«Кто сказал, что красота приносит счастье?» (Ино)
Ненавижу, ненавижу, ненавижу… его руки, губы, запах его волос. Ненавижу и люблю, а потому ненавижу еще сильнее. Любовь? Нет, какая любовь? Любви не существует! Любовь – лишь слово, в котором нет ничего, кроме пустоты и безысходности. Любовь – обман. И я – одна из тех, кто польстился на ее заманчивые, лживые обещания. И теперь я расплачиваюсь за это. О да, мне выставили счет, погасить который может лишь смерть. Смерть – пожалуй, я бы не противилась ее объятиям, ведь я умираю каждый день понемногу. Вот только смерть – слишком простое решение, выбор труса. Вы скажете, я – смелая? Нет, я – трусиха. Но я никогда не пойду на подобный шаг. Пусть я не страшусь боли, но боюсь неизвестности, вот почему у меня нет сил поставить точку в нашей истории. Знала ли я, что так будет? Конечно, знала, но не хотела верить, отказывалась слушать голос рассудка. Как глупо!
Я чувствую его приближение. По какой-то причине я всегда знаю, что он рядом. Почему, почему я не ушла тогда, почему вновь замираю в ожидании, почему вообще жду? Сама причиняю себе боль, и конца этому не видно. Сколько уже прошло времени? Неделя, месяц, год или вся жизнь? Раньше он был другим, я была другой… Или же мои воспоминания обманывают меня? Даже если и так, они – все, что у меня осталось, и я никому их не отдам. Воспоминания…
В свои двадцать лет я была очень наивна. Да, сейчас я отчетливо вижу это: я всегда хотела казаться умной, независимой, опытной женщиной, а на самом деле все еще оставалась глупой, своенравной девчонкой, решившей, что способна растопить лед его сердца. Я была свободна, по-настоящему свободна от тех безжалостных тисков, которые зовутся отношениями, от смертоносного яда ревности, от самого понятия «любовь». Кто сказал, что человек не может жить без этого чувства? Почему, не познав его, мы все равно ждем, все равно ищем? А найдя – страдаем. Впрочем, во всех своих бедах лишь я сама виновата – дура, с улыбкой вошла в логово льва.
Меня считали душой компании, он был нелюдим, во мне пылал огонь, его же сковывал лед, эмоции переполняли меня, а он, казалось, и вовсе был лишен всяких чувств. Красивая, умная, добрая – вот образ, который я создала и оттачивала на протяжении всей своей жизни. Вот только я была глубоко несчастна и в этом видела некое родство между нами, думала, что мы схожи – это меня и погубило. Дура, дура, дура… Глупо было считать, что вместе мы смогли бы стать самими собой, перестали бы играть роли. Ему это не было нужно, да и мне тоже. Ни тогда, ни теперь.
Стук в дверь. Зачем стучать? Знает ведь, что дверь всегда открыта, как в тот первый раз, впрочем, так же, как и в последующие. Сейчас он войдет и, как всегда молча, привлечет меня к себе. И снова этот взгляд – пропитанный холодом его души, скрывающий любые проявления человечности. Глаза, больше не способные плакать, человек, не способный смеяться. Меня всегда это поражало: даже когда он улыбался, взгляд оставался пустым.
«Ты не видишь людей, - думаю я, - и ты не видишь меня. Идеальная защита – не подпускать никого, запереть сердце на замок и выкинуть ключ. Так проще, не правда ли, Неджи? Никаких эмоций, никаких сожалений, а поступки – они не смогут изменить судьбу. Верно? Тогда какая разница…»
Я прячу взгляд, не хочу искать в холодных, как снег, глазах то, чего никогда не смогу в них увидеть. Только так я переживу этот день, только так сохраню гордость и удержу непослушные слезы. Он прижимает меня к себе, припав губами к моей шее: горячий язык оставляет влажную дорожку, зубы прикусывают кожу. Он ожидает отклика, хоть какой-то реакции, а я словно окаменела, превратилась в безжизненную и холодную скульптуру. Кажется, что я наблюдаю со стороны, как Неджи скинул с себя рубашку, как коснулся моей щеки, распустил высокий хвост, и светлые волосы рассыпались по плечам. Я все еще неподвижна, но мы оба знаем - это ненадолго. Я не смогу противиться тебе, никогда не могла. Точно знаю, что буду жалеть об этом, но все равно не могу удержаться и провожу рукой по мускулистой спине. Ловкие руки уже расправились с моей одеждой, от каждого прикосновения кожа горит огнем, влечение затуманивает рассудок, и вот мои последние попытки остановиться канули в Лету. Оказавшись прижатой к стене, я продолжаю извиваться под его ласками, я жажду наслаждения, которое дарит мне лишь один человек – мой первый и единственный мужчина. Он медлит, заставляя предвкушать и мучиться от желания, дотла сгорать в безжалостном пламени страсти. Что это, месть? Стон вырывается из моей груди, а вместе с ним исчезают сомнения, забываются вопросы…
Безрассудно, как всегда, но я ничего не могу с собой поделать. Чувствовать его рядом, внутри себя – это как наркотик, вызывающий сильнейшее привыкание. Я зависима от него и, скорее всего, уже навсегда.
«Судьба опять смеется надо мной». (Неджи)
В который раз я решаю прекратить наши отношения, в который раз убеждаю себя, что открываю дверь квартиры лишь затем, чтобы порвать с ней, и каждый раз, когда Ино рядом, я просто не могу удержаться. Мы редко видимся, несмотря на то, что живем в одной деревне. Наверное, мы попросту избегаем встреч, а если наши пути все же пересекаются, предпочитаем не замечать друг друга. Так проще…
Вот только каждая встреча, легкое прикосновение, случайный взгляд – все это делает ожидание невыносимым, обостряет желание, заставляет думать о ней постоянно.
Ино – ее красота всегда казалась мне всего-навсего яркой оболочкой. Помнится, она так отчаянно искала со мной встреч, всеми силами привлекала к себе внимание, я подумал: небольшая интрижка, несколько приятных минут, возможно, часов, и мы разойдемся, каждый пойдет своей дорогой. Стоит признать, Яманака меня удивила. Когда девушка беззастенчиво предлагала мне себя, я слишком поспешил с выводами. Из нее бы вышла непревзойденная актриса: готов был поклясться, что для первой красавицы Конохи это было привычной игрой. Но все оказалось по-другому. Вряд ли она осознала, насколько я был озадачен, мне и в голову не могло прийти, что под маской соблазнительницы скрывается девственница. Невинна, черт, да она даже целоваться толком не умела. Насколько же внешность бывает обманчива! Жаль, что понял я это слишком поздно. У меня было достаточно женщин, но ни одна из них не выбивала почву у меня из-под ног, ей же это удалось. Наш роман затянулся на несколько лет. Не думал, что найдется девушка, способная привести мои чувства в смятение.
Вздорная кокетка, она крутилась вокруг меня, соблазняла, испытывала границы моей выдержки, но каждый раз убегала в последний момент. Однажды мне все это надоело, и я решил преподать блондинке урок, и такой шанс мне вскоре представился. Кто знал, что все так обернется?
Обычная миссия, ничем не примечательная череда хмурых и унылых дней. Только одно «но»: на это задание я шел вместе с Яманакой Ино и ее командой. Примерно за два дня до этого Тен-Тен попала в больницу с серьезным переломом обеих рук. Ли и Гай-сенсей неустанно крутились вокруг, выполняя любое желание напарницы, чем та без зазрения совести пользовалась. Стоит ли говорить, насколько не по душе мне было это задание? Не понимаю, почему Пятая отправила меня на миссию столь низкого ранга вместе с командой Шикамару. Если нужен был бьякуган, почему бы не послать Хинату? И, ко всему прочему, Хокаге назначила Нару главой отряда, невзирая на то, что я был единственным джоунином в группе. Да еще эта Ино, не дававшая мне прохода. Нара, как, впрочем, и Акимичи, меня совершенно не волновали, я даже ловил себя на мысли: не оставить ли их разбивать лагерь, самому отправившись на разведку? Впрочем, я был уверен, что Шикамару уже составил план.
- Нам стоит сделать привал и осмотреться на местности, - подтвердил мою догадку Нара.
Без особого энтузиазма я перечислил все показавшиеся мне важными объекты, в том числе и людей, и после небольшой дискуссии мы отправились в путь, у каждого были свои инструкции на случай непредвиденной ситуации. Суть миссии заключалась в том, чтобы незаметно вынести из одной деревушки секретный свиток, разумеется, Пятая не вдавалась в подробности. На деле деревня оказалась разбойничьей стоянкой, а свиток - некой картой, главарь все время носил ее с собой. Я насчитал не меньше тридцати человек, включая несколько девиц, вьющихся вокруг лидера. Разделаться с шайкой разбойников не было бы проблемой, но Цунаде ясно дала понять: мы не должны были обнаружить себя. По задумке Шикамару, Акимичи должен был отвлечь внимание, в то время как Ино, овладев разумом одной из девушек, спокойно бы вынесла свиток наружу, после чего сам Нара, используя тень, забрал бы свиток, не подходя слишком близко. Моя роль заключалась в охране Ино, которая не властна над телом во время использования своей техники. Все прошло в точности по плану, слишком даже гладко, - вот, что настораживало. Мы не останавливались до самой ночи, стремясь отойти как можно дальше. Погони не было, но меня не покидало чувство чьего-то постоянного присутствия. Поскольку с помощью бьякугана я так ничего и не обнаружил, Шикамару все-таки решил разбить лагерь и продолжить путь с рассветом – до восхода солнца оставалось несколько часов.
Я отправился за водой к небольшому роднику, замеченному ранее. Разумеется, Яманака последовала за мной. Наполняя флягу водой, я наблюдал, как девушка облокотилась о дерево и сладко потянулась. Как бы я ни пытался вспомнить, о чем мы говорили, – все бесполезно. Память поистине избирательна: запахи, прикосновения ощущались настолько остро, что слова теряли всякий смысл. В каждом ее жесте был вызов, во взгляде – предложение. Видимо, флирт для нее стал чем-то вроде игры, вот только я не собирался следовать ее правилам. Губы девушки были полуоткрыты и манили теплой влагой. И я, стремительно склонившись к ней, яростно поцеловал этот нежный рот. Язык по-хозяйски исследовал его глубины, руки гладили стройное тело. Она хотела оттолкнуть меня, но я не позволил ей даже попытаться, повалив на землю и сильнее прижимая девушку к себе.
- Отпусти, - прошептала она возле самых моих губ.
- Уверена? - насмешливо спросил я, сжимая пальцами ее сосок и, услышав в награду легкий стон наслаждения, предпочел не выполнять ее просьбу.
Я хотел лишь проучить ее, но с каждой секундой контроль стремительно испарялся и, в конце концов, был потерян безвозвратно. Желание сделать эту девушку своей становилось просто невыносимым, я даже не заметил, как сорвал с нее оставшуюся одежду. Страсть затуманила рассудок, сдерживать себя было больше невозможно. Обхватив ладонями запястья Ино, я поднял ее руки над головой и, сильнее прижав к земле, вошел в нее. «Невинна», - пронеслось в голове. Я почувствовал, как разрывается легкая преграда, однако остановиться уже просто не мог.
Раздался вскрик, но боль быстро отступила, уступая место наслаждению. Темп все нарастал. Согнув ноги в коленях, она обхватила мою спину, подстраиваясь под ритм, древний, как сам мир. Скопившееся напряжение освободилось внезапным взрывом, заставившим ее выгнуться дугой. Я не прекращал движений, проникая еще глубже, стремясь заполнить ее всю, заставляя пройти через все грани наслаждения.
Помню ее неуверенные ласки, румянец смущения на лице, помню, как подрагивали ресницы, как губы шептали мое имя… Помню все. Память так жестока.
Мягкий лунный свет, посеребривший траву. Яркие звезды, пылающие в ночном небе. Мы оба тяжело дышали, все еще сжимая друг друга в объятиях. Яростный вопль вернул нас к реальности. Мы оба узнали голос, а потому, не говоря ни слова, быстро оделись и поспешили к лагерю, стараясь лишний раз не смотреть друг на друга. То, что происходило на поляне, я увидел первым. Словно ком застрял в горле, я просто не мог рассказать об увиденном Ино, хоть и понимал: она узнает, так или иначе.
Мы опоздали: битва проходила стремительно, а к нашему приходу в лагере остался лишь один выживший. Весь в крови, Шикамару опустился на колени рядом с телом своего лучшего друга, призванные им тени все еще пронзали врагов: трое из них погибли мгновенно, двое были медленно и мучительно задушены. Вновь раздался крик: сердце шиноби разрывалось на части, столь невыносимой была боль потери. Ино, все еще не веря в произошедшее, опустилась рядом с напарником.
- Шикамару, - осторожно начала она, но ее перебили.
- Чоджи погиб, - безжизненным тоном произнес повелитель теней, - по моей вине.
«Я допустил ошибку: недооценил врага. Никогда не прощу себя за это». (Шикамару)
«Он мертв, его больше нет – вот жестокая правда, и ничто ее не изменит», - я повторял себе это снова и снова. Даже спустя годы рана не затянулась до конца. Время, конечно, сгладило боль, но не излечило ее. Мне тяжело даже вспоминать о смерти друга, а тогда…
Чоджи погиб – я не мог поверить.
Небо было еще черным, но на фоне абсолютной тьмы уже проявлялись сероватые оттенки, будто тени пытались проглотить сияющие звезды. Наступал рассвет, но мне было все равно. Природа вокруг радовалась новому дню, где-то слышалось пение птиц, а я до боли остро ощущал себя чужим для этого мира. Отстраненно смотря ввысь, бесполезно пронзая взглядом пространство, я не чувствовал ничего, в душе словно образовалась пустота.
Чоджи погиб – как тяжело было это осознать.
Сколько времени я пробыл в лесу? Мне это было безразлично, мне вообще ни до чего не было дело. Ино приходила и кто-то еще, они все говорили со мной, но я не слушал. Что они могли сказать? Слова ничего не значили: лишь пустые фразы, лишенные смысла.
Чоджи погиб – никакие слова это не изменят.
Перед глазами стояла картина его, нет, моего поражения: Чоджи закрыл меня от врага, с тонким свистом разрезали воздух сюрикены, и сотни точных ударов проникли сквозь броню, прорезали тело моего лучшего друга, добрались до сердца. Искаженное от боли лицо и свет, медленно потухший в глазах, навсегда запечатлелись в моей памяти. Слишком много ранений, слишком много крови, слишком много… Ярость окутала меня. Я более не думал о том, что за дзюцу позволило врагам появиться из неоткуда, логика уступила место безрассудству, и это помогало рисковать как никогда ранее. Впервые в жизни я действовал наобум, но удача не оставляла меня даже тогда. Удача. Никогда не думал, что настанет день, когда мне придется рассчитывать лишь на нее. Холодный разум в один короткий миг взял верх над сердцем, чтобы сделать последний, немыслимый ход: впервые в жизни я использовал свою технику столь безжалостно, первый раз использовал тень врага не просто для обездвижения, но для смертельной атаки. Противоречивые чувства захватили меня: я упивался смертью противников, их муками, наслаждался тем, как жизнь по капле покидала их, а усмешка все не сходила с моего лица. Впервые в жизни мне показалось, что я понимал мотивы Учихи Саске. Даже сейчас, вспоминая об этом, я содрогаюсь от отвращения. Месть была сладкой, ненависть не поддавалась контролю, но ничто не могло заглушить отчаянный крик души – это был крик о помощи. Дышать, двигаться, даже чувствовать было невыносимо больно. Алая кровь друга на моих руках, полные ужаса глаза напарницы, а потом… Потом все словно в тумане: похороны, тихий плач Ино, слова Пятой, поддержка отца… А я ничего и никого вокруг не замечал.
«Все изменилось, и жизнь уже никогда не будет такой, как прежде», - эта мысль не давала покоя, гнала меня прочь от людей, прочь из деревни. Слишком часто я убегал, слишком часто, слишком… Среди людей я чувствовал себя в ловушке. Их понимание, их жалость давили на меня, обращая в бегство. Но нельзя скрыться от самого себя. В одиночестве я не находил покоя: чувство вины и ужас потери терзали, снова и снова возвращая меня в тот страшный день.
Вся ирония заключалась в том, что я почти неосознанно ждал. Да, я ждал чего-то, а точнее, кого-то. Чем хуже мне было, тем сильнее я чувствовал, что для полноты картины одного штриха все же не хватало, и он, а точнее, она не заставила себя ждать. Я знал, что она придет, не могла не прийти. Легкие, едва различимые шаги и слова, проникающие в сердце подобно яду:
- Ты снова здесь, - глубокий вздох, столь понимающий, столь ненавистный. - И почему я не удивляюсь?
Повелительница ветра безошибочно находила слова, способные задеть мои чувства, сделать еще больнее. Женщины, конечно, очень проблематичны, но ЭТА – она просто сводила меня с ума! Я хотел заставить ее замолчать любым способом, руки сами собой сжались в кулаки. И все же я молчал, а Песчаная продолжала:
- Я, конечно, всегда знала, что ты – трус. Снова бежишь, пытаешься укрыться в своей скорлупе. Великий гений Конохи, неужели ты думаешь, что ответственен за всех и каждого в деревне?
- Прекрати, - шепот был еле различим, но скрытая в словах угроза оглушала.
- Твое самобичевание никому не поможет, - давила Темари, ее не так-то просто было напугать. - Думаешь, если ты будешь сидеть здесь, что-нибудь изменится? Думаешь, ты имеешь право так себя вести? Это не вернет Чоджи…
Я долго терпел ее нападки и издевательства. Порой я даже признавал, что в определенной степени вечные стычки с Темари помогали отвлечься или даже посмотреть на ситуацию со стороны, но в тот момент…
Это стало последней каплей – сдерживаемые эмоции вырвались наружу.
«Я, должно быть, сошла с ума, позволив себе даже думать о нем». (Темари)
В ярости Шикамару закричал:
- Почему ты вечно лезешь в мою жизнь?
От неожиданности я отшатнулась и приготовилась дать отпор, но не находила нужных слов. «И действительно, почему?» - пронеслось в голове. Меня будто парализовало. Столь не похоже на меня: молча стоять в ожидании. Я не могла пошевелиться, но не сразу поняла, почему. Когда же пришло осознание того, что я в ловушке, было уже слишком поздно. Я не могла вырваться, да и не хотела.
- Всегда норовишь ударить побольнее! - продолжал он. - Это месть, Темари, или тебе просто нравится меня мучить?
- Не говори так, - мой голос упал до шепота, - я лишь хочу помочь.
Это было правдой: удовольствия я не получала, а лишь хотела, чтобы он перестал обвинять себя в смерти друга. Ввергнутый во тьму отчаяния, он упивался своим горем, но куда это его приведет? Так нельзя – я понимала, что так нельзя, а потому говорила то, что считала нужным, в душе желая обнять Шикамару, оградить его от боли и безысходности. Какие странные чувства переполняли мою душу в тот момент. Его отчаяние, его ярость наполнили воздух негативной энергией: казалось, было слышно, как электрические разряды пронизывают пространство. Я знала: шиноби нужен некий толчок, разрядка. Он должен выплеснуть свои эмоции, и я готова была стать грушей для битья. Прежде, чем прийти к нему, я все решила, но почему тогда голос дрожал? Почему его слова отразились болью в груди?
- Помочь?! - Шикамару засмеялся, но смех этот был неестественным, полным злости.
В его словах звучала насмешка, улыбка скорее напоминала оскал, а взгляд… Этот взгляд напугал меня, меня – опытную куноичи. По спине пробежал озноб, кожа покрылась мурашками.
Я чувствовала исходивший от парня холод. Он не мог, Нара никак не мог смириться с гибелью лучшего друга. Да и как можно было смириться? Казалось, он потерял единственную опору в своей жизни. Бездонный омут отчаяния затягивал все глубже, все сильнее, не оставляя никакой возможности избежать объятий мрака. Боль утраты и чувство вины захлестнули его, образовали вокруг темную ауру, которая поглощала, подчиняла себе. В тот момент у меня возникло ощущение, что передо мной был другой человек: абсолютно чужой и, несомненно, более жестокий.
- Помочь?! - повторил он.
Тень Шикамару разделилась надвое, удлинилась и, словно обзаведясь собственной волей, покинула двумерный мир. Теневые веревки устремились ко мне и в долю секунды сковали руки. Резкий рывок назад, и я оказалась прижатой спиной к дереву. Я не пыталась вырваться, прекрасно осознавая, что это бесполезно – теневые оковы держали крепко. Словно под гипнозом я следила, как шиноби медленно, шаг за шагом приближался ко мне. Сердце то замирало, то стучало с бешеной скоростью, во рту пересохло. Подойдя вплотную, он коснулся моей шеи, пальцы заскользили к щеке и сжали подбородок. Я никогда не видела Шикамару таким.
- Ты хочешь помочь мне, Темари? - спросил он, глядя мне прямо в глаза.
А затем чуть наклонился и коснулся моих губ, дразня, провел языком по ровному ряду зубов, прежде чем прошептать:
- Почему бы и нет?!
Дыхание перехватило, голова кружилась все сильнее. Его язык победно скользнул в мой рот: толкал, поглаживал, изучал мельчайшие детали. Руки парня скользили по спине, спускаясь все ниже, и меня словно засасывало в головокружительный водоворот ощущений. Впервые я чувствовала себя настолько беспомощной. И дело было вовсе не в его технике шиноби. Я хотела быть рядом, я хотела принадлежать Шикамару. Холодность слов, жестокость поступков, ярость поцелуев – все это невероятно заводило. И я самозабвенно ответила на поцелуй. Похоже, тени больше не держали мои руки, и, словно против воли, пальцы заскользили по телу парня, лаская упругие мышцы. Сердце билось часто-часто, как пойманный зверек. Повелитель теней действовал порывисто и целеустремленно. Кушак платья был развязан в считанные секунды. Я сдавленно застонала, стоило мне почувствовать его горячее дыхание на своей груди. Боль смешалась с наслаждением, создавая неописуемые ощущения.
Горизонт окрасила яркая полоска света, и солнце, ослепляющее, безжалостно выжигающее ночь дотла, вступило в свои права. Лес ожил яркими красками, многочисленные лучики пронзали туман, рассеивая его, отражаясь в каплях росы.
И вдруг Шикамару отстранился. Я его просто не узнавала, впрочем, как и себя. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он потряс головой, будто пытаясь прогнать наваждение. А когда парень вновь посмотрел мне в глаза, меня будто окатили ледяной водой.
- Уходи, - Шикамару отвернулся и сделал несколько шагов в сторону.
Мое тело не слушалось, губы дрожали, к глазам предательски подступили слезы. За секунду, прежде чем Нара отвернулся, я заметила в его взгляде презрение. Ненависть или сожаление я бы смогла принять, но презрение…
- Уходи, Темари, - такой спокойный голос, будто ничего не произошло, будто это не он только что целовал меня.
Обида кольнула сердце. «Отвергнута», - не выходило из головы. И я ушла. До сих пор не верится: я просто ушла, слишком потрясенная, чтобы говорить, слишком напуганная своими мыслями, чтобы остаться. Я ощущала себя раздавленной, втоптанной в грязь. Но больше всего я злилась потому, что не смогла вызвать в Шикамару достаточно сильные эмоции, не смогла заставить его забыться. Я бежала по лесу, в тайне надеясь, что он нагонит меня, хоть и понимала невозможность своих фантазий. А когда я почувствовала, что готова сказать повелителю теней все, что я о нем думаю, было уже поздно.