Выйдя, я разглядела бумаги, которые Шойчи-сан мне вручила. Пятнадцать формуляров, заполненных разными и не всегда аккуратными почерками. Ой, а это кто писал? До чего безграмотно! Бедный Каге, и ему все это надо прочесть, да тут весь день просидишь − не разберешься! Ничего, он такой же умный, как и сильный, справляется с этим едва ли не каждый день. Интересно, что он мне скажет? Наверное, ничего. Служащих обычно не замечают, если работа идет нормально. Правда, стоит кому-нибудь вроде архиватора заболеть, как начинается полная неразбериха! 
Погруженная в собственные мысли, я не заметила, как дошла до двустворчатых дверей, ведущих в кабинет Казекаге. Ладони вспотели, кровь прилила к щекам. Я его увижу. Сейчас... Я никогда еще не подходила к нему так близко и... мне придется положить документы ему на стол, а то и подать в руки. Спокойнее, Рю, ты ведь этого и хотела! Да, но я не думала, что взрослая девушка будет так по-детски себя вести. Он тебя не съест, ты же полезна... для Суны. Вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, я осторожно постучалась, потом вспомнила, что мне уже можно входить без стука, − должность позволяет, смутилась, и решительно потянула за большую ручку. 
Дверь отворилась беззвучно. Чтобы не мешать работе главы страны нужно положить это и исчезнуть как можно более незаметно. Однако мне так хотелось, чтобы было наоборот, чтобы он заметил меня. Как тогда, когда они возвращались. Его почти нес на себе Узумаки-сан. Гаара-сама пропустил вперед носилки с телом Чие-сан и потом скользнул взглядом по восторженно замолкшим людям. Я поймала этот взгляд − немного рассеянный, с затаенной в глубине радостью и черными пятнами плывущей по поверхности боли − и вернула его. Я старалась вложить в ответ одобрение, восхищение, счастье от того, что он все же вернулся, и всю ту нежность, что испытывала к нему. Не знаю, понял ли он. Но я втайне надеялась, что из многотысячной толпы он запомнил меня. Глупо, правда? 
Комната была большой и очень ясной. Солнце уже встало, и его лучи били прямо в круглые окна за спиной Каге. Попав из затененного коридора в это полное света помещение, я оцепенела. Глазам надо привыкнуть к такой резкой смене освещения. В воздухе золотисто искрились крошечные песчинки, красновато-коричневое кресло для посетителей, несколько картин на стенах. Бонсаи в горшках... Так тихо. Так спокойно. Самое то для работы. Я не видела выражения его лица. Только две, показавшихся мне громадными, стопки каких-то бумаг, высящихся на столе по обеим сторонам от него. В руках Гаара-сама держал бланки и внимательно вглядывался в еще один, лежащий прямо перед ним. Немного подождав, я, стараясь ступать как можно тише и даже, кажется, затаив дыхание, подошла к столу. Выбрав место, куда положить отчеты, я развернулась, чтобы уйти. 
− Кхм, − раздалось за спиной. Это негромкое покашливание было равно взрыву. Я не ожидала ничего подобного, поэтому, вздрогнув, обернулась. 
Он поднял голову и теперь смотрел мне в глаза. Я почувствовала, как мучительно заливаюсь краской. Томительный жар расплескался по венам, одновременно с холодом, сковавшим позвоночник. Как по-дурацки вышло! Говорила же Шойчи-сан: «Не забудь о вежливости!». Ух, Рю, какая же ты нескладная! 
− Доброе утро, Казекаге-сама! − я склонилась в глубочайшем поклоне, а выпрямившись, принялась сбивчиво объяснять историю моего появления. − Меня зовут Фудзивара-но Рю. Я ваш новый архиватор, Шойчи-сан... 
− А-а-а... это ты, − с каким-то непонятным выражением протянул Гаара-сама, совершенно сбив меня с толку. 
− В каком смысле? − брякнула я первое, что пришло в голову. И тут же пожалела об этом. О-о-о, Рю, когда ты научишься сдерживать свой язык? 
Гаара-сама вздохнул так, что я почувствовала себя самым глупым существом во всей Вселенной. 
− В следующий раз не стой так долго перед дверью, − посоветовал он, возвращаясь к работе. Я пулей вылетела из его кабинета, лишь бы подальше скрыться от этих холодных всепроникающих и насмешливых глаз! Так опозориться в первый же день! Все ветра пустыни! Но... Он говорил со мной. И что значило его: "А-а-а... это ты?" − так говорят только когда встречают человека, которого уже видели. И не раз. То есть... он знает обо мне. Глупая, конечно, он знает! Он ведь КА-ЗЕ-КА-ГЕ. Без его разрешения тебя бы в этом здании никогда не было. Ладно, все, собрались, успокоились. Сегодня первый рабочий день и нужно постараться усвоить максимум полезной информации. Иначе, что будет, если ты станешь на каком-нибудь заседании рисовать сердечки на свитках для записей? А шифр сложный, между прочим, ошибешься в одном знаке − и все приобретет совсем другой смысл. Тебя за такое никто не похвалит, Рю. 
Должность моя почетна, но и сложна. Тайная документация Совета тщательно зашифрована, только архиватор и Каге знают ключ. Поэтому архиватор обычно один. Шойчи-сан, скорее всего, давно хотела уйти, да вот только не было подходящего человека. Я улыбнулась, вспомнив, какое лицо было у советника Райсы-сана, когда он понял, что я досконально знаю нынешний шифр. Смена кодировки − процесс очень длительный и сложный, а если архиватор уже пожилой, то сложный вдвойне. Наверное, это тоже было одной из причин, почему меня взяли так быстро. Это прекрасно. Содержать такой большой дом, как у меня, довольно трудно. Но я не хочу расставаться с ним. В моем доме пять комнат. Три я сдаю студентам академии Суны. В одной живу сама. А пятая остается гостевой. У меня много приятельниц, которые иногда остаются на ночь. Особенно, если им нужно излить душу. Как-то так повелось, что я утешаю их в минуты жизненных неурядиц. 
За работой текли мимо часы. Взглянув в очередной раз в одно из окон, я с удивлением отметила, что небо стремительно темнеет. Рабочий день заканчивался, пора было собираться домой. 
Шойчи-сан приготовила вечерний чай. Мы с ней быстро нашли общий язык, у нее было много детей и еще больше внуков и внучек, а я, как она призналась, напоминала ей одну из них. Неторопливо попивая горячий и терпкий напиток, мы беседовали. Шойчи-сан почти всю свою жизнь проработала здесь. Ей так и не удалось попутешествовать. Она мечтала об этом многие годы и вот теперь, на склоне лет, ей представится наконец-то такая возможность. Ее супруг уже давно покинул этот беспокойный мир. Он был шиноби, а это опасная работа. С одного из заданий он так и не вернулся. Женщина осталась одна с шестью детьми на руках. Так и не вышла потом ни за кого повторно, хотя многие добивались ее. Радостью жизни Шойчи-сан стали дети. Все они теперь достойные граждане страны Песка. Шойчи-сан рассказала мне и несколько курьезных случаев, связанных с работой, мы хихикали, как подружки, когда дверь нашей комнатушки вдруг распахнулась. На пороге возник темный силуэт. По очертаниям растрепанных волос, которые ему, боюсь, так никогда и не удастся пригладить, я поняла, что это... 
− А, Гаара-кун! − поднялась ему на встречу Шойчи-сан. Я тоже вскочила, не зная, куда деть руки. − Проходи, выпей с нами чаю! − кивнула на свободное место старушка. 
− Я думал, все уже ушли, − чуть склонив голову и глядя на нас исподлобья, сообщил он. − Ваш смех... 
Я наконец-то сложила руки в замок и застыла в почтительном поклоне. Сколько времени уже прошло с тех пор, а он все еще не может свободно выражать свои мысли в таком простом повседневном общении. Перед кем же ты раскрываешься, любимый? Кто выслушивает тебя? С кем ты советуешься, если не можешь разрешить какую-то проблему? 
− О, я просто рассказывала Рю-чан ту историю с Хвостиком! − объяснила женщина. − Помнишь, когда кошка опрокинула чернила на формуляр Канкуро? О, молодой человек тогда вышел из себя... 
Выражение лица Гаары немного изменилось, когда я вновь посмела взглянуть на него. Он прошел в комнату, отодвинул стул и сел к столу. 
− Рю, детка, не стой столбом, принеси печенье и вон ту красную чашу. Темари-чан, верно, редко вас балует домашней выпечкой? − улыбнулась она, поправляя воротник его мантии. В это момент я завидовала ее возрасту, ведь ей можно делать все что угодно! Как просто она с ним разговаривает, касается! И ему, кажется, это по душе. Конечно, ведь он с раннего детства был лишен родительской заботы. Впрочем, мне это немного знакомо. Отца вечно не было дома, а мачеха... Но зато благодаря ей я научилась хорошо готовить и содержать дом в порядке. 
Руки дрожали. Этого было не скрыть. Сердце колотилось как сумасшедшее, то гналось вперед, пытаясь обогнать время, то пропускало несколько ударов, чтобы застучать с новой силой. Я выложила печенье в тарелку, налила чаю, стараясь не расплескать, и подвинула угощение к нему. Он мельком взглянул на меня и тут же отвел глаза. Мне хотелось зажмуриться и визжать от счастья. Быть рядом с ним. Всего в нескольких десятках сантиметров. Ощущать его запах − белый жар пустыни, раскаленной палящим солнцем. Видеть его глаза. Я готова была петь, видя эти глаза... Будто кто-то плеснул чистой голубой озерной воды и дал ей замерзнуть, порасти прозрачными колкими иглами льда. Но под этим льдом крылось движение живого острого ума и едва сдерживаемых этой хрупкой полупрозрачной коркой бурных эмоций. 
Казекаге взял печенье, осторожно надкусил и блаженно вздохнул. 
− Вкусно, − тихо сказал он. 
− Это старинный рецепт, − довольно заметила Шойчи-сан. − Я нашла его в одной из книг нашей библиотеки... Там столько интересного, особенно в запасниках, которые, кстати, не помешало бы разобрать. 
− Завтра разберут, − отозвался Гаара, отпивая чаю. − Мне будет не хватать вас, Козуга-сан, − неожиданно выпалил он. − Научите Фудзивару, чтобы... печенье... 
− О, не волнуйся, Гаара-кун. Я еще помозолю глаза здешним бюрократам, − воинственно подняла палец кверху она и тут же смягчилась, − надеюсь, ты понимаешь о ком я, − он кивнул. − Старик Намару совсем распоясался, но он еще поймет, как чинить препоны добрым гражданам, − погрозила она невидимому Намару, опускаясь на свой стул. Я подлила еще чаю и ей, не решаясь ни сесть, ни заговорить. − А Рю-чан я научу. И тому, с глазурью, которое было на прошлой неделе... 
− Я постараюсь, чтобы было не хуже, − с трудом перебарывая непослушное горло и деревянный язык, произнесла я. − Обещаю. 
И вновь кивок. Все ветра пустыни! Это значит, что он будет приходить сюда иногда по вечерам. И мы будем пить чай вместе… Как он привык. Я не знала, кого из богов благодарить за ту радость, которую мне подарило осознание этого факта. 
Когда все было съедено и выпито, а так же рассказано, Шойчи-сан и я стали собираться домой. Гаара-сама вышел. 
− Он внизу подождет, нам по пути, − Шойчи-сан все пыталась попасть в неуловимый рукав легкого пальто. − До чего добрый мальчик. Наруто на него хорошо влияет. Ты знаешь, он приезжает иногда… Жаль, что не очень часто… Есть у них там еще один юноша, кажется, Ли-кун, очень похож на моего старшенького, на Сато. Ничего, вы еще познакомитесь. Надеюсь, ты справишься с такой оравой, потому что когда прибывают дети из Конохи, печенье приходится печь до утра, − проворчала по-доброму она. 
Надо свыкаться с тем, что мы теперь будем часто видеться. Он любит имбирное печенье… Кто бы мог подумать? Скоро будет Праздник Фонарей, может быть, на него они посетят нас? Радостное предчувствие грядущих перемен в моей скучной, если не считать встреч с Гаарой-сама, жизни заставляло меня улыбаться. Я еще не знала тогда, что это предчувствие принесет с собой. Да если бы и знала, разве отказалась бы? 
Следующим утром я летела на работу. Все было в радость − с самыми тяжелыми заданиями я справлялась так, будто провела не один десяток лет на месте Шойчи-сан. Она только качала головой и усмехалась, так, как это умеют делать умудренные жизнью люди, знающие, в чем причина. К тому, кого любила, я наведывалась по десять раз в час… 
− Казекаге-сама, это отчеты с нынешней ночи… 
− Казекаге-сама, это личные дела на тех пятерых, что вы просили… 
− Казекаге-сама, это с неполного заседания, по проблемам ирригации… 
− Казекаге-сама… 
Часа в три пополудни, когда я вбежала к нему с кипой папок, извлеченных из запасников, в содержании которых Шойчи-сан не была уверена, он устало откинулся в кресле и сложил руки на груди: 
− Все. 
− Что, простите? − я изумленно воззрилась на него, с размаху опуская пыльные папки на стол. Гаара-сама сморщился, но все же не выдержал и чихнул. 
− Не могу. 
− Но… Казекаге-сама... − я не была убеждена в том, что поняла его правильно, однако он не дал мне договорить. 
− Ты… активная, − тем же странным тоном, что и накануне, заявил он. 
− Это разве плохо? − улыбнулась я. 
− Хм-м-м… − Гаара-сама свел брови (э-э-э, то есть не брови, конечно, но…) у переносицы и длинно выдохнул. 
− Хотя, − я дернула плечом, меня переполняла жажда действия, − мой папа говорил, что от работы кони дохнут, думаю, он был не так уж и далек от истины. 
Сдавленный звук со стороны Гаары-сама с большой натяжкой можно было принять за смешок. 
− Если вам в тягость сидеть над этими бумажками, то могу помочь с ними разобраться, − совсем осмелев (обнаглев?) объявила я. 
Казекаге глянул на меня так, как смотрят на внезапно заговорившее человечьим языком животное. Я мгновенно приутихла, ругая себя. Навоображала себе невесть чего и ждешь, что он за два дня проникнется доверием к тебе? Дура. 
Однако Гаара-сама, смерив меня оценивающим взглядом с головы до ног и обратно, небрежно кивнул и двинул принесенное в мою сторону. Решительно, он не перестает меня удивлять. Я переместила кресло для гостей к столу, села и раскрыла верхнюю из шести сероватых от не совсем слетевшей пыли папок. 
Бумага внутри была желто-коричневой, чернила вместо черных − бледно-фиолетовые, выцветшие. Часть страниц поедена грызунами. Я вглядывалась в старинные письмена, силясь отыскать хоть крупицу смысла в этих завитушках и закорючках… О, как я проклинала себя за дурацкую самонадеянность! Оплошать дважды у него на глазах − это уж слишком! Казекаге буквально сверлил меня взглядом, право, так изучают букашку, вползшую под микроскоп к лаборанту. Это выводило из равновесия и мешало сосредоточиться. Спустя еще несколько минут я готова была уже зарыдать от бессилия, как вдруг меня осенило: 
− Казекаге-сама, у вас есть зеркало? 
− А? − мой вопрос вывел его из задумчивости, в которую он погрузился, созерцая мои тщетные усилия. 
− Мне нужно зеркало, кажется, я поняла, в чем тут секрет, − победно улыбнулась я. Зеркала не оказалось, и мне пришлось сбегать в наш кабинет, взять маленькое. Через несколько мгновений я уже переносила древние тексты в новую книгу для записей. Работа оказалась трудоемкой, потому что на ходу приходилось переводить с одного неудобоваримого кода в другой. По мере того, как я прочитывала извлеченные архивные записи, мне становилось все легче и легче, это было похоже на возвращение чужих воспоминаний, ты начинаешь видеть скрытое за словами, но будто глазами другого человека… 
Это трудно объяснить, но у меня такое с детства. Я − книжный червь, правда. Книги были моими спутниками всю жизнь и каждый раз, как я погружалась в очередное произведение, то словно проживала чужую жизнь, приобретая бесценный опыт. Может быть, поэтому я сторонилась своих сверстников и до сих пор не нажила ни врагов, ни друзей? Единственный реальный человек, интерес к которому не ослабевал, потому что никогда так и не был удовлетворен − это Песчаный Гаара. 
Вот и сейчас, я начинала слышать звуки из прошлого, смех, шепот, видеть свет солнца и тени, наполняющие комнату писца, чувствовать бумагу под его пальцами. Прошлое вливалось в меня медленным потоком, растворяясь во мне, становясь… мной… 
− В год Великого Змея, когда луны остановят свой бег, а лик Солнца потемнеет от горя, далеко отсюда, в чужой и неведомой стране родится ребенок, который сможет противостоять песчаному Злу, восставшему на свой народ. Ребенок, несущий на себе Знак, − высокий мужчина в белой мантии Каге подходит к окну. Яркий свет заливает его фигуру, но лицо все еще в тени. − Так говорят Звезды и черные скорпионы, свернувшиеся в своих норах, − он оборачивается к писцу. − Ты записываешь, Козуга? 
− Да, папа. 
− Дитя со Знаком должно быть в Суне до того, как минут шесть Сезонов бурь, иначе наша страна станет величайшим тираном и будет изничтожена на вершине своего царствования. Ты записываешь, Козуга? 
− Да, папа… 
Чужие, далекие голоса врываются бурно лопочущим ручьем в реку моего сознания: 
− Фудзивара! Фудзивара! 
− Рю-чан, Рю-чан! 
Меня трясут за плечо. Я открываю, оказывается, закрытые глаза и первое, что вижу, это лица Гаары-сама и Шойчи-сан, склоненные надо мной. 
− Что случилось, деточка? Ты перепугала нашего смелого Казекаге, когда потеряла сознание, − старушка внимательно вглядывается в мое лицо, щупает пульс. 
− Я не… Хм… − это Гаара-сама, по его лицу пробегает солнечный зайчик облегчения, тут же скрываясь в обычной мрачности. Значит, он волновался… Конечно, он же Каге. Каге всегда волнуются за свой… народ. 
− Нельзя так перенапрягаться, работа не скорпион, в норку не зароется, − наставляла меня архиватор. 
− Так говорят Звезды и черные скорпионы, свернувшиеся в своих норах, − бесцветным, чужим голосом ответила я. Пожилая женщина отпрянула от меня, словно я ее укусила, но потом вдруг приблизила свой рот к моему уху: 
− Где ты это слышала, кто тебе сказал? − горячечным шепотом выпытывала у меня она. 
− В год Великого Змея, когда луны остановят свой бег… − я ощутила, что стою на острие Клинка Судеб. Кругом лишь тьма и неясные тени чужой прожитой жизни. Нужно сойти с него в ту или иную сторону. Нельзя… вот так, иначе он рассечет тебя пополам. Я рывком прихожу в себя, будто выныриваю из заросшего тиной болота. Я не знаю, какую сторону выбрала… 
− Что происходит? − голос Казекаге напряжен, пауза между словами длинная. Он злится. Мне стыдно, что я вызвала всю эту суматоху. 
− О, она просто перенервничала. Скоро все пройдет, − Шойчи-сан поднимает меня с кресла с удивительной для ее возраста силой. − С вашего разрешения, − бормочет она, уводя меня из тихого кабинета главы страны. 
− Простите, − невнятно лепечу я, упираясь взглядом в обувь Казекаге. − Документы! − я тянусь к разложенным по столу бумагам. − Важное! 
− Потом, потом, когда тебе станет лучше, − Шойчи-сан выводит меня в коридор, дверь захлопывается, отрезая прошлое от настоящего.

− И часто такое с тобой происходит? − Шойчи-сан заботливо глядела на меня. Кружка с чаем грела пальцы. Все казалось далеким и неясным, будто было во сне вечность назад. 
− Почти всегда, когда я читаю что-нибудь очень интересное. Иногда так происходит и с людьми. Я могу, ну… иногда… становиться… ими, − смущенно ответила я. 
− Даже так, − Козуга-сан покачала головой, потрепала меня по руке. − Я думаю, неспроста Совет выбрал именно тебя архиватором. Однако с такими способностями ты была бы просто великолепной АНБУ. Какие сложные и запутанные дела могли бы открываться перед тобой… 
− О чем вы говорите, Шойчи-сан! − отмахнулась я. − Да я бы переломала все пальцы, чтобы выучить хоть одну из печатей, или умерла на беговой дорожке, пытаясь осилить этот их специальный способ передвижения. Нет-нет! Мой путь лежит вдалеке от дорог куноичи. 
− Хм-м-м… Очень интересно. Детей с такими способностями, как у тебя обычно берут на обучение, но как вышло так, что ты выросла «дикарем»? − задумчиво посмотрела в кружку, будто могла найти там ответ, Козуга-сан. 
− Наверное, это мои родители… То есть, я хотела сказать приемные родители. Они всегда меня… ох, как бы сказать, ограничивали в общении с окружающим миром. 

− Если тебе интересно, то я могу помочь разобраться во всем этом, − таинственно блеснула глазами старший архиватор. 
− О, да! Конечно, это было бы замечательно! − я оживилась. − Только не говорите никому, ладно, а то, боюсь, как бы мне не пришлось распрощаться с только что приобретенной должностью, − тихо и неуверенно попросила я. 
− Милая моя, это все пустяки, − похлопала меня по руке Козуга-сан, − со временем, я уверена, ты научишься контролировать свое состояние. Главное, чтобы такого не случалось на важных заседаниях. А теперь давай, принимайся за работу. Для начала надо обработать корреспонденцию… 
Я облегченно кивнула и вышла. Постояв немного за дверью, я пошла по направлению к Отделу письменной корреспонденции, но меня что-то потянуло назад с такой неодолимой мощью, что я вернулась. И, стоя за дверью, услышала, что Шойчи-сан заговорила. Но с кем можно было беседовать в пустой комнате? Не с самой же собой? Невольно я прислушалась. 
− Намару уже знает о ней, − недолгое молчание, потом возмущенно, − она не умеет ставить блоки! − вновь пауза − Ребенок слишком чистый для них, они не могут понять ее… − тишина. − Нет, никуда спрятать ее не получится, ты же знаешь, ею давно интересуется Он. Да, она растет. Я бы сказала, скачкообразно… Прекрасно справляется с работой. 
Сердце захолонуло. Она говорит обо мне? Но… с кем? Почему? Что же такое происходит? Уши заложило, я перестала ощущать себя, голова кружилась. Не желая больше ничего знать, я стремительно двинулась по коридору в сторону комнаты для дам. Кожа там, где было родимое пятно, горела. Я развязала пояс блузки и взглянула на живот, но ничего не заметила. Все было как всегда, если не считать этого странного жгущего чувства. Шойчи-сан знает намного больше, чем говорит мне. И кто этот таинственный «Он», который интересуется мной? Все ветра пустыни! Второй день на работе, а уже столько на голову свалилось… Как трудиться в таких условиях? 
Умывшись, я постаралась успокоиться и выкинуть все из головы. К архиватору это не имеет никакого отношения. Надо будет поразмыслить вечером. Или утром… Но только не сейчас. 
Конец рабочего дня был близок, когда я, взвинченная, непривыкшая к обстановке тщательно соблюдаемой тайны, часть которой теперь составляла я сама, буквально ворвалась в кабинетик, где Шойчи-сан уже заваривала чай. 
− Я так не могу, − с ходу, не дав опомниться ни себе, ни Козуге-сан, начала я. − Что вы знаете обо мне? Кто я такая? Откуда родом? Почему вас так взволновали мои слова там, а Казекаге-сама? 
Козуга-сан села на краешек своего любимого стула, подперла подбородок рукой и долго молча смотрела на меня. Потом все же сказала: 
− Значит, ты слышала… Я не знаю и половины ответов на твои вопросы, Рю-чан. Но, думаю, ты имеешь право… быть осведомленной кое о чем. Те слова, что ты произнесла − часть очень давнего пророчества, которое считается утраченным. Сохранились только обрывки, неясные, не дающие полной картины. Эти записи, что мы вытащили, никто не мог разобрать уже много десятков лет, это просто чудо, что тебе удалось. Я думаю, причина в том, что ты обладаешь даром понимать сущность вещей. Ты ведь читаешь не знаки, ты вникаешь в смысл… Может быть, я непонятно выражаюсь, но это единственные слова, которые могут хоть как-то прояснить то, что с тобой происходит. Но я боюсь, что твоим даром могут воспользоваться люди с… не слишком чистыми устремлениями. Мы старались защитить тебя, но ты уже не ребенок, чтобы оберегать тебя. Завтра ты встретишься с теми, кто входит в одну… организацию, они знают больше моего. 
− Почему не сегодня? − требовательно воскликнула я. 
− Потому что они еще не знают о том, что ты уже кое-что знаешь, − с хитринкой в голубых глазах ответила Шойчи-сан. 
− А… Казекаге-сама… он… 
Шойчи-сан покачала головой, значит, Гаара-сама не замешан в это темное дело. 
В этот вечер Казекаге нас не навестил. Папки из его кабинета я забрала, чтобы поработать над ними в спокойной домашней обстановке. 
Дома было непривычно темно, мои студенты куда-то подевались, может быть, ушли на какую-нибудь встречу? Пожав плечами, я стала делать ужин на одну персону. Обычно я готовлю на всех, если Джемма-чан, Рин-кун и Таи-чан дома. А когда они уходят, то оставляют записки… Сегодня все шло наперекосяк. И записок не было. 
Поев в гордом одиночестве, я принялась за древние свитки. Погружений удалось счастливо избежать, но записи вызвали только еще больший вал вопросов, чем дали ответов. Там упоминались названия и реалии, мне совершенно не знакомые и перевод получился корявый, а в некоторых местах вообще примерный. Речь шла о событиях за много-много лет до моего рождения, но велась она так, будто это уже случилось. И это несоответствие жутко меня раздражало. Я никак не могла соотнести данные с окружающей действительностью, от этого быстро разболелась голова. О пророчестве узнать ничего больше не удалось. Архив гласил, что создается некое братство под названием «Астро», которое призвано воплотить в жизнь то, о чем говорили Звезды. Но когда, где это происходило, точную дату, от которой можно было бы отсчитать время, я не могла найти. 
Было где-то около полуночи, когда я услышала стук входной двери − вернулись мои гулены. Троица неразлучных ребят ввалилась в гостиную. Галдя и перебивая друг друга, они начали рассказывать о том, что у них сегодня было и почему они так задержались. Я слушала вполуха, но не могла не смеяться в ответ на их задорный хохот. Пришлось напомнить им о времени, веселье тут же пригасло. 
Если подумать, то я не так уж и намного старше их. Осенью мне исполнится девятнадцать, а им − по пятнадцать. Иногда мне кажется, что они даже взрослее, чем я, но только не тогда, когда они затевают игрища ниндзя по всему дому, а потом мы все вместе наводим порядок. Скоро они разбредутся, усталые и довольные, по своим комнатам, потом по очереди примут ванну и наконец-то угомонятся, дабы поднять меня в шесть утра, чтобы в половине седьмого я снова стояла на веранде, провожая взглядом моего любимого Казекаге. 
Ночь я спала плохо. Слушала гулкое биение сердца, когда думала о любимом человеке, мечтала о том, как приглашу его на Праздник Фонарей. Размышляла над прожитым и услышанным, осознавая, что я сама знаю о себе гораздо меньше, чем те люди о существовании которых я до сегодняшнего, уже вчерашнего, дня и не догадывалась. Выходило, что я очень слабо представляю себе свои способности и возможности. От чего меня необходимо было оберегать? От Гаары-сама? И что это за зло песка, которое восстанет на свой народ? Вот уж прав был отец, когда говорил: «Меньше знаешь − крепче спишь». Мой сон был младенчески глубок и наполнен радостными сновидениями вплоть до вчерашнего дня. 
Утро застало меня за рабочим столом. Ребята не торопились меня будить звонкими голосами и возней на втором этаже, еще одна странность ко всему остальному. Я вышла на веранду, вдохнуть чистого, еще не исполненного жаром воздуха. Как раз во время. Гаара-сама уже показался из-за поворота. Когда он поравнялся с площадкой, на которой я стояла, я весело окликнула его: 
− Доброе утро, Казекаге-сама! Взгляните, какое чистое небо, день обещает быть прекрасным! − в моих мечтах он бы ответил что-то вроде: «Таким же прекрасным как ты, Рю-чан!», − и это было бы первым шагом на пути к сближению. В жестокой реальности Гаара-сама остановился, одарил меня одним из своих не-понятно-как-истолковать взглядов и то ли спросил, то ли, наоборот, утвердительно ответил: 
− Больше не прячешься… 
Мои щеки обдало огнем, даю руку на отсечение, что в этот момент мое лицо было похоже на помидор. Но он не уходил, наверное, ждал, что я ему скажу в ответ. Я собралась с духом: 
− А зачем прятаться? Я ведь теперь ваша официальная подчиненная. 
− Зачем… раньше? − спросил Гаара-сама так, словно был не уверен, нужно ли задавать этот вопрос. Я смешалась, но отступать было некуда. Позорное бегство в комнаты лишь усугубило бы ситуацию. Тем более, что через час с небольшим мне уже надо быть на рабочем месте и вот там-то мне не отвертеться, если он захочет узнать … 
− Э-э-э… Просто раньше я не была уверена в том, что вы ответите на мое приветствие. И что вообще заметите меня, − откровенно призналась я, и сама испугалась. Высказанная вслух правда звучала нелепо. 
Он не сказал больше ничего, просто пошел вперед, но перед тем, как исчезнуть из поля моего зрения, бросил короткое: «Зря». И это слово подняло меня до самых небес. «Зря!». Надо было поздороваться с ним впервые еще полгода назад, когда я заметила, что он ходит в Совет этой дорогой. И он знал, что я прячусь от него, что наблюдаю за ним, вот почему он сказал тогда: «А-а-а… это ты»! Как же теперь в глаза ему смотреть? Все ветра пустыни, до чего стыдно! Я закрыла ладонями лицо и глупо захихикала. 
− Фудзивара-но Рю-сан? − вежливо позвал незнакомый мужской голос с улицы. Вот черт! Я не представляла себе, что в столь ранний час снаружи уже полно народу! Пришлось отнимать руки от лица и смотреть на посетителя. Мужчина носил жилет АНБУ, маска была прикреплена к поясу. Что меня поразило в нем − так это круглые черные глаза и густые брови. Волосы были подстрижены ровно и подчеркивали твердый подбородок. Его можно было назвать симпатичным… 
− Да, это я. 
− Доброе утро, вы позволите войти? 
− Утро... Сначала мне нужно узнать с кем я имею дело, − осторожно кивнула я. 
− Кхм… Вчера вы говорили с Шойчи-сан… − намекнул незнакомец. 
− Я думала, вас будет больше, − он не мог не заметить изумления в моем голосе. − Шойчи-сан сказала, что это не один человек… − я подозрительно оглядела его сухощавую фигуру. 
− Так и есть. Просто остальные уже внутри, − мягко улыбнулся мужчина. 
− Но… Как… Там ведь только те трое, если еще не ушли на занятия… − пробормотала я. − Неужели они и есть − остальные? 
В замешательстве я спустилась с веранды и открыла сотруднику АНБУ дверь. В гостиной чинно восседали за столом мои ребятишки. Серьезные до неузнаваемости. Я опустилась на колени рядом с ними. Никто не произнес ни звука. 
− Вы хотите сказать мне, что я круглые сутки находилась под опекой и даже не замечала этого? − вместо всякой ерунды типа природы и погоды начала разговор я, пристально всматриваясь в ставшие вдруг незнакомыми лица. 
− Позвольте представиться, − обратил на себя мое внимание черноглазый, − Мацуда Сато-дес, я… 
− Внук Шойчи Козуги-сан, − закончила я за него. 
− Откуда вы?..
− Просто она упоминала, что у нее есть внук по имени Сато. Вот я и предположила, что это вы. Могла и ошибиться, − вздохнула я. 
− Нет, вы не ошиблись, Фудзивара-сан, − Мацуда-сан сделал небольшую паузу, чтобы достать из-под толстого жилета плоский широкий конверт. − Вот тут кое-что… это может помочь вам в понимании ситуации. 
Я приняла пакет из его рук, долго рассматривала его, пытаясь отгадать, что внутри. Распечатала. На стол выпали несколько бланков, заполненных аккуратным остроугольным почерком моей… мачехи.