Суна. Шесть часов утра. Напряженная тишина. Семья Казекаге в неполном составе находилась в большой светлой комнате, просто так, без дела. Но было видно, что они чего-то ждут, то и дело кидая косые взгляды на дверь.
Казекаге-сама - грозного вида высокий русоволосый мужчина в сине-белой мантии - мрачно мерил комнату широкими шагами, что-то бурча себе под нос по поводу нынешнего поколения молодежи, которая и в грош не ставит старших. Весь его вид говорил о плохом настроении и злобной задумчивости, от которой никому ничего хорошего не светит.
Старшая дочка Казекаге, Темари, – девочка одиннадцати лет от роду, со светлыми хвостиками, в сине-черном комбезе - показательно делала вид, что происходящее ее абсолютно не интересует. Так же всем видом демонстрировала, что все ее внимание занято лишь одним огромным веером, который она очищала от краски средненького брата. Они опять что-то не поделили, вот он в отместку и раскрасил ее сокровище, собственноручно украденное из отцовского хранилища.
«Хорошо, что папа пока не заметил! – так и читалось на ее хитром личике. – А я, между прочим, сижу прямо перед ним! А он не заметил! Ха-ха-ха!»
Но глазки Темари так и стреляли в строну то отца, то двери. Она тоже ждала.
Средний сын, Канкуро, - мальчик десяти лет, с раскрашенным фиолетовой краской лицом и в темном комбинезоне - намного дальше ушел от сестры в актерском мастерстве. Рассевшись на двух стульях сразу, он, закинув ноги на стол, чинил собственную игрушку, которую тоже стащил у отца из хранилища. Это была большая, больше самого мальчика деревянная марионетка ужасного вида, напичканная всяким оружием и ядами. Сейчас мальчик приделывал кукле дополнительный острый шип в вырезанный рот, тихо при этом напевая:
Кругом одни дельцы и не с кем детям поиграть,
А ведь у них уже давно потехи час.
Но вот пришел отец и хочет уходить опять,
Они ему кричат: «Ну посмотри на нас!!!»
Спятил отец, а значит, нам конец,
Он все это долго терпел.
Вот так беда, спасайся кто куда,
Его оторвали от дел.

Казекаге, грозно зыркнув на своего средненького, продолжил шагать из угла в угол. Не впечатленный взглядом отца Канкуро как ни в чем не бывало продолжил выводить так понравившуюся ему песенку:
А что ему до них? Он очень важный человек.
Ведь подчиненных у него как крыс.
К нему со всей душой, а он же головою в снег,
К нему со всей душой, а он: «А ну-ка, брысь!»
Спятил отец, а значит, нам конец,
Он все это долго терпел.
Вот так беда, спасайся кто куда,
Его оторвали от дел.

Не хватало только младшенького и самого проблемного - Гаары…

- Канкуро! – Казекаге, не выдержав, остановился. – Прекрати, наконец! Это не песня, а издевательство какое-то! Издевательство над моим ушами и нервами!
- Ну, пап, ты ничего не понимаешь! – Канкуро, оторвавшись от куклы, состроил рожицу. - Это классная песня!
- Я заметил, - фыркнул Казекаге.
А мальчик, показав отцу язык, назло затянул дальше:
Он в них швыряет стулья, он ломает шалаши,
Он им грозится руки оторвать.
«Вы просто дьяволята, а никак не малыши!»
Но довели папашу, вашу мать!!!
Спятил отец, а значит, нам конец,
Он все это долго терпел.
Вот так беда, спасайся кто куда,
Его оторвали от дел…

Последний куплет довел Казекаге до точки кипения. Он, несмотря на то, что это его родной сын, решительно надвигался на струхнувшего Канкуро, дабы выпороть. Тот, хоть и внешне казался таким нагловатым хамчиком, на самом деле очень боялся отца и старался сильно его не выводить. Больше отца парнишка боялся только Гаару. А теперь, когда отец надвигался на него с вполне ясными намерениями, мальчик, конечно же, испугался не на шутку. Спасти от порки его могло лишь чудо…
- Пап! Он тут! – Звонкий, чуть напряженный голос Темари на чудо похож не был, но пришелся как раз вовремя.
Мужчина, шумно вздохнув, отошел от сына и повернулся в сторону двери. А Канкуро смог лишь вздохнуть от облегчения и оторваться от марионетки, в которую вцепился мертвой хваткой в поисках спасения при приближении отца.
Дверь резко распахнулась, стукнувшись об стенку. Все тут же устремили свои взгляды на вошедшего. Это оказался маленький мальчик восьми-девяти лет с ярко-красными волосами и вытатуированным кандзи на лбу, в светлом комбинезоне, за спиной его была большая фляга с песком. Выражение лица было непроницаемым, а руки сложены на груди.
- Гаара, сейчас шесть утра. Где ты шлялся все это время?! Мы тут сидим, нервничаем, а он неизвестно где бродит. Никакой совести! – У Канкуро от пережитого недавно страха и неожиданного спасения тормоза самосохранения снесло напрочь.
Темари удивленно вытаращилась на среднего брата, поражаясь его тупости и болтливому языку. Но все же решила спасти его глупую голову от неминуемой смерти в лице неуравновешенного Гаары.
- Э-э-э-э… Гаара, ты не обращай внимания, у него мозги совсем отсутствуют. - Темари, попытавшись непринужденно улыбнуться, в доказательство своих слов постучала по голове Канкуро.
Раздался неожиданный глухой звук.
- Ты чего творишь, Темари! Кто дал тебе право затыкать мне рот?! И вообще, не бей меня по голове!
Гаара, не обращая на шумных родственничков никакого внимания, молча подошел к отцу на расстоянии удара. Песок тихо зашелестел, вытекая из фляги и укладываясь вокруг мальчика ровным слоем. Казекаге, сглотнув, отошел на пару шагов назад к стене. Каким бы сильным он не был, - в Гааре Демон Песков, а это серьезно. Мальчик, некоторое время напряженно сопя, смотрел на отца снизу вверх, а потом вдруг шмыгнул носом и громко разревелся, уткнувшись отцу в мантию.
Казекаге удивленно посмотрел на сына, но все же неловко попытался успокоить ребенка, мигом забыв про то, что уже обдумывал новую попытку убийства сыночка. Даже ругающиеся Темари с Канкуро тут же замолчали и уставились на своего непредсказуемого братика. Таким они его еще не видели. Гаара обычно скрывал свою боль и никому не показывал слезы. Исключением был только Яшамару, но тот был убит самим Гаарой. Так что произошло что-то нереальное, раз Гаара разрыдался при родственниках.
- Ну, ты чего, Гаара? – Казекаге неумело пытался утешить сына и утереть ему нос вместе со слезами. Канкуро и Темари молча наблюдали за происходящим.
- Па-а-ап!.. Почему со мной никто не хочет игра-а-а-ать?! Почему меня никто-о-о не люби-и-ит?! Это все из-за моего песочка-а-а, да-а-а?! – Вновь раздались громкие рыдания. Песок закружился в воздухе, непрозрачно намекая на то, что «только подойдите, я вас…» – У-у-у-у-у!..
От последнего завывания все резко подскочили, как неожиданно тихо запел песню – именно запел, а не как обычно затянул! - Канкуро:
Ты говоришь, я демон? Так и есть,
Со мною не видать тебе удачи.
Навеки мое дело - зло и месть,
Для демона не может быть иначе!
Чем я заслужил судьбу несчастного изгоя?
Постоянно доставать себя вопросом: «Кто я?»
Мысли, что я демон, часто выжить помогали,
Люди же повсюду так меня и называли.

Все, в том числе и притихший Гаара, уставились на начинающего певца. Тот, замолчав, смутился и уставился в пол.
- Ну… Это… Я…
- Дальше давай! – зашипела, толкнув брата в бок, Темари. – Видишь, он успокоился!

Лишь зловещая луна
В мои муки влюблена.
Отобрав души покой,
Что ты делаешь со мной?
Может, ты мне дашь ответ,
Почему весь белый свет
Обозлился на меня,
Для чего родился я?

Теперь Гаара не отрываясь слушал брата и ловил каждое его слово.

Наполовину человек,
Наполовину я мертвец.
Таким останусь я навек.
Я будто волк среди овец.
Полна страданий жизнь моя,
Но выбор сделанный судьбой,
Нет, изменить не в силах я:
Война с самим собой!
Можешь ты мне дать ответ,
Почему весь белый свет
Обозлился на меня, на меня?

- Спасибо, - тихо пробормотал Гаара в наступившей тишине, опустив голову к груди. – Я не забуду. - И незаметно выскользнул из комнаты.
Как только Гаара исчез из комнаты, Казекаге и Темари тут же повернулись к Канкуро.
- Та-а-а-ак, - протянул Казекаге, сложив руки на груди, – и что это ты тут устроил, певец недоделанный?
- Э… а что такое? Он же успокоился…
- Братец, я тебя хоть и люблю, но ты труп. Он же нас всех достанет! Нам будто бы не хватало тебя, певец недобитый, так если еще и Гаара петь будет, я повешусь! – Темари тут же дала брату по голове веером. Тот, не оставшись в долгу, призвал к бою свою все-таки дочиненную марионетку…
- А ну тихо! – Рык Казекаге подействовал как холодный душ, мигом успокоив развоевавшихся деток. - Вы, - Казекаге уселся за стол, - шагом марш в Академию, и чтоб до вечера не возвращались. И о Гааре и его истерике никому ни слова. Поняли? А ты, Канкуро…
- Э… Понял я… Молчу, как рыба.
- Отлично. Валите отсюда, пока я добрый!
- Есть! – хором ответила парочка и тут же исчезла из поля зрения грозного отца.
А оставшийся один Казекаге, заложив руки за голову, тихо мурлыкал себе под нос:
Спятил отец, а значит, нам конец,
Он все это долго терпел.
Вот так беда, спасайся кто куда,
Его оторвали от дел…