
Кано даже не успел заметить, как Чиё применила технику. Тонкие нити чакры потянулись от ее сухоньких пальцев к его телу, лишая его возможности двигаться. Старейшина чуть шевельнула рукой, и невидимая сила прижала Кано к полу.
- Похоже, старая развалина тебя только что одолела, - чуть насмешливо произнесла она. – Но лучше быть старой развалиной, чем такой тряпкой как ты. Ты думаешь, что тебя никто не понимает? Тебя многие могут понять и понимают. Это ты желаешь оставаться не понятым и сидеть в этой сорной яме, упиваясь своим горем и жалостью к самому себе!
- Неправда! – Кано дернулся вперед, чуть не вывернув себе руки. – Это неправда!
- Это правда, - голос Чиё приобрел обычную властность и спокойствие. – Будь моя воля, я бы не стала тратить на такого нытика как ты ни одной секунды своего времени. Но я хорошо знала твою мать, а она не простила бы мне, что я оставила тебя гнить в своих собственных соплях… Нет, подумать только! Я должна выслушивать твои истерики, вместо того, чтобы делать что-то действительно полезное!
- Ну и шли бы тогда делать что-то полезное! Оставьте меня в покое! – заверещал он.
Чиё вздохнула и опустила руку. Действие техники прекратилось в ту же секунду, и Кано, которого поддерживали нити чакры, тяжело рухнул и уткнулся лицом в пол, хрипло дыша и всхлипывая, как ребенок. Он злился, злился на Казекаге, злился на Чиё, даже на свою мать, но больше всего он злился на самого себя, потому что слова старейшины были правдой. Слезы подступали к горлу, мешали дышать, темнота застилала глаза. «Это ты желаешь оставаться не понятым и сидеть в этой сорной яме, упиваясь своим горем и жалостью к самому себе!» Слова эти звучали у него в ушах, многократно повторяясь, словно эхо.
Кано медленно поднялся на ноги, усилием воли проглотил свою злость и непрошенные слезы, а потом опустил голову и тихо произнес:
- Я прошу прощения, Чиё-сама. Мое поведение было неприемлемо.
Пауза.
- Могу я предложить вам чашку чая?
Старейшина, которая уже держалась за ручку двери, обернулась, смерила его внимательным взглядом, и произнесла после недолгого молчания:
- Знаешь, почему я не вижу смысла спасать самоубийц, если только дело не касается миссии? Потому что нет смысла спасать человека, у которого отсутствует воля к жизни. Если ее нет, ничто, никакие лекарства, никакие техники не смогут это заменить… Рада, что тебя еще есть смысл спасать.
Она прошла в комнату и снова опустилась на диван. Сердито посмотрела на Кано и недовольно произнесла:
- Вот что, мальчик, это был последний раз, когда я терплю такое поведение. В следующий раз, если будешь на меня орать, сделаю из тебя живую марионетку.
- А это разве возможно? – Кано, даже несмотря на свое нынешнее состояние, еще не разучился удивляться.
- Еще как, - мрачно усмехнулась Чиё. – Я не желаю разговаривать с тобой, пока ты не приведешь себя в порядок! А ну, марш в ванную! Умойся хотя бы, а то на тебе такой слой пыли, что самого лица-то не разглядишь!
Кано глубоко вздохнул и нехотя поплелся в ванную.
- И переоденься! – услышал он уже на лестнице. – От твоей одежды так смердит, что у меня чуть нос не отвалился!
Спустя десять минут Кано, наскоро приняв душ и кое-как умывшись, стоял перед зеркалом и вглядывался в свое отражение. Он с трудом узнавал себя, ведь ему всего двадцать, а незнакомцу в зеркале никак не меньше тридцати. Некогда золотистого цвета волосы потускнели и спадали на лоб длинными неаккуратными прядями, синие глаза приобрели какой-то непонятный, блекло-серый оттенок, кожа посерела, черты лица заострились, на лбу залегла глубокая продольная морщина…
Кано отвернулся от зеркала.
- Ты, что, ногти там красишь? – крикнула снизу Чиё. – Спускайся вниз! Я не собираюсь тратить на тебя весь день!
Кано сжал зубы и направился к лестнице, стараясь не думать о тех ужасающих изменения, которые с ним произошли. Спустившись вниз, он увидел старейшину, которая колдовала над чайником. Запах зеленого чая с жасмином приятно защекотал ноздри, в пересохшем горле страшно першило, и Кано вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не пил и не ел. Он опустился в кресло напротив Чиё и взял чашку.
- Ну вот, - удовлетворенно произнесла она, рассматривая Кано. – Теперь ты хотя бы на человека похож.
Тот промолчал и уткнулся в чашку с чаем. Кано думал, что знал, что такое стыд. Но истинный смысл слов «сгореть от стыда» он понял только сейчас. Не зная, куда девать глаза, он блуждал взглядом по комнате, с ужасом рассматривая учиненный им самим погром.
Что касается Чиё, то она, кажется, не замечала ничего. Она то и дело подносила ко рту чашку, блаженно прихлебывая горячий напиток и жмурясь, как кошка.
- На восстановление тебе дается около месяца, - наконец, произнесла старейшина. – Казекаге хотел бы как-то утешить тебя в твоем горе, поэтому он назначил тебе щедрое вознаграждение, которое, я надеюсь, ты потратишь с толком.
Чиё сурово поглядела на Кано.
- Кроме того, он считает тебя достойным ранга джонина, - продолжала она, - и оказывает тебе великую честь представлять Суну и говорить от его лица.
- Это значит… - Кано широко распахнул глаза. – Это значит… меня высылают из деревни…
- Поручают дипломатическую миссию, - перебила Чиё. – И нечего так на меня смотреть! Это на самом деле огромное доверие и честь – защищать интересы Сунагакуре. Это я подсказала Казекаге.
- Вы? Но зачем?
- Ну… - протянула старушка, поднося чашку ко рту. – Я уже очень стара, я видела многих людей… и меня ни на секунду не обмануло твое мнимое раскаяние.
Кано готов был вспылить, но Чиё рассмеялась сухим старческим смехом. И парню показалось, будто его окатили холодной водой.
- Ты думаешь, я тебе поверила? Я прошу прощения Чиё-сама, - передразнила она и снова рассмеялась. – В сердце своем ты не оставил идею о мести и по-прежнему хочешь убить Гаару. Таких лгунов, как ты, я щелкаю, как орешки!
Губы Кано сжались в тонкую полоску.
- Вы же сказали, что мы закончили разговор о Гааре, - тихо, едва сдерживаясь, сказал он.
- Так и есть, - отозвалась Чиё. – Но позволь тебе кое-что объяснить, мальчик.
Голос стал серьезным, глаза смотрели внимательно и спокойно.
- Гаара – это еще одна фигура на шахматной доске, и сильная фигура, надо сказать. Сейчас он важен. Нужен! Впрочем, - добавила она после минутного молчания, - мои доводы для тебя сейчас – пустой звук. Но, так или иначе, ты уедешь из Суны на… какое-то время. Вдали отсюда тебе будет затруднительно его убить… Точнее, убить себя посредством Шукаку. Но главная причина не в этом.
Кано нахмурился.
- Тебе самому так будет лучше, - пояснила старейшина. – Я знаю, что такое терять близких. Когда теряешь любимых, внутри образуется пустота. Месть заполняет ее лишь на время. Но что произойдет, когда месть свершится, а?
- Справедливость восторжествует, - пробормотал Кано.
- Справедливость! – фыркнула старуха. – Справедливость не вернет тебе твоих родителей и сестру. Справедливость не сделает тебя счастливым! Справедливость не заставит тебя снова чувствовать себя живым! Думаешь, что будешь удовлетворен, когда убьешь Гаару? Ничего подобного! На смену утоленной жажде мести придет все та же пустота, только заполнить ее будет уже труднее.
Кано едва не раздавил чашку от ярости.
- Закончим разговор о Гааре, на сегодня и навсегда, - повторил он фразу Чиё и опустил голову.
Старейшина ничего не ответила. Она молча поднялась и направилась к двери. Обернувшись у самого порога, Чиё увидела, что Кано начал медленно убирать со стола.
- Чиё-сама, - тихо произнес он, не решаясь повернуться к ней лицом. – Спасибо вам. За все.
Та чуть скривила губы, видимо собираясь что-то сказать, но потом передумала, заметив, как Кано яростно вытер набежавшие слезы тыльной стороной ладони. Она вышла из дома и тихо притворила за собой дверь.
