Я сидела и глупо смотрела в окно из его комнаты. Он, абсолютно нагой, спал слева от меня на большой двуспальной кровати, стоящей возле большого окна. Его пылающее страстью лицо сейчас казалось нелепым. Он спал. Спал, плотно закрыв губы, которыми он час назад целовал всё тело напарницы, то есть меня... Бумажный цветок так и остался на распущенных синих волосах, я была аккуратна. Каждый раз, когда мы занимались этим, Пейн шептал: «Конан... Я люблю тебя... Да...»
Может, он меня любит? Правда, когда мы с ним выполняем миссии, он старается угодить мне, но я не верю, что эта простая нежность – любовь. Скорее, служебный роман. Да, так, наверно, правильней. Может, я и сама не хочу, чтобы это чувство превратилось в любовь. На улице идёт дождь. Точнее, ливень. Он сильно барабанит по крыше, пытаясь разбудить его. Но сон Лидера крепок. Как и его сердце. Достучаться слезами невозможно. Но я узнала одну тайну. Если эти слёзы касаются его, то он замечает их. Он готов любить весь мир, но весь мир ненавидит его. Я смотрю в его остывшее и холодное лицо. Он еле заметно улыбается. Он всегда так спит. Страсть прошла. Почти все знают, что Лидер спит со своей напарницей. Моя рука скользнула по его пепельному лицу, по огненным волосам. Эта спокойная и зловещая красота. Нет. Я ошибаюсь, я ничего не смыслю в людях. Зато я знаю красоту бумаги. Точнее, мимолётных и воздушных изделий из неё.
Я вышла, мимолётом взяв сигарету Пейна с его стола. Я уже давно была в халате. Халат был его, там всегда в кармане лежит зажигалка. Я учусь грустить, улыбаясь. Я не знаю, что за гримаса фальшивой улыбки играла на моём женском лице, главное, что не слёзы.
Искра. И вот на одном конце уже загорелось маленькое пламя. Я курить начала давно. Когда узнала, что бумага тоже сгорает и это – не вечное искусство. Мне грустно. Банально, да? Нет, он меня не любит. Я её видела, эти её рыжие волосы, это загорелое лицо... Она из Деревни Листа, что ли... Она умерла. Печально. Слишком много печальных историй. Я читала, что это скоро приведёт меня к смерти. Как и сигареты, но кого это волнует? Он не один такой крутой. Я тоже люблю одного. И он совсем близко. Хорошо, что на моём лице никогда ничего не написано. Если и написано, то это лишь бумажный клон с печатью какой-нибудь. Я - давно забытая книга. Меня никто не читает. Пейн говорит, что читал. Ну, пусть говорит, всё равно он меня не знает. И хорошо.
Он как-то сказал, что хочет детей. Ему хочется воспитанников. Хех, тоже мне, нашёлся отец.
Я смотрела в окно в холле. Внезапно прямо под окнами оказался Дейдара. Он смотрел прямо на меня, хотя свет не горит... Ах, да, сигарета. Мне пришлось отряхнуть бычок и затушить. Я быстро оделась в майку и какие-то брюки... Через минуту я уже стояла под козырьком и глядела на лицо блондина. Мокрая чёлка прилипла к лицу, вся его мантия промокла, облегая его мускулистое тело. Он печально смотрел на меня. Я холодно глядела в эти глаза, полные грусти. Мне не было нужды выходить. Но ради интереса...
Вспышка молнии. Вот я уже стою и смотрю на него. Он улыбается.
- Сасори-сама тебя ждёт, - тихим голосом сказал Дейдара.
- Ах, так ты гонец?...
- Твоя ядовитая колкость... И почему ты выбрала его? Ты вполне любишь мимолётные вспышки, - он провёл рукой по моему пылающему лицу. Я ещё не промокла. Конечно, зонт - великое изобретение.
- Ты же знаешь, у нас была мимолётная страсть, но всё равно у нас ничего бы не получилось. Где... он? - слова давались мне с трудом. Я хотела быстрее сорваться к нему.
- Ах... Сасори здесь, - Дейдара отступил. За его спиной стоял он... Он стоял вне куклы. Один. И он улыбался. Я не заметила, как бросила зонт на землю и рванула к нему. Он улыбался. Дейдара ушёл, тихо шлёпая по лужам. Когда шлепки исчезли совсем, я посмела назвать его имя. Оно обжигает мне губы. Так всегда. Надоело, но я ничего не могу с собой поделать. Я б на сердце вырезала его имя... Сасори...
- Я удивлён, - кажется обычным, но из его уст это звучало странно. Даже поразительно. Он чувствует? - Кроме того, что я удивлён, я сражён на смерть.
- Чем?
- Я помню, - начал он, - когда-то ты пришла ко мне поздним вечером. Я выслушал твою пылкую речь. Ты твердила, что, несмотря ни на что, ты любишь меня, моё холодное лицо, мою историю... Ты любишь меня самого. А не Пейна, не Дейдару. Я сказал, что я не могу чувствовать. У меня нет сердца, точнее, души. Но ты не поверила... - он ухмыльнулся. - Ты убежала. Я думал, ты глупая, эгоистичная девчонка... И что это – мимолётная страсть... Твоя... Но ты не сдалась. Ты начала писать мне письма. Их было всего три, но все они описывали твои чувства. Я не внял. Мне было плевать. Но потом... Хех... Ты начала присылать мне страницы из своего дневника. Я пылал. Всё началось с поступления в Акацуки. Сначала я бросил, но потом меня безудержно тянуло читать. Я прочитал, но строка оборвалась. Ты подожгла во мне что-то. Я пылал, я зависел от этих писем. Я читал их взахлёб! - он очень энергично, со страстью в глазах, говорил и говорил... Я мечтаю, чтобы он говорил вечно. - И я понял почему. Ты заставила меня чувствовать то же, что и ты. Я смеялся, грустил и испытывал экстаз от разных вещей. Но потом ты очень маленькими частями ссылала мне описанный тобою твой первый опыт с Пеином. Ты читала его, как открытую книгу, и поэтому ты описала, что чувствовала не только ты, но и он. И я завидовал и ощущал, что я - Пейн! И что ты – со мной... Я ощутил, как я ласкал тебя, всё твоё тело, как целовал твои горячие губы, я смотрел в твоё томное лицо, я ощущал себя в тебе, хотя у меня отсутствует член. Я вдыхал твой аромат... Я мечтал испытать это физически, я перечитывал и перечитывал... А потом я жалел тебя. Он тебя не любит. Боже, я был в ярости! Я чуть не убил Дейдару... Я сказал, что я не могу любить, потом я написал, чтобы ты ждала ответ, а потом... Я сказал, что не могу тебя любить. Сейчас я скажу другое, я не могу тебя не любить. Я давно его изобрёл, но мне было это не нужно. Но я ошибся. Это джуцу отдачи. Пожертвовав всеми своими куклами, я смог вернуть себе живую часть тела. Но, включая ещё одну вещь, я смог вернуть себе левую руку и лицо. Всю голову. И это... ради прикосновения к тебе, живому ощущению тебя. Но я готов любить тебя по-настоящему, - я чувствую, что по моему огненному лицу текут слёзы.
- Почему? Скажи, просто...
- Просто потому, что я тебя люблю. По-настоящему, - я закрыла глаза, чтобы насладиться этим моментом. Это было прекрасно... Это и есть совершенное чувство. Я плачу. От счастья. Горячая рука Сасори прикоснулась к моим губам. Он погладил мою щёку. Мне с трудом удавалось открыть глаза. Я видела, что он улыбается. В его глазах стояли слёзы. Он нежно и медленно приблизил моё лицо к своему. Я могла пересчитать реснички на его добрых, влюблённых глазах... Он поцеловал меня. Так, будто всегда хранил этот поцелуй для меня. У Сасори были нежные губы, будто два лепестка чайной розы. Он нежно ласкал мой язык своим и обследовал мою полость.
Очень скоро мы уже были в его тайном убежище. Вместо нежной кровати – старый диван, но мне это было нужно. Я вся промокла. Одежда облегала моё тело. Он рассматривал меня. Не придирчиво, а любовно. Я и моргнуть не успела, как он оказался сзади меня. Он гладил мои плечи, круговыми движениями, спускаясь ниже, к краям футболки. Сасори снял её. Даже одной рукой, он умудрялся ласкать мою грудь и не забывать о талии и о том, что на мне ещё брюки. Другой рукой он аккуратно разрезал мои брюки. Он поставил мне маленькую царапинку. Маленькая и томная боль доставила мне истинное удовольствие... Я повернулась к нему... В его глазах блестело желание согреть меня от этого мира, от этого холода, потому что он знал, что я давно нуждаюсь в этом.
И он на правильном пути...
Мне плевать на Пейна, потому что сейчас есть я и эта моя любовь. Любовь к Сасори. И ничего больше. Ничего...