Вот-вот здесь должен появиться он. Тот, за кем я тайно наблюдаю с самого раннего детства. Мое чудо... Конечно, он ничего обо мне не знает. Не потому, что я такая несмелая, просто все мои попытки подойти к нему неизменно оканчивались воплями мачехи, тащившей меня, упирающуюся и орущую, за руку в наш тогда еще маленький дом.
Так происходило из года в год... Тому есть причина. До сих пор его считают самым опасным существом, не человеком, но существом в Суне. Несмотря на то, что он Казекаге. Несмотря на то, что он ценой своей жизни и силы спас нас всех от опасности быть погребенными под развалинами города, на который обрушилась бомба Дейдары.
Пальцы взметнулись к губам: говорить с ним. Сколько раз я пыталась это сделать с тех пор, как жена моего покойного отца оставила этот мир, и мне никто и ничто, вроде бы, не мешало. Сколько раз я пыталась позвать его, но горло перехватывало болезненным нервным спазмом, и я молчала. И он, так же молча, проходил мимо. Я боюсь вызвать его гнев, если честно, ведь он все-таки Казекаге. Он старше меня, и к тому же один из самых сильных шиноби Суны. Гаара Пустынный. Самовлюбленный демон.
А бывает и так, что я не вижу его по нескольку дней к ряду. Он уходит из скрытой деревни. Порой один, порой с братом и сестрой. Мне хотелось бы идти с ним, но ведь я не шиноби. Во мне нет ничего особенного, если не считать странного родимого пятна там, где солнечное сплетение. По форме оно напоминает свернувшегося кольцом Дракона, поэтому меня и назвали Рю. Мачеха всегда говорила, что это плохой знак, что я приношу одни неприятности и вообще загнала отца в гроб. Это не правда. Я любила папу, хоть он и не был мне родным. Настоящих родителей я никогда не знала, да и не стремилась отыскать. Теперь, может быть, уже поздно.
Широкая спина моего тайно обожаемого человека скрывается за соседним зданием. Теперь можно идти. Сегодня важный день, сегодня я сделаю все, чтобы меня взяли вести архивы заседаний Совета. Здание Совета не так далеко от дома, добежать туда можно и за пять минут, однако я предпочла не торопиться. Пришла ровно в восемь утра, как было оговорено.
Внутри тихо и золотисто-светло от стен, выполненных из песка и декорированных стеклянными мозаиками, повествующими об истории создания нашего поселения. Поднимаясь по громадной парадной лестнице, я немного нервничала. Да что там, я очень волновалась. В голове вертелась тысяча "Если", и я отгоняла их как надоедливую мошкару, что порой одолевает в жаркий летний вечер собравшихся у пруда в тенистом парке. Меня хорошо знали те, на кого я собираюсь теперь работать. Вся моя жизнь прошла на их глазах. Тайной оставалось только одно - моя безмолвная любовь. Моя одержимость Пустынным.
Автоматически здороваясь со всеми, кто встречался мне в этот утренний час, я добралась до кабинета Райсы-сана, советника. Он и вынес мою кандидатуру на рассмотрение, а теперь должен был провести собеседование и дать ответ.
В конце этого коридора кабинет Казекаге. Мысли наполнились текучими образами... Он сейчас, наверное, хмуро перебирает бумаги, решая, за что же взяться. Ему не нравится бумажная работа. Как-то вечером я задержалась, и слышала, как он говорил с Канкуро. Старший брат пришел за ним, потому что было уже довольно поздно, а Казекаге не торопился домой. Темари волновалась. Гаара-сама сказал тогда: "Это хуже болота, Кан". И вправду, рутина похожа на липкую бурую топь - затянет, не выберешься.
Дверь передо мной распахнулась, я переступила порог. За полукруглым столом сиделакомиссия. Советник Райса был председателем.
- Доброе утро, Рю-чан, - в голосе Райсы-сана чувствовалось напряжение. Он тоже волнуется, поняла я. - Присаживайся, обсудим детали твоего вступления в должность.
- Ты, верно, удивлена? - советник Намару-сан, очень многое повидавший за свою длинную-длинную жизнь, седой, но по-прежнему бодрый, взял слово.
- Да, Намару-сан. Я думала...
- Что будет сложнее, - ответил за меня он. - Нет, девочка. Сложности начнутся только тогда, когда ты приступишь к выполнению своих обязанностей, - он склонил голову и вгляделся в меня. Я почувствовала, как чужая воля ломится внутрь, но вместо того, чтобы отторгать, раскрылась. Распахнула себя, как окно - наружу. И ощутила недоумение, а потом - радость.
- Нет, Намару-сан. Я... подкидыш.
- Мне кажется, в этом нет ничего такого... - начала было я, но меня перебил Райса-сан:
- Да. Прошу прощения, - я склонила голову. Стыдно мне не было, ведь я и в самом деле не считала себя кем-то особенным. Но если им так нравится, что ж - пусть.
- Благодарю, Райса-сан. Однако я хочу спросить, почему? - видимо, в глазах и в самом деле отразились те переживания, что одолевали меня. На лице все написано - это про меня.
- Но я ведь не одна такая,- запротестовала я, - многие могут...
- Способ, каким ты это делаешь, значительно разнится с тем, как это происходит у других, Рю-тян, - улыбнулся Намару-сан. - А теперь иди, не теряй времени на пустяшные расспросы. Казекаге-сама ждет отчет о происшествиях. Шойчи-сан покажет тебе, что и как надо делать.
- Пойдем, деточка, выпьем чаю, поболтаем, а на этих старых хрычей не обращай внимания, много они понимают в беседах...- Шойчи-сан взяла меня за руку, горячее шершавое прикосновение отдалось в сердце тоской по родительской нежности. Я тепло улыбнулась ей, и мы покинули кабинет.
- А я и не боюсь, Шойчи-сан, - ответила я, кивнув.
