Глава 4.
Часть 1.

Знаете, что самое плохое, когда тебе нечего сказать? Это когда не только тебе нечего сказать, и тишина, наполняющая комнату, похожа на большой воздушный шарик, забивающийся в твоё горло…
Я сидела на диване, поджав ноги и кутаясь в большущий мягкий плед, и смотрела на бледного, как смерть, Дейдару, который изредка привставал с кресла, вскидывал руку и открывал рот, чтобы что-то произнести, но тут же снова откидывался на спинку кресла и расслаблялся. Он что-то беззвучно бормотал и шевелил пальцами левой руки, словно играл на невидимом инструменте, затем вновь смотрел на меня, открывал рот и закрывал его. Как большая бледнючая рыба, выброшенная на берег. Его реакция показалась бы мне даже забавной, если бы я сама не была шокирована до безобразия. Поэтому мы вдвоём сейчас напоминали двух здоровенных рыб, у одной из которых ещё и зверское похмелье до сих пор не рассосалось.
Прихлёбывая сваренный Дейдарой бульон, я пыталась воскресить в памяти визит начальника, который обрушился на меня, как снег на голову, и морщилась, осознавая, что выглядела я перед ним просто феерически непривлекательно: опухшее лицо, вместо глаз – щёлочки и большой картофелеобразный нос, который из-за полубессонной ночи и рыданий превратился в абсолютное безобразие. И как он только не дал дёру, увидев свою… кхем… будущую жену в таком неприглядном виде? Видать, нужда припёрла настолько сильно, что даже это не отворотило его от желания предложить мне сделку.
К слову, само предложение руки и сердца выглядело из рук вон неромантичным и сухим, как пергаментная бумага.
Стоящий на моём пороге Итачи вежливо извинился за беспокойство, затем дождался, когда я отомру и приглашу его в дом, чинно прошёл в гостиную и степенно устроился в большом резном кресле, которое я, помнится, купила за баснословную сумму, раздербанив свою заначку и Дейдару. Я, помнится, жутко гордилась покупкой, несмотря на то, что мой друг детства презрительно морщился и фыркал. Он говорил, что «это старьё» в моей убогой маленькой квартирке будет смотреться, как седло на корове. Но разве что-то может остановить стремление приобрести то, о чём давно грезил, особенно если появились средства на то, чтобы осуществить это желание? Вряд ли. Вот и я не удержалась. И сегодня лишний раз убедилась в том, что не зря вложила сумму в ненужный, по сути, предмет мебели, потому что Учиха Итачи вписался в него так, словно мастера с него самого мерки снимали, а лучшие дизайнеры – подгоняли материал. Мне даже показалось, что не будь мне так плохо, то я бы даже комплимент отвесила, но, увы, тошнота скрутила так, что я смогла только полудохлым мотыльком опуститься на стоящий по соседству диван и закутаться в плед, пряча зеленеющую физиономию от внимательных тёмных глаз.
– Дейдара-сан сообщил мне, что вы неважно себя чувствуете, – всё так же чинно произнёс Итачи, сидя в моём любимом кресле именно так, как надо. То есть, вы понимаете? Он сидел в нём очень правильно! Правильнее не смог бы, наверное, никто! – Как вы себя чувствуете?
С трудом оторвав взгляд от длинных ног своего начальника, я с не меньшим трудом попыталась понять, что именно он у меня сейчас спросил. Слова наползали друг на друга, создавая сумятицу, в которой угадывалось только местоимение «вы». Остальное тонуло в ворохе собственных предположений о том, что именно привело Итачи ко мне.
Постаравшись сфокусировать оба глаза на лице Учихи, я невнятно промычала что-то и зарылась ещё глубже в плед, надеясь, что моё негостеприимство почувствуется на ментальном уровне и заставит такого внезапного гостя как можно скорее удалиться. Нет, выгонять я его не хотела, потому что… ну… это же Учиха Итачи, в конце концов! Мой босс! Однако и держать его тут тоже не особенно-то улыбалось, потому что мои состояние и внешний вид вызывали лишь удручённый вздох, не говоря уже о том, что у меня не было элементарного набора гостеприимного человека, включающего в себя хотя бы чай и какие-нибудь конфеты. А всё потому, что я большую часть своей сознательной взрослой жизни прожила у Дейдары, пользуясь его хозяйственностью и холодильником. А уж если вспомнить, что я как всегда на диете, то…
– Яманака-сан?
Я моргнула и изумлённо уставилась на своего гостя, со стыдом осознавая, что совсем позабыла о его присутствии, мысленно путешествуя по закоулкам своего пустого холодильника. Округлив глаза, я высунула руку из недр пледа и помахала ею, пытаясь этим небрежным жестом дать понять, что со мной всё в норме. Судя по тому, что выражение лица Итачи не изменилось… ничего не изменилось. У него всё равно всегда такое выражение лица.
– Итачи-сан, – произнесла я глухо, надеясь, что до него не долетят пары перегара, которые уже порядком отравили меня саму, – извините, но я не могу вам даже чай предложить, потому что…
– Нет, не стоит утруждаться. – Я не поверила своим глазам, когда увидела, что уголки губ Учихи чуть приподнялись в улыбке. И тут же списала всё на похмельное недомогание, решив, что это слишком невероятно. – Я ведь, на самом деле, пришёл к вам не просто так.
Чёрт побери! Так и знала, что надо было всё-таки идти на работу! Наверняка он разозлился на то, что я не соизволила даже позвонить, не говоря уже о том, что я не доделала целый ворох работы, оставленной вчера. Бли-и-ин!
– Я уволена, да? – испуганно спросила я и, вынырнув из своего спасительного кокона, постаралась изобразить ну очень жалостливое лицо, искренне надеясь, что глаза у меня при этом не разъехались в разные стороны.
– Уволены? – удивился Учиха и тут же покачал головой. – Нет-нет. Я к вам по другому вопросу пришёл.
Моментально успокоившись, я вновь спряталась в плед и одним глазом выжидательно уставилась на начальника, который наклонился вперёд и, упершись локтями в колени, испытующе посмотрел прямо в этот мой красный глаз. Повисла неловкая пауза, и я уже стала мысленно пинать себя под все возможные места, чтобы вспомнить – что именно говорят в таких ситуациях, но Итачи спас положение тем, что вздохнул и, потянув узел галстука, чопорно осведомился:
– Могу я снять пиджак? А то как-то… душно.
Напоминать о том, что в комнате, где мы с ним находились, есть кондиционер, я не стала, поэтому просто согласно качнулась, едва не кувыркнувшись с дивана при этом. Зачарованно наблюдая, как он расстёгивает пуговицы, я поздравила себя с тем, что сейчас не в состоянии даже толком шевелиться, иначе все дела, по которым заявился мой начальник, пришлось отложить очень на потом в связи… с обстоятельствами, да. Поэтому мне оставалось только поедать глазами широкоплечую фигуру, стараясь не чавкать при этом особенно громко. И в который раз убеждаться, что не зря его назвали самым красивым мужчиной в нашей фирме, потому что даже пиджак он снимал как-то… по-особенному. Так, что можно любоваться и любоваться. Вот бывают же такие харизматичные мужчины, у которых каждый жест, как отдельная баллада, которой заслушиваешься. Страшно стоять рядом с подобным человеком, потому что даже красивейшая из красивых девушек будет лишь бледной пустышкой.
Когда Итачи вновь опустился в кресло, перекинув пиджак через спинку, я уже почти взвыла, разглядывая каждую складочку рубашки, которая сидела, чёрт бы её побрал, просто потрясающе на этом теле. Ну почему… почему у меня начальник – не старый обрюзгший низкорослый жирдяй, как у Шикамару, а потрясающий красавец с обворожительным голосом, из-за которого про работу забываешь напрочь, погружаясь в пучины не самых приличных фантазий. Стоит упоминать, сколько раз он мне снился? Нет, думаю, не стоит.
– Яманака-сан, – начал он, пристально глядя на меня, – вы же в курсе того, что мой младший брат и Харуно-сан собираются пожениться?
Удивившись его информированности, я снова согласно качнулась, надеясь, что Лобастая не узнает о том, что я позорно слила информацию на первом же вопросе. Если она будет обижаться, то придётся наврать, что меня зверски пытали, и показать разбитую коленку. Уж это её должно будет пронять до нужной степени. Хотя, наверное, беспокоиться об осведомлённости Учихи не стоило, ведь Саске – его брат. Неудивительно, что он в курсе.
– Я не сомневался, что вы, как подруга Харуно-сан, первая об этом узнаете, – удовлетворённо кивнул Итачи и тут же едва заметно нахмурился, вызвав у меня почти неконтролируемое желание дотронуться пальцем до появившейся между бровей морщинки и разгладить её. Останавливал только бархатный голос, звучащий сейчас так серьёзно, что мой дурацкий романтичный порыв выглядел бы по меньшей мере смешно. – Я сейчас немного отойду от сути вопроса и поведаю вам кое-какую часть нашего семейного бытия. Вы не против? – Против ли я узнать тайны семейства Учих? Какой смешной вопрос. Вновь согласно качнувшись, я вся превратилась в слух. – Ни для кого не секрет, что семья Учиха занимает высокое положение в большей степени благодаря тому, что наш отец умел в нужный момент сменить ежовые рукавицы на стальные и взять в руки меч, образно выражаясь. Он никогда не отступал от своих целей и следовал к ним с таким упорством, что незнающие люди завидовали, а знающие – попросту боялись. Никто и никогда не пытался ставить отцу палки в колёса, потому что подобные диверсии проваливались, а виновные потом наказывались по всей строгости. – Заметив, видимо, благоговейный страх, отразившийся на моём лице, Учиха снова едва заметно улыбнулся, вызвав у меня панику, потому что это была уже вторая галлюцинация подобного рода. После следующей можно будет смело бежать сдаваться в дурдом. – Нет, не подумайте, никакого криминала. Отец – крайне честолюбивый человек и очень законопослушный. Для того чтобы сравнять человека с асфальтом, не всегда нужны разборки. Достаточно нескольких очень нужных и важных документов, отправленных правильным людям. – Не совсем пока понимая, для чего мне знать подноготную семьи Учих, я только кивнула и снова навострила ушки. – Всё это я сейчас рассказал для того, чтобы вы поняли, что именно из себя представляет Учиха Фугаку. Поэтому, я думаю, вы уже поняли, что меня и Саске отец воспитывал так, чтобы мы были его достойной заменой в семейном бизнесе, ради которого он сделал очень многое. Однако ни я, ни Саске не обладаем и сотой долей того характера, которым обладает он, что, собственно, не является ни для кого секретом. Для отца – в том числе. – Я мысленно ужаснулась, представив, какой кремень у них папа. Мой, конечно, тоже всегда был строг, но он ограничивался тем, что отбирал мою косметику и демонстративно смывал её в унитаз, после чего сам же вычищал забившиеся остатки, ругая в голос непослушную дочь. Но вот чтобы так – никогда. – То есть мы являемся той самой силой, на которую рассчитывают все, только в тот момент, когда вместе, потому что мы как-то разделили между собой жёсткий характер отца: Саске досталось редкостное упрямство и бульдожья хватка, а мне – умение вести дела и чётко контролировать ситуацию. Поняв это с первых же дней, когда фирма перешла под наше управление, отец, недолго думая, решил устроить для нас, своего рода, проверку. Так сказать, убедиться в нашем с Саске единстве взглядов и интересов на случай, если возникнет непредвиденное событие, способное расколоть нашу родственную связь. На самом деле, проверка достаточно… хм… своеобразная и может показаться вам глупой. – Он замолчал и отвёл взгляд, собираясь, видимо, с мыслями.
А я, едва не открыв рот, с нетерпением ждала продолжения, потому что редко когда представляется возможность узнать столько о семье Учиха, потому что они неприступны, как Эверест, и столь же величественно отстранены от бытности обычных смертных. Забавно будет узнать, что у них тоже есть свои мутировавшие тараканы в голове, заставляющие неловко молчать старшего из братьев. Что же там их папаша намутил, раз Итачи не решается озвучивать? Сомневаюсь, что что-то настолько глупое, ведь он же – умный мужчина и всё прочее. Такие обычно не совершают банальных глупостей, из-за которых отроки потом мучительно краснеют и стараются прикрыть свой явный стыд ладонью.
– Дело в том, что отец запретил жениться одному из нас до тех пор, пока не женится второй. То есть, как итог, мы с Саске должны сыграть свои свадьбы в один день.
Он дурак?!
В полном недоумении выпучившись на начальника, я только хлопала глазами, пытаясь сообразить – прикалывается он надо мной или нет. Однако, судя по серьёзному взгляду и наличию… вернее, полному отсутствию у него чувства юмора, Учиха был абсолютно и бесповоротно честен и искренен. Настолько, что мне оставалось только со стуком захлопнуть рот и усомниться окончательно в собственной нормальности. Нервно усмехнувшись, я высунула голову из-под пледа и недоверчиво прищурилась, глядя на него.
– Хорошо, – медленно произнесла я после недолгого молчания, пытаясь понять, для чего именно ему понадобилось это всё на меня вываливать. – Вернее, нет, не повезло вам, конечно, особенно если учесть, что Саске-кун… ой, то есть Саске-сан собрался в ближайшее время жениться на Лоб… Сакуре. Придётся тогда вам с вашей девуш… – Я запнулась и моргнула, потом моргнула ещё раз и ошеломлённо выдохнула: – Погодите. Так вам… у вас никого нет, да?..
Итачи хмуро кивнул, подтверждая мои слова, и решительно поднялся. Зачем-то поглядев по сторонам, он провёл ладонями по идеально выглаженным брюкам и, чуть приподняв одну штанину, величественно опустился на одно колено. Сказать, что я удивилась – это ничего не сказать. Я глупо смотрела на него, хлопая ресницами, и отказывалась верить в происходящее, чтобы сохранить остатки разума, однако следующая его фраза вызвала у меня уже не просто удивление, а, скорее, желание провалиться сквозь землю. И чем глубже – тем лучше.
– Яманака-сан, – торжественно начал Учиха, – я знаю, что не вправе просить вас выручать моего брата, однако подумайте о своей подруге. Ради неё станьте, пожалуйста, моей женой.
Я упала. Нет, серьёзно. В самом деле взяла и свалилась. Просто неловко дёрнулась, пытаясь то ли убежать, то ли пнуть своего начальника, и тут же завалилась набок в своём гигантском коконе. Совсем по-свинячьи взвизгнув, я приготовилась крепко приложиться лбом о журнальный столик, однако трагедии не случилось, потому что Итачи, в лучших традициях фильмов про рыцарей, подставил своё крепкое плечо, в которое я и впечаталась носом. Ощутив, как помутилось в голове от боли, а из обеих ноздрей хлынула кровь, я невнятно что-то пробормотала (по-моему, послала Итачи по бабушке) и отключилась. Скорее всего, из-за нервного перенапряжения – не иначе.
Пришла в себя я уже в горизонтальном положении на диване, заботливо укрытая многострадальным пледом. Причём начальник не поленился подоткнуть его со всех сторон, чтобы мне в такой жаре, видимо, ничего и никуда не надуло… Хотя мне ли жаловаться?..
С трудом приподнявшись, я нашла глазами Итачи, который с задумчивым видом изучал полку над телевизором, где громоздилась вся моя не самая богатая коллекция с фильмами, и вновь пожелала самой себе провалиться сквозь пол, потому что всё произошедшее не оказалось дурацким сном. Всё это случилось на самом деле, чёрт бы его побрал.
Почувствовав мой взгляд, Учиха обернулся и, поняв, видимо, что очнулась я не многим дружелюбнее, чем отключилась, смущённо кашлянул в кулак. Вернувшись к креслу, он опёрся руками на достаточно высокую спинку и задумчиво посмотрел на меня, пытаясь подобрать нужный тон в разговоре, потому что при столь неожиданном предложении реакция тоже могла быть исключительно неожиданная.
– Я, наверное, шокировал вас. – Ой, ну что вы! Я всего лишь упала в обморок от неожиданности – пустяки. – Однако я прошу вас, не отказывайтесь сразу… Я обещаю, что ни при каких обстоятельствах не нарушу условий брачного договора, составлять который будет лучший юрист города. Это будет фактически фиктивный брак ради счастья моего брата и вашей подруги. И расторгнуть его мы можем в любой момент – какой пожелаете.
– Знаете, что? – Я резко поднялась с дивана и, почувствовав, как к горлу подступила тошнота, покачнулась. Нервно сглотнув, я постаралась снова принять важный вид, но получилось лишь жалобно произнести: – Я пойду водички попью. Вам налить?
И быстро вышла, волоча за собой плед. Мне не хотелось с ним разговаривать, потому что тогда он бы потребовал однозначного ответа, а не всяких дамских уловок. Однако соглашаться я не собиралась, как и отказываться. Во-первых, так внезапно связывать себя узами брака – это слишком необдуманно с моей стороны; во-вторых, предложение сделал Учиха Итачи, так что отказываться от этого предложения – необдуманно вдвойне. Так что тут, как любила говорить моя мама: и хочется, и колется. Я всегда восхищалась своим начальником, считала его красивым, одно время даже думала, что влюблена в него, однако сейчас, в тот момент, за который одна половина наших девчонок удавится от счастья, а вторая – сдохнет сама от сердечного приступа, я испытала страх. И мне совершенно не хотелось, чтобы Итачи догадался о том, какие чувства мной овладели. Ещё, чего доброго, оскорбится…
Плеснув в высокий стакан воду из графина, я быстрыми глотками опустошила ёмкость и, повернувшись к выходу из кухни, едва не выплеснула обратно всё выпитое, потому что прямо за моей спиной стоял Учиха.
– Вы хромаете, – произнёс он. – Я вчера… покалечил вас?
– Нет! – вырвалось у меня слишком громко. Зажав рот ладонью, я замахала рукой и нервно захихикала, припоминая сравнение с чёртом из табакерки, который пугает до седых волос. – Я упала, когда возвращалась домой – ничего серьёзного. До свадьбы заживёт… – Мысленно откусив себе язык за слишком двусмысленное замечание, я быстро добавила: – Завтра приду на работу.
Итачи стоял так близко от меня, что было страшно поднять взгляд на его лицо, поэтому разговаривала я с верхней пуговицей его рубашки, которая жалобно смотрела на меня сквозь продетые нитками отверстия. Мне казалось, что если я сейчас загляну в его чёрные, как безлунная ночь, глаза, то потону с жалобным бульканьем и тут же соглашусь на всё, даже если он предложит продать меня потом на органы куда-нибудь в Арабские Эмираты. Поэтому я, поджав губы от усердия, усиленно гипнотизировала пуговицу и мысленно пересчитывала все ниточки, прикрепляющие её к ткани рубашки. Получилось немного отвлечься. Совсем чуть-чуть, правда.
– Яманака… нет, могу я называть вас Ино-сан? – Глубокий голос, наполненный настолько чарующими интонациями, что мне стало одновременно и дурно, и непередаваемо хорошо, произнёс моё имя так, что дыхание спёрло, а сердце забилось в районе горла. – Я прошу прощения, что напугал вас своим внезапным предложением. – Верхняя пуговица рубашки, приём! Ответь мне! Контроль ускользает! – Повторюсь, что я не в праве просить вас или настаивать на чём-то, не в праве требовать согласия или даже хотя бы времени, чтобы оттянуть момент отказа. – Не будь таким обворожительным! Просто не будь! – Однако… вы не смотрите на меня?
Я почувствовала, как его палец прикоснулся к моему подбородку. В нос ударил запах немного горького свежего одеколона, от которого защипало глаза, а во рту намертво отпечатался привкус перца с солью. Я несколько раз моргнула, мысленно уговаривая себя, что он – всего лишь человек, всего лишь обычный человек, от которого не едет сумасшедшим паровозом крыша, посылая невнятные сигналы оставшемуся голым мозгу, и подняла взгляд. И тут же сообразила, что зря это сделала. Нужно было хотя бы отойти на шаг. Да хоть на полшага, на одну пятую, но отойти…
Вот, знаете, раньше я думала, что высказывание «мир остановился» создано для красивых дамских романов, где благородный герцог спасает от неволи очаровательную герцогиню, затем долго смотрит ей в глаза, произносит какую-нибудь затёртую до дыр пафосность и, наконец, целует. Герцогиня счастлива, как сытая корова, играет музыка, и они уезжают в закат на его обалденно красивом коне. Ну, или мерседесе – в зависимости от времени, в котором происходит событие.
Однако теперь я поняла, что для сказки вовсе не обязательно быть принцессой или княжной, не обязательно иметь рядом с собой принца или барона, тем более не обязательно, чтобы был обалденно красивый статный конь в подмышке. Главное, чтобы атмосфера была пронизана маленькими тонкими волокнами романтизма, а взгляд стоящего напротив человека говорил всё то, что не формулировалось в речь, потому что таких слов просто не существует. Тогда ты чувствуешь, как за спиной вырастают крылья, как глаза щиплет от подступающих слёз, как в горле застывает большой горячий ком из самых разных приятных чувств.
И даже жестокое похмелье, до сих пор наполняющее моё дыхание жутким перегаром, не могло этот момент испортить.
Или могло?..
Резко втянув ноздрями воздух, я сразу осознала, что ком в горле – это вовсе не то, о чём я сперва подумала, и побледнела, понимая, что добежать до уборной, находящейся в противоположной стороне, просто не успею. Отвернувшись, я ощутила, как вода, выпитая минутой ранее, протестующе вспенилась, встретившись, видимо, с остатками нерастворившегося алкоголя. Зажав рот рукой, я ринулась к раковине и, проклиная всё на свете, согнулась над ней. Чувствуя себя последней в мире неудачницей, я корчилась, стараясь заглушить совсем уж неаппетитные звуки, и мысленно рыдала, понимая, что когда обернусь, Итачи уже и след простынет. Кто станет терпеть, что будущую жену рвёт прямо в раковину из-за жесточайшего похмелья? Правильно – никто. Поэтому прости, дорогая, но нас ждёт развод.
Когда конвульсивное содрогание моего желудка прекратилось, я едва не свалилась, так как ноги тряслись так, что можно было, наверное, услышать неровную дробь моих коленей. Я вцепилась дрожащей рукой в края раковины и потянулась второй к вентилю, чтобы умыть опухшую красную физиономию от слёз, пота и остальных не самых приятных подробностей. Насладиться собственным ничтожеством я ещё успею, а пока нужно было привести себя хоть в какой-никакой порядок и отправиться умирать на диван. Это – первостепенные задачи.
Когда бледную холодную конечность, пытающуюся ухватиться за скользкий вентиль, накрыла горячая большая ладонь, я потеряла дар речи, а когда поперёк талии меня перехватила вторая сильная рука, помогая встать на ноги, чтобы дотянуться до воды, у меня пропала ещё и способность связно соображать. Протянув руки к тугой струе воды, бьющей из крана, я с усердием размазала ледяную воду во своему лицу, ощущая, как пламенеют щёки, и повернулась к Итачи, чтобы выразить свою признательность и быстренько выпроводить, пока что-нибудь ещё похлеще не случилось. Наткнувшись на полный теплоты и понимания взгляд, я в очередной раз потеряла дар речи, потому что привыкла к совсем иному раскладу: Учихи всегда смотрели свысока, надменно, прохладно, твёрдо, даже жёстко, зло, предупреждающе, но чтобы вот так – заботливо – это был слишком большой удар по психике. Как и все эти полуулыбки. Как и это внезапное предложение, перевернувшее мой маленький скромный мирок с ног на голову.
Едва сдержав новую волну тошноты, я бледно улыбнулась дрожащими губами.
– Простите за это, – только и сумела я произнести, понимая, что пала в этих глубоких глазах ниже самого низкого в мире плинтуса.
– Ничего страшного. – Он поставил меня на ноги и шагнул назад, разом растеряв всю ту заботу, которая кружила вокруг мгновением ранее. Кашляну в кулак, Итачи вновь посерьёзнел. – Мне пора возвращаться на работу. – И, развернувшись, вышел из кухни.
Проследовав за ним в гостиную, где Учиха степенно накинул пиджак и поправил чуть приспущенный узел галстука, я всё ещё не могла отойти от ступора, поражаясь тому, насколько, оказывается, некоторые люди много скрывают внутри себя. Вот взять хотя бы Итачи: вид один, а начинка совершенно другая. Куда ни плюнь – сплошные сюрпризы. И папаша их – тоже один большой сюрприз. Так нагадить отрокам – это надо уметь.
– Если вы завтра не сможете выйти на работу, – начал было Итачи, стоя на пороге и многозначительно глядя на мою израненную коленку, однако я перебила его, беззаботно помахав рукой и постаравшись как можно более жизнерадостно улыбнуться.
– Нет, это пройдёт. До… до завтра, Итачи-сан?
– До завтра, – кивнул он, – Ино-сан.
И вот где-то только сейчас, спустя, наверное, целый час после его ухода, меня отпустило величайшее удивление, граничащее с откровенным шоком от происходящего. Однако оно вместо того чтобы полностью исчезнуть, видимо, целиком и полностью перетекло на моего друга детства, продолжающего изображать страдающую сердечным приступом улитку. Вздохнув, я отставила пустую тарелку на пуфик, стоящий рядом, и с надеждой посмотрела на Дейдару, который снова собирался поразить меня словесным завихрением, но снова терпел сокрушительное фиаско.
– Как день прошёл? – пробормотала я, надеясь, что это вернёт его к жизни.
Лучше бы не вернуло. Честно.
Дейдара вздрогнул от звука моего голоса и вперился в меня таким взглядом, что если бы таким образом можно было убивать…
– Ты издеваешься надо мной? – угрожающе тихо поинтересовался друг, а затем взорвался так, что я пожалела, что не умерла от стыда перед Итачи, потому что теперь мне грозила смерть от удара тяжёлым тупым предметом.
Он говорил что-то про то, что я безответственная и легкомысленная, раз принимаю практически незнакомого взрослого мужчину у себя дома, тем более в таком состоянии, где самое большое сопротивление, которое я могла бы оказать – это наблевать на нападающего. Потом он говорил что-то про то, какой Итачи нехороший и вообще сплошной жук в красивом панцире, что от такого не следует ждать добра. Следом он переключился почему-то на нашего менеджера по связям с общественностью, перемежая описания сегодняшнего дня такими красочными выражениями, что у меня не осталось сомнений в том, кто мог его такому научить…
Затем мне просто надоело слушать.
Я мысленно вернулась к разговору с Итачи и стала старательно взвешивать все «за» и «против», прекрасно осознавая, что завтра от меня потребуют чёткого решения. Благо, что сваренный кое-как бульон подействовал, словно живительная влага на иссушенную солнцем землю. Я начала связно думать и даже вполне сносно анализировать происходящее. Вернее, произошедшее. В принципе, ничего нового я себе не придумала, кроме стандартного: «Офигеть! Меня замуж позвал Учиха Итачи!» Тем более я не могла разобраться, что мне делать с этим событием дальше: то ли продолжать играть в сказку и примерить туфельку Золушки или гроб Белоснежки, то ли спуститься с небес на землю и порушить жизнь Сакуре, показав своему внезапному везению язык и сказав, что на подачки я не ведусь. И то, и другое действо было наполнено как плюсами, так и минусами. Ну, вернее, минусов в свадьбе с Итачи я пока что не видела, но была абсолютно уверена, что они там непременно есть. Не могло же быть всё идеально, правильно? В любой бочке мёда есть ложка дёгтя – в этом я убедилась так давно и прочно, что так просто сдаваться детским иллюзиям не хотела. Поэтому старательно прощупывала этот внезапный подарок какого-то явно не самого трезвого всевышнего на предмет зацепок за чувствительные места и, к своему величайшему стыду, понимала, что самым большим тормозящим фактором тут является всё-таки мой суеверный страх. Тут уже, как говорится, ни вперёд, ни назад – по диагонали крабиком, и то постоянно оглядываясь. Мне было страшно подставить Лобастую, но ещё страшнее – шагнуть туда, где я не разбиралась никаким боком и где ситуация могла выйти из-под контроля в одно мгновение. Так что, как ни крути, а выходило, что я упиралась рогами в себя, совершенно позабыв про благополучие подруги. Нужно было с этим что-то делать. И, первым делом, поговорить с Сакурой. Да!
– Да? – Голос, раздавшийся рядом, показался таким внезапным, что я едва не подпрыгнула.
Уставившись испуганным кроликом на сидящего рядом со мной Дейдару (когда это он успел перетечь ко мне на диван?), я несколько раз моргнула и осеклась со своими мыслями и повисшим на языке вопросом. Судя по напряжённому лицу друга и по тому, как решительно он нахмурил брови, я сейчас прослушала что-то крайне важное, почти жизненно-важное. И палиться с этим своим вороньим карканьем я как-то не хотела, чтобы не сильно расстраивать и без того расстроенного чем-то Тсукури. Вот только как ловко вывернуться из очередной западни, куда я снова умудрилась вляпаться по самые бровки, я не смогла придумать, поэтому лишь глупо пялилась на Дейдару, а он в ответ таращился на меня. Так мы и сидели очень дружно, пока тишину не разорвал телефонный звонок. Я едва подавила облегчённый выдох и, неопределённо пожав плечами, потянулась за трубкой. Однако когда я уже почти коснулась телефона, на моём запястье сомкнулись жёсткие пальцы, заставив замереть и изумлённо покоситься на хмурое лицо друга.
– Ты чего? – недоумённо протянула я, ненавязчиво пытаясь выкрутить свою руку из его хватки.
– Ответь мне, – тихо и очень убедительно попросил Дейдара, не отрывая взгляд от моих бегающих глаз.
Признаваться ему в том, что я попросту пропустила мимо ушей то, что ему, судя по всему, было крайне важно, так и не захотелось, поэтому я лишь нервно засмеялась и всё-таки вырвала руку из его пальцев. Щёлкнув друга по носу ногтем, я фыркнула и протянула, стараясь вложить в голос как можно больше иронии:
– Да ну что ты ко мне прицепился? Не видишь, что мне плохо? Давай как-нибудь потом на эту тему поговорим, хорошо?
Лицо Тсукури одеревенело. На мгновение мне показалось, что я пропустила что-то даже не просто жизненно-важное, а крайне, чертовски, непередаваемо необходимое… И от этого внутри всё похолодело.
– Хах… – Дейдара откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками. Затем он расхохотался так, что у меня замерло сердце, и смеялся так до тех пор, пока не замолчал настойчивый телефонный звонок. Резко оборвав своё тоскливое веселье с последним гудком, он молча встал с дивана и, подхватив пиджак, двинулся в прихожую.
– Дейдара? – неуверенно позвала я, боясь даже ноги спустить на пол. Казалось, что меня попросту убьёт могильным холодом, стелющимся по полу.
– Нет, – он глянул на меня поверх плеча и криво усмехнулся, – я знал, что это безнадёжно. Просто не думал, что будет настолько…
Хлопнула дверь, сквозняк колыхнул шторы, а я так и сидела с открытым ртом, глядя в сторону прихожей и силясь хотя бы что-то понять. Что же я такого прослушала, раз Дейдара настолько болезненно отреагировал?.. Надо будет завтра обязательно спросить, потому что сегодня уже просто нет сил даже на то, чтобы признаться в собственном слабоумии. А завтра мы оба будем посвежее и поспокойнее. Да, определённо.
Кивнув самой себе, я отмерла и всё-таки потянулась к телефону.