Семья (часть 1)

Потом я встретил Сисуи: в АНБУ нас поставили напарниками. Он был шумным, надоедливым, беспокойным, инфантильным и очень красивым. Сисуи был старше меня на два года. Он много говорил, но не так, как ты. Этот парень мог нести абсолютную бессмыслицу, но всегда смотрел прямо в глаза так, будто хотел заглянуть внутрь меня. Но любопытство в его взгляде все же напоминало мне тебя. Когда он заговаривал со мной, я поднимал голову и пялился на него непроницаемым и невидящим взглядом, а сам, как обычно, думал о чем-то своем. Я просто не мог выдержать его глаз, я не знал, что будет, если я отвечу на его взгляд, и не хотел знать – просто… боялся.
Мы оба так устали в тот день, а он был ранен в руку и потерял много крови. Это было совсем не смертельно и вовсе даже не серьезно, но при ходьбе его шатало из стороны в сторону. Я шел рядом, а Сисуи заверял, что с ним все в порядке, хотя о его самочувствии я не спрашивал. Потом ему захотелось есть, и он потащил меня в какой-то ресторанчик. Вообще говоря, в компании этого парня я чувствовал себя не лучшим образом, но с ним было легче, чем дома, и он был ранен, поэтому я и пошел тогда с Сисуи. Мы сидели друг напротив друга. Я пил горячий горьковатый чай маленькими глотками и ждал, пока он доест. Сисуи опять говорил что-то, а я старательно концентрировал взгляд на стене за его спиной и минут через десять так наловчился, что мне уже казалось, будто я вижу светло-желтую штукатурку, просвечивающую через голову напарника. Его голос глухо и монотонно звучал в моих ушах и немного усыплял меня. Он произнес мое имя: наверное, заметил, наконец, что я его совсем не слышу… Он чуть привстал, и в тот же момент я услышал резкий хлопок прямо у самого моего лица. Желтоватая стена исчезла, а вместо нее я видел два темно-серых глаза, смотревших на меня. Я растерялся тогда и даже не понял сначала, что это был Сисуи. Его глаза были широко раскрыты, как будто он старался не моргать, как в детской игре в гляделки, а я не мог отвести взгляд в сторону. Воздух стремительно выходил из легких, я сжал зубы и резко выдохнул носом. Я слышал звук, похожий на всхлип, и исходил он от меня, потом все повторилось снова, но я уже не пытался сдержать смех. Я не знаю, почему смеялся тогда, но впервые я чувствовал себя так хорошо: духота, так мучавшая меня, испарилась от взгляда этого человека.
– Да ты, кажется, еще хуже меня пострадал. Головой, что ли, стукнулся? Или они в чай тут что-то добавляют?
А у меня не было сил ответить, я просто смотрел на него и смеялся. С этого дня я стал внимательно наблюдать за Сисуи, пытаться осознать, что особенного есть в этом человеке. Время, проведенное с ним, летело незаметно, рядом с Сисуи я просто жил, потому что доверял ему. Я не мог разобраться и в том, что чувствую к нему, но поначалу это походило на помешательство. Я не изменил своего отношения к другим, но что-то во мне уже было не так, как раньше.

После рождения Саске ты стала еще дальше от меня. Сисуи заменил мне дом и семью. Он ничего не ждал от меня, просто всегда был рядом со мной, а я был рядом с ним. Он давно уже не был мне другом, нет… Скорее, старшим братом. И я хотел бы стать для Саске таким же.
Сегодня Сисуи говорил совсем мало. Только что-то сосредоточенно писал. Я молчал и слушал тонкий скрип пера и шелест бумаги, смотрел на его пальцы, старательно выводившие каждое слово.
– Что-то случилось?
– Ничего.
Я не смог больше выдавить из себя ни слова, я снова вспомнил тебя и наш разговор и понял, отчего ты плакала всю ночь.
– У меня миссия скоро.
– Да?
– Сложная, и мне придется идти без тебя.
– Кто-то будет вместо меня?
– Нет.
– Один?
Сисуи кивнул. Я подошел ближе, положил руку ему на плечо и наклонился вперед так, чтобы мне было слышно его дыхание. Я смотрел прямо перед собой.
– Когда вернешься, расскажи мне обо всем.
Сисуи опять кивнул. Он не дышал.
– Тогда… тогда я желаю тебе удачи, Сисуи.
Он вздрогнул и выдохнул. Я убрал руку с его плеча и направился к двери. Стул сухо скрипнул. Ты, наверное, привстал или обернулся, может, хотел еще что-то сказать, но мне было все равно – я открыл дверь и ушел. Разумом я понимал, что есть вещи, которые Сисуи не может говорить даже мне, и у него, конечно, были причины. Я не имел права злиться на него, не имел права на обиду. Но в глубине души я чувствовал себя обманутым.
Прошло уже три дня с тех пор, как я не видел Сисуи. Все свободное время я отдавал младшему брату. И вновь я не знал, что делать и что сказать, если я вдруг встречу напарника, чувствовал себя слабым и беспомощным. Но для Саске я мог все, он так старался быть похожим на меня, и это немного успокаивало меня. Брат очень уставал и так неумело пытался это скрыть. Мы вместе возвращались домой, я по привычке смотрел на небо. Почувствовав, что Саске держится за низ моей рубахи, я опустил голову. Он смотрел на мои ноги и пытался повторить мою размеренную твердую походку, хотя сам едва не падал от усталости. Я приостановился, а он резко выпустил краешек одежды, за который ухватился, и посмотрел на меня виноватым взглядом. Я хотел взять его за руку, но брат упрямо попятился назад.
– Я и сам дойду, только маленьких детей старшие держат за руку, – обижено сказал он и быстро зашагал вперед, широко размахивая руками.
Я замедлил шаг так, чтобы не догнать его. Тогда, впервые за эти дни, я вновь нашел в себе силы искренне улыбнуться.
Сисуи уже давно не появлялся в АНБУ: как оказалось, не только я, но и другие уже давно не видели его. Вчера я уже два раза проходил мимо его дома, и каждый раз меня охватывало беспокойство, но я так и не решался зайти. А сегодня ночью я не мог уснуть. Я тихо вышел из дома, за мной беззвучно закрылась дверь. Середина лета, а ночи все равно холодные, но я этого совсем не чувствовал. Ноги несли меня к знакомому дому. Я долго стоял на пустынной улице перед его фасадом, в окнах свет не горел, но отчего-то я был уверен в том, что Сисуи там и тоже не может уснуть. Я подошел к двери и осторожно отодвинул створку, снял сандалии у порога и зашел внутрь. Было очень темно, но я часто бывал у друга и знал, где находится его комната, я понимал, что никого не разбужу, но все равно старался ступать как можно тише, словно готовил путь к отступлению… Так бесшумно, что даже не дойдя двух шагов, я мог бы вернуться обратно, будто меня здесь и не было. Перед дверью, ведущей в его комнату, я остановился.
– Сисуи-кун, – неуверенно позвал я.
Ответа не последовало, но вместо того, чтобы уйти, я облокотился на стену и стал ждать. Мы уже давно звали друг друга по именам, а сейчас я не смог просто сказать: «Сисуи».
Я услышал шаги и вскоре увидел его темный силуэт.
– Итачи? – он повернул голову и посмотрел на меня сверху вниз. – Я думал, ты раньше придешь.
– А я думал, ты мне сам все расскажешь.
– Так ты об этой миссии?
– Да, хотя бы о ней.
– Итачи, ты же знаешь, как я отношусь к тебе… – начал он.
Я согласно кивнул, хотя сейчас я понятия не имел, как Сисуи на самом деле относится ко мне… Он шагнул ко мне, схватил мое запястье и сильно сжал его; по инерции я подался вперед, его голова уткнулась мне в плечо, он продолжал держать мою руку. От его волос остро пахло табаком, хотя раньше я не видел, чтобы он курил.
– Я бы… я бы, правда, все тебе рассказал, но не могу. Это не зависит от меня, понимаешь? Но ты ведь простишь?
– Не хочешь идти?
– Не хочу. Но я не мог отказаться от этого, да и менять что-то уже поздно. То, что я собираюсь совершить, уже давно стало неизбежным…
Голос Сисуи был тихим и усталым, и говорил он куда-то вниз, я с таким трудом улавливал каждое его слово.
– Когда ты уходишь?
– Через неделю. А знаешь, может быть, я и смогу все объяснить тебе, когда немного соберусь с мыслями. Давай встретимся еще раз, перед тем, как я пойду, на мосту? Потом… мы ведь можем уже и не встретиться.
– Что за чушь ты несешь?!
Мне было не по себе от этого разговора, я попытался отдернуть руку, но Сисуи лишь крепче сжал ее, его голова показалась мне невероятно тяжелой, от этого плечо начало ныть, но я не мог убрать его.
– Это не чушь. Я хочу, чтобы ты пришел, – в его голосе было столько отчаяния.
Все это время он пытался мне что-то сказать, но я не хотел думать об этом и упрямо ждал, когда он прекратит говорить намеками.
– Хорошо, я приду, но сейчас отпусти меня, я больше не хочу оставаться здесь, – я снова задергал рукой, Сисуи неохотно разжал пальцы.
Я опять оставил его одного. Все слова и действия Сисуи меня лишь разозлили, я был уверен в том, что мне не следовало приходить.
Наутро я никак не мог сосредоточиться и привести мысли в порядок. Чувство духоты, про которое я уже почти забыл, снова вернулось ко мне, но я верил, что нужно лишь немного подождать, всего неделю – и все будет, как прежде.

Ты смотрела на меня растерянными и жалостливыми глазами, мне казалось, ты хотела утешить меня, но мне было все равно, все мои мысли были заняты Сисуи. Но от твоего взгляда ожидание казалось мне вечностью, он будто вытягивал из меня надежду, я злился на тебя тогда, потому что знал, что ты все это видишь и понимаешь, что я чувствую. А сейчас я думаю, что был просто идиотом.
К счастью, брат был не таким чутким, как ты, и, похоже, совсем не заметил перемены во мне, поэтому я мог разговаривать с ним, как и раньше, и это отвлекало меня, когда мне было особенно отвратительно.
Но и эта неделя, наконец, закончилась. Я соврал отцу, чтобы не ходить на чертово клановое собрание. Похоже, он не поверил ни единому слову. Он что-то говорил мне о связи нашего клана с деревней, но я не слушал его, потому что во всем нашем клане меня интересовал лишь один человек.
Скоро я снова должен был увидеться с Сисуи. Я не мог предположить, что он хочет сказать мне, да и скажет ли что-то вообще, но я обещал ему и не мог не идти. Да и слишком многое произошло между нами за тот месяц, я хотел скорее разобраться со всем этим и понять, почему он так изменился, понять, что заставляет страдать моего единственного друга. Я не могу отпустить его на задание в таком состоянии; теперь я уже жалел о том, что оставил Сисуи одного в пустом доме. И почти ненавидел себя за глупые обиды, за свой эгоизм и за то, что я просто делал вид, будто меня не касаются все его проблемы, за то, что он так много сделал для меня, а я расклеился и не попытался ничем помочь ему.
Я хотел сказать ему об этом. Я помню: я иду по берегу реки и уже вижу полукруг моста вдалеке, я ускоряю шаг, его очертания становятся все четче. Когда я подошел, Сисуи уже ждал меня. На нем была форма АНБУ, из-за спины торчала рукоять катаны.
– У меня не так много времени, поэтому послушай сначала. Ты ведь знаешь, откуда в гербе полицейских подразделений Конохи веер клана Учиха?
Я кивнул: совсем недавно я сам рассказывал об этом младшему брату, но, черт подери, Сисуи, я шел сюда не для того, чтобы выслушивать бред о нашем доблестном клане еще и от тебя…
– И ты знаешь, кому они подчиняются?
– Хокаге. И АНБУ.
– Странно, что такой сильный клан АНБУ держат на коротком поводке.
– Это наказание. Клан подвел Хокаге во время войны. Мы просто смирились с этим, потому что это справедливо.
– Мне даже не верится, что я слышу такие слова от Учихи Иьачи, – Сисуи одобрительно улыбнулся. – Но, похоже, лишь мы с тобой считаем, что это справедливо… Я представляю, что сейчас обсуждается на собрании.
– Хочешь сказать, что клан пойдет против Хокаге? Все, что говорил мне отец, как раз на обратное указывает. Мы не ладили с ним никогда, но он доверяет мне.
– А ты гораздо более послушный сын, чем я думал. Если бы Фугаку-сан был здесь, то, наверное, обрадовался и стал бы доверять тебе еще больше, – в его голосе звучала насмешка.
– Что у тебя за задание, Сисуи, скажи мне! – мой голос едва не сорвался на крик.
– Ты никогда не был дураком, Итачи, но твоя ошибка в том, что ты не хочешь видеть то, что происходит вокруг тебя, если думаешь, что это тебя не касается. Но именно это мне в тебе и нравится. Ты – такой ребенок. Я очень надеялся, что это не зайдет так далеко, – он говорил спокойно, смотря прямо в мои глаза, как прежде, с любопытством, он ждал моей реакции. – Неизбежно… Мое задание – уничтожение клана Учиха. И я начну с тебя, лучший друг.
Сисуи вытащил катану и медленно пошел на меня. Я отступил назад, активировал шаринган и едва успел вовремя увернуться от его удара. Мне не хотелось, чтобы хоть кто-то, кроме нас двоих, знал о том, что происходит здесь, и это делало меня почти безоружным. Сисуи продолжал атаковать, а я прыгал от него по всему мосту. В боевом искусстве мы были равны, я уже понял это, тем более мы так хорошо знали друг друга, что даже без силы в глазах могли предвидеть каждое движение друг друга. Но кто-то из нас должен был устать первым. Я перепрыгнул через перила, встал на воду и забежал под низкий, но довольно широкий мост – с мечом здесь особо не развернешься. Я услышал тихий всплеск, и через долю секунды Сисуи снова возник передо мной. Он вложил катану обратно в ножны и потянулся к сумке с сюрикенами, пристегнутой на бедре. Я воспользовался этим коротким моментом и перестал концентрировать чакру в ступнях, чтобы уйти под воду. Но на этот раз Сисуи не торопился следовать за мной. Он колебался: нетрудно было понять, что под водой у меня будет преимущество. Он продолжал стоять наверху и всматриваться в воду, я увидел, что он снова достал меч.
Попытка схватить Сисуи за ногу из-под воды была слишком очевидным ходом – лезвие катаны скользнуло вниз и разрезало воду рядом с моей щекой. Я отплыл подальше и вынырнул, чтобы глотнуть воздуха; мне в след полетели два сюрикена, но ни один из них даже не задел меня, и мне удалось увидеть едва заметные воронки на воде, где они упали. Я нырнул за ними. Все, что мне было нужно, – подобраться чуть ближе к Сисуи. Я одновременно метнул в него оба сюрикена: один из них должен был поразить ногу, а второй – голову. Я был уверен, что Сисуи с легкостью отразит оба, несмотря на мою меткость, но мне нужно было лишь выиграть время. Теперь он открылся, я мог атаковать его снизу. Сисуи снова погрузил меч в воду, но это было преждевременно; как я и рассчитывал, вода искажала его зрение, и я казался к нему гораздо ближе, чем был на самом деле. Клинок вновь не зацепил меня. Я быстро вынырнул и схватил его за правую руку, сжал пальцы настолько сильно, насколько смог, и сконцентрировал чакру в ладони. Он выронил катану, я хотел подхватить ее, но не успел. Сисуи пытался вытянуть руку на себя, но я не мог этого допустить. Он попытался атаковать второй, но я заблокировал и этот удар. Сисуи выставил ногу вперед и начал заваливаться на спину, но я успел немного уйти назад так, что его стопа всего лишь уперлась мне в грудь. Я резко выдохнул и неуклюже шлепнулся на бок рядом с лежащим на спине Сисуи. Я нырнул под него и смог скрестить ноги у него под грудью; я знал, что не смогу просто сломать ему ребра: все же на нем была прочная защита, поэтому я пытался задушить его. Кожа Сисуи была скользкой от воды, и после недолгой возни я умудрился взять захват; я чувствовал, как напряглась его шея, а в моих легких почти не осталось воздуха. Я понимал, что захлебнусь быстрее, чем он успеет потерять сознание. Я пытался перевернуться вместе с ним, но Сисуи будто прилип к поверхности реки, а я не хотел его отпускать, потому что знал, что для меня это единственный шанс победить, но, кажется, его я уже упустил. Только я успел об этом подумать, как подо мной воду разрезали несколько тонких прочных нитей – Сисуи привязал меня к себе. Ясно, он хотел утопить меня: вода заполнит мои легкие, тело отяжелеет, и ему для этого нужно просто лежать на воде, а я еще и здорово помог ему все это организовать. Я все же расцепил захват, вытянув руки над головой Сисуи, и быстро, насколько это было возможно, начал формировать печати. В затылок моего бывшего напарника ударила тонкая струйка пламени, которую я с трудом выпустил изо рта, но и ее хватило для того, чтобы он резко поднял голову. Часть моего лица, наконец, оказалась над водой, я жадно глотнул воздух, у меня резко закололо в груди, но я не обратил внимания на боль. Сисуи успел схватить мою левую руку, вторую я завел за спину, но я мог формировать печать одной рукой; я отвернул голову назад и выпустил в воду уже более мощную струю пламени. Собственное дыхание обожгло мне плечо, вода под нами резко расширилась – огонь искал выхода наружу. Меня и Сисуи резко выбросило вверх, а потом мы оба упали в воду; Сисуи уже не мог удержаться на плаву, как раньше, и я увлек его под воду. Я скрестил ноги ближе к его груди и как можно сильнее прижал Сисуи к себе. Из его рта вышло несколько крупных пузырей, он пытался всплыть, но я не мог ему этого позволить, он пытался вырваться, но леска, которой он нас связал, вся спуталась и теперь лишь мешала ему. А потом он перестал двигаться, его тело стало тяжелым.
Я понял, что не смогу отвязать леску под водой и из последних сил поплыл к берегу. По пути я наглотался мутной речной воды, и меня вырвало, как только воздух снова попал в мои легкие. Я дотянулся до сумки на бедре Сисуи и сюрикеном перепилил запутавшуюся нить. Я, наконец, освободился. Тело Сисуи лежало на животе, я с трудом перевернул его на спину и приложил ухо к его груди – сердце не билось. Я заставил себя посмотреть на его лицо: оно было все перемазано глиной, рот приоткрыт, а и без того огромные серые глаза широко распахнуты. Я провел ладонью по его лицу и закрыл их, потом снял рубаху и вытер грязь с его щек и лба. От прикосновений к его лицу меня всего передергивало: оно было очень бледным и холодным – так выглядят люди, которые очень долго и мучительно болеют. Я продолжал смотреть на его мертвое красивое лицо и не мог отвести от него глаз, хотя это вызывало у меня самые отвратительные ощущения. Я сделал усилие над собой и оторвал взгляд от Сисуи. Сил у меня совсем не осталось, я лежал совсем рядом с ним и изо всех сил прижимался щекой к скользкой красноватой глине, которая покрывала берега реки. Я закрыл глаза, было холодно, а в ноздри мне бил тяжелый земельный запах, и я думал о том, что так, наверное, чувствуют себя те, кого похоронили заживо. Только глаза мои просто горели, из них сочилось что-то теплое и скапливалось между ресниц, но быстро остывало.
Я не знаю, как долго я лежал так, прежде чем снова поднялся на ноги. Я не мог оставить Сисуи здесь, я подхватил его на плечо и медленно поплелся вверх по реке.
Мысли и воспоминания роились в моей голове, как стая диких пчел из потревоженного улья. Только что я убил своими руками человека, который был смыслом моей жизни, я думал, ради Сисуи смог бы пойти на все… На миссиях мы так часто рисковали жизнью друг ради друга, что это вошло в привычку; я был уверен, если придется умирать за него, я без колебания отдам свою жизнь. Потому что без него она уже ничего не стоила, я думал, что у меня нет ничего, кроме этого человека, потому что Сисуи вырвал меня из этого одиночества, до встречи с ним я делал лишь две вещи: то, что у меня хорошо получалось, и то, что меня просили. Но никогда не делал то, чего мне хотелось, потому что мне не хотелось ничего. Я понятия не имел, что мне нравится или могло бы понравиться, я не мог ничего сделать даже ради себя. Я помню, как Сисуи сказал мне, что каждый человек не самом деле живет в своем мире, что поначалу мы ограничиваем его лишь личным пространством и своими собственными мыслями, а потом, со временем, пускаем в него других людей и расширяем эти границы настолько, насколько сами пожелаем. Есть те, чьи миры не могут взаимодействовать, и эти люди уже не могут доверять друг другу. Я спросил:
– Так значит, наши миры могут хорошо взаимодействовать?
Он засмеялся:
– Да нет, у тебя вообще особый случай.
– Вот как?
– Да, у тебя, похоже, последняя стадия одиночества, уж не знаю, приобретенная или врожденная… У тебя вообще нет своего мира.
– Ты же сказал, что он у всех есть, – я почти никогда не понимал, о чем он говорит.
– Ну, понимаешь, везде же есть свои исключения, значит, ты – черная дыра. Хотя нет, уж черную дыру бы сразу заметили. Ты пустой кувшин. Ну, знаешь, есть цветочные горшки, все такие разноцветные и красивые, но они ни на что не годятся, в них можно только земли насыпать и ветку какую-нибудь воткнуть, зато домохозяйки их охотно раскупают. Есть много вещей, на которых написано, для чего они нужны. А ты – простой кувшин из глины, на тебе ничего не написано, поэтому никто тебя не замечает. Зато в тебя и масло можно налить, и вино, и гвоздей насыпать, а можно сорвать камелию или даже целый букет и поставить их в такой простой кувшин.
– Камелии?
– Да, это очень яркие цветы, если поставить их в красивую вазу, слишком вычурно это будет, и сосуд отвлечет внимание от цветов. А так только они будут привлекать внимание.
– Я понял, а что же с кувшином?
– Камелии будут благодарны кувшину, они же не смогут жить без воды, которая там находится, но это не главное. Я просто хотел сказать, что, на самом деле, нет человека, который не смог бы с тобой поладить, просто ты не хочешь, чтобы тебя замечали, вот все и проходят мимо тебя. Если бы не я, ты бы до скончания веков в углу пылился, один бы так и остался, – он довольно улыбнулся, а потом добавил: – Ну, может, еще пауки бы в тебе завелись, даже целое гнездо бы там устроили…
– А ты как меня заметил тогда?
– Да я и не замечал, я же не сам напарника выбирал, так что у меня выбора особого не было. Но даже если бы такой неприметный кувшин, как ты, просто на дороге валялся, я бы все равно тебя подобрал. Такой уж я – липну ко всем подряд, тяну себе все, что плохо лежит.
– Ну хорошо, раз я – кувшин, тогда ты – тот букет камелий?
– Нет, расцвести в тебе тоже может все, что угодно, а может и завянет все, что ни поставишь, а то у тебя вечно такое лицо, да и мне почем знать, кто эти камелии? Я – просто вода. Она принимает любую форму, не имеет ни вкуса, ни запаха, а если ее вылить, то кувшин просохнет и в нем снова ничего не останется. Ни жирных пятен, как от масла, ни пьяного аромата, как от вина, ни царапин, как от гвоздей. Его снова можно заполнить чем угодно, ни мыть не надо, ни чистить. Это хорошо, что я первым заметил тебя.
– Правда? Почему?
– Если бы ты сначала встретил вино, ты бы не смог воспринимать воду отдельно – она бы пахла вином. Если масло, оно бы всплывало на поверхность, тонкая пленка всегда была бы сверху, а вода – внизу. А если гвозди, вода бы просочилась в царапины и разрушила тебя изнутри. Что бы ни случилось со мной, это не изменит тебя, понимаешь? Но пока я просто заполню твою жизнь.
– Сисуи, ты думаешь, можно людей с горшками сравнивать?
– Нет, Итачи, ты все-таки идиот, и мне тебя точно не исправить, ты даже так ничего не понял.
– Я все понял, но ты – точно не вода, потому что никто не сможет заменить тебя…
А потом я снова вспомнил эту ночь неделю назад, когда он держал меня за руку и не хотел отпускать.
Вода, которая принимает любую форму… Я же знал, что-то мучает Сисуи, быть может, я мог тогда все изменить. Если я действительно кувшин, то в ту ночь я опрокинулся, и из меня вылилась почти вся вода и просочилась в землю так, что я не мог уже ее собрать. Я сам был во всем виноват. И я так и не сказал тебе ничего на мосту. Мы пытались убить друг друга, не говоря ни слова, будто были совсем чужими. Я и не подозревал, что могу быть таким, но Сисуи видел это во мне с самого начала. Кувшин, которому все равно, чем его наполнят, и вода, которой все равно, что наполнять. Все же это было неизбежно, или из нас двоих я – не тот, кто мог все изменить.
Я обернулся назад. Пожалуй, я уже достаточно прошел. Прощай…