Солнце в ладонях (4 глава)

Всю дорогу до класса они шли вместе – рука об руку. Парень то и дело озирался, пытаясь запомнить расположение классов, и игриво улыбался пролетающим мимо девицам – те зажимали рот ладошками и тихо хихикали. Почему-то это злило. Неосознанно Сакура сильнее сжала ладонь юноши, украдкой разглядывая его профиль. Если присмотреться, черты его лица оказались куда мягче, становясь почти детскими. Девушка улыбнулась и, осознав, что следующий класс - их, остановилась.
- Что-то не так? – спросил парень с улыбкой, ободряюще сжав ее ладонь.
Сакура топталась на месте, отчаянно о чем-то размышляла, то и дело закусывая губу и краснея.
- Хочу поблагодарить тебя, прежде чем… мы войдем, - выдохнула она, сминая свободной рукой подол школьной рубашки.
- Сакура-чан?
Он сказал это громко или только прошептал? А может, движение красиво очерченных губ только показалось? Мягкий прищур необычайно теплого цвета глаз почти гипнотизировал - на какое-то мгновение почудилось, будто это и не глаза вовсе, а колышущаяся от редкого ветерка хвоя.
Сакура привстала на цыпочки, схватившись рукой за его рубашку, и приблизилась своими губами к его. Всего лишь секундное колебание, мимолетное замешательство, вызванное страхом быть отвергнутой, и вот она ощутила мягкое касание к теплой коже губ, отозвавшееся в груди трепещущей нежностью. Бесконечная благодарность, симпатия, почти влюбленность, замаскированные под этот ничего не значащий с виду пустяк. Обескураженная собственной смелостью и наглостью, девушка не сразу отпрянула, слишком поглощенная чувствами, вызванными этим невинным поцелуем, и простояла так еще около минуты, сжимая в кулаке пропитанную его теплом и запахом рубашку, пытаясь уловить кончиками пальцев сердцебиение.
- Спасибо… - наконец прошептала она, не осмеливаясь поднять взгляд и увидеть его реакцию на этот, теперь кажущийся совершенно глупым, поступок.
Сакура ощущала на своем лбу его горячее дыхание, втихую наслаждалась одним лишь его присутствием и лелеяла маленькую надежду о том, чтобы он не отшатнулся от нее, бросив через плечо: «отцепись, совсем сдурела». Но он не сделал этого, лишь положил свою ладонь ей на голову и прошептал на ухо:
- Я никому не позволю обидеть тебя, Сакура-чан, - мимолетное, почти незаметное касание его щеки о ее и прокатившийся по телу сноп искр.
- Откуда ты… - найдя в себе силы все же прервать столь опасную близость и отступить на шаг, Харуно, залитая красноречивым румянцем, с едва подрагивающими пальцами, спросила: - Откуда ты знаешь, как меня зовут?
- Как же мне не знать имя собственной сестры? - и вновь улыбка: нежная, добрая, заранее прощающая неловкость, стыд и сожаление, промелькнувшие в ее глазах.
- Я… - она прикоснулась к своим губам и растерянно улыбнулась. – Извини… Я… совсем не узнала тебя… Прости за это… я…
- Сакура-чан, - ее виноватый монолог был поспешно прерван. – Ничего страшного, в последний раз мы виделись, когда мне было лет пять, кажется, так что не удивительно, что ты не узнала меня.
- Могла ведь и по цвету волос догадаться… - окончательно сконфузилась Сакура, ощущая себя полной дурой.
Парень резко провел по откровенному бардаку на своей голове пятерней, заметив недовольно:
- Этот дурацкий цвет волос дома стоил мне кучи синяков, ссадин и ушибов…
- Прости! – перебив, встряла Харуно и виновато опустила взгляд. – Но я даже имени твоего не помню.
Кажется, ее брат был искренне удивлен и, наверное, даже чуточку… обижен?
- Руи.
Дружелюбный тон и мягкая улыбка.
- Рада снова тебя видеть, Руи.

Алый рожок солнца стыдливо прижался к горизонту, окидывая все, до чего мог дотянуться, исчезающими лучами, окрасившими верхушки деревьев таинственным рубиновым маревом. Все вокруг дышало спокойствием и безмятежным умиротворением, даже шаловливый ветер перестал трепать листву деревьев.
Бредя по пустому коридору, Сакура не удержалась от соблазна сладко потянуться и размять отекшую спину. Раз за разом собрания студсовета становились все напряженнее и продолжительнее, но сейчас почему-то это совершенно перестало ее заботить, даже начало доставлять… удовольствие? Ни с чем несравнимое удовольствие от тяжелой, угнетающей, бумажной работы, в конце разливающейся по телу тягуче-сладкой усталостью и негой.
Дома в холодильнике ее ждала заранее заготовленная смесь, предназначенная стать вкусными и аппетитными блинчиками. Пожалуй, стоит немного порыться в кладовке и выудить оттуда домашнее варенье. Все это приправить ароматным чаем.
Девушка невольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что раньше никогда не думала о подобных пустяках в школьных стенах, в какой-то момент переставших быть столь угнетающими. На них даже проклюнулись довольно веселенькие бежевые оттенки краски и крючковатые белые мазки, коим надлежало быть рисунками. Но маляр был то ли безруким, то ли ярым абстракционистом, так что на что-то определенное это близко не тянуло.
Год назад перекошенная рама у единственного витражного окна на всю школу была заменена на новую. И как она это пропустила? Уборщица, угрюмо натирающая тряпкой пол, была полна и неприветлива. Бросив на школьницу недовольный взгляд, она скривила неприятно пухлые губы, мол: «расшастались тут, поубирать спокойно не дадут, бесовы отродья». Почему-то Сакура была уверена, что такими взглядами говорят нечто подобное, о бесах так точно.
Малые, совершенно не имеющие смысла пустяки в какой-то упущенный для нее момент заполнили все сознание и разрослись, как джунгли. Когда и почему это произошло, девушка себе ответить не смогла, просто осознала, что это важно и этому стоит уделить внимание. Глубина окружающих ее цветов непонятным образом наполнилась, став насыщеннее и четче, будто давно выцветшую фотографию заменили новенькой - яркой и красочной. Звуки же, переставшие быть лишь назойливым, отвлекающим шумом, - еле уловимой и странной мелодией, добавляющей объемности ранее плоскому миру.
Харуно аккуратно, словно шпион, заглянула в приоткрытую дверь класса и на цыпочках подкралась к неподвижному силуэту, замершему за партой. Он спал. Длинные ресницы чуть подрагивали, изогнутые брови то хмурились, скрашивая переносицу еле заметными морщинками, то разглаживались, сопровождая при этом вдох. Взлохмаченная шевелюра разметалась по парте и скрыла часть лица. Сакура, стараясь быть бесшумной, положила бумаги на стол и пристроилась за соседней партой, решив не будить юношу. Но тут он, будто почувствовав чье-то присутствие, вздрогнул и открыл глаза.
- Хорошо спалось? – улыбнулась девушка, откидываясь на спинку стула.
- Извини, - сонно прошептал Руи. – Не думал, что мой первый день будет настолько изматывающим.
Сакура понимала и, более того, была уверена, что под конец дня ее братец наверняка будет выжат, как лимон. Только прозвенел звонок на большую перемену, как Руи, без права капитуляции и возможности позорного бегства, обступили девицы, наперебой задавая вопросы диковинному для них однокласснику. Делать было нечего. Старший Харуно принялся подробно делиться теми частями своей биографии, которыми соизволил, часто игнорируя провокационные вопросы типа «А у тебя есть девушка?» и «Где ты живешь?». Почти все из того, что он рассказывал, Сакура не слышала, занятая поручениями студсовета, потому испытывала отчаянную зависть к тем, кто всю перемену проболтался с Руи, внимая его рассказам. Но у всего этого был неоспоримый плюс: на правах сестры она могла выведать все интересные моменты и на дергания одноклассниц (а Сакура была уверена, что те не отцепятся) напускать загадочный и скорбный вид, бормоча что-то невразумительное.
- Это только начало, тебя не оставят в покое, пока ты не обзаведешься девушкой, - заверила она брата, с ехидным удовольствием наблюдая за проступающей на его лице гримасой отчаяния.
- Это неравный бой, - скорбно протянул он. – Пожалуй, я сдамся.
Легкая и ненавязчивая улыбка - улыбка, полная доверия. Сакура не помнила, когда при ней кто-то позволял себе подобную слабость, когда ей доверяли настолько, чтобы без сомнения показать свою усталость, недовольство или нетерпение. И ощущение этого наполняло ее безжизненное сознание новыми яркими эмоциями, теплыми волнами разливающимися по телу.
- А как же более хмурая часть нашего класса? – девушка без зазрений совести устроилась на парте и подобрала ноги.
- Меня заставили играть в футбол…
Нотка гробового молчания повисла над классом огромной заточенной косой. Да, для принятия в «мужской клуб» их ребята всегда устраивали для новичков испытания «огнем и сталью», как они выражались, что на самом деле представляла собой довольно жесткую игру в мяч, нередко с телесными повреждениями, а то и переломами.
- И как? – сочувствующе протянула Сакура.
Руи улыбнулся, уверяя, что и эту часть «посвящения» он если и не с блеском, то преодолел успешно.
Сакура затолкала бумажки в портфель, аккуратно упаковала все мелочи и пристроила его на стуле.
- А где ты остановился?
- В гостинице. Сейчас подыскиваю постоянное жилье, - несмотря на довольно бодрый тон, вид у него все равно был сонный, отчего он становился еще более милым и казался беззащитным.
- К чему лишние траты? Перебирайся к нам, у нас есть свободная комната, - совершенно не подумав, ляпнула Сакура и, запоздало сообразив, что, по сути, зовет домой совершенно незнакомого человека, прикусила язык. Но… он ведь ее брат, что в этом такого страшного? А выгнать его всегда успеется. – Угощу блинчиками, - последний аргумент в пользу невинности положения и мягкая улыбка.
- Ну как тут откажешь… - протянул Руи, оперевшись головой о ладонь.
За окном красный закат комкался в неширокую алеющую линию, стесняемую с одной стороны темнеющим небом, с другой – темной полосой горизонта.
Воцарившаяся тишина не угнетала, наоборот, окутывала желанным саваном отдыха измученные за весь день тела, скользила между пальцев и закрадывалась в гудящие от усталости головы. Не торопящееся время медленно дирижировало стрелками часов, размеренно тикавшими на стене.
Было спокойно. Спокойно лишь так, как бывает рядом с другим человеком, которому не нужны слова, которому достаточно было быть рядом.
Сакура молча поражалась, как всего за один день чужой ей человек смог стать настолько близок. Осознание того, что он брат? Что ему можно доверять? Нет, сознание, скорее, отторгало эту действительность, трактуя реальность по-своему: нечто близкое, родное. Он влился в ее жизнь легко, стал чем-то само собой разумеющимся. Стал неотъемлемой частью. И она испугалась. Испугалась того, что кто-то ворвался в ее мир настолько просто, не ломая никаких барьеров, подчас, высоких и толстых, не давая фальшивых клятв, которые когда-нибудь все равно будут нарушены, не требуя совершенно ничего, лишь одаривая нежной улыбкой и окидывая мягкими взглядами, наверняка предназначенными лишь ей. Что лишь мысли о нем позволили ему приблизится настолько, насколько не могли даже ее друзья.
Должно быть, все мысли отразились на лице: вся тревога, тоска и страх, что она сейчас ощущала, вся неуверенность и сконфуженость, потому как Руи окинул девушку беспокойным взглядом и инстинктивно подался вперед, протягивая к ее щеке руку.
- Ты когда-нибудь влюблялся? - не подумав, выпалила Сакура первое, что пришло на ум, а затем раскраснелась и стыдливо закусила губу. – Извини, можешь не отвечать, это слишком личный вопрос…
- Да. И сейчас влюблен.
Девушка подняла на него немного удивленный взгляд, не ожидав получить ответ, и оттого сконфузилась еще больше, понятия не имея, как продолжить разговор.
- А ты? – последовал встречный вопрос.
- Да…
Это признание она выдохнула тихо, будто созналась в чем-то ужасном и постыдном. Да, она стыдилась, стыдилась своей любви, которая принесла ей столько боли и печали, заставила пережить столько слез, непонимания и горечи, заставила пройти через презрение, ненависть и бегство… Должно быть, ее отголоски до сих пор паутиной сковывали душу, не отпуская, не давая двигаться вперед.
Может, Руи заметил ее состояние, а может просто решил поделиться интересной мыслью, но он нарушил тишину, в которой пробуждались неприятные воспоминания.
- Знаешь, Сакура-чан, у меня есть небольшая теория, - он сложил руки лодочкой и протянул их сестре, завладевая ее вниманием. – Человек может влюбиться лишь в того, кто походит на его единственного или единственную. Ведь люди зачастую бывают очень похожими, ты не замечала? – отрицательное качание головой. – Во многих из них можно найти одинаковые черты, если хорошенько присмотреться. И все эти люди, которые не являются твоей половинкой, но похожи на нее – своего рода прелюдия перед настоящей, истинной любовью, так сказать, плацдарм для подготовки к чему-то намного большему, возможно, и опасному. Опыт необходим всем людям, он позволяет не потерять то, ради чего ты существуешь, позволяет избежать ранее допущенных ошибок, это похоже на черновик, который можно будет переписать несколько раз. Но, Сакура-чан, черновик никогда не станет чистовиком, что бы ты не ощущала сейчас.
Он мягко приподнял ее опущенное лицо за подбородок и улыбнулся, нежно и открыто.
- И на какой стадии ты сейчас? – полушутя спросила девушка, позволяя брату смахнуть скатившуюся по щеке слезинку.
- Думаю, на начальной стадии чистовика.
Она была рада. Рада за Руи, рада за себя, потому что он смог забрать ее печаль, пусть ненадолго, но смог, и она была искренне благодарна за это. Но вдруг болезненно и резко все изменилось; тревога, предвещающая опасность, отчаянно завозилась где-то под желудком, скандируя: «Берегись!».
В проеме темным силуэтом, почти как призрак, застыл Учиха Саске, буравя их настолько равнодушным и отчужденным взглядом, что поневоле стало страшно. Сакура тихо ахнула и инстинктивно стала пробираться за спину брату. Ненависть поднялась изнутри рваными черными клочьями и застряла в горле, готовая разодрать его и вырваться наружу.
- Эй, есть разговор, - нарочито небрежно бросил он и махнул головой в сторону стадиона.
Прохладный ветер трепал полы юбки и забирался под блузку. Сакура невольно поежилась, и, был ли тому причиной холод или что-то другое, она не знала. Стихийную, быстро спасовавшую ненависть сменил неконтролируемый страх. Стадион был пуст и мрачен, сейчас, в свете уличных фонарей, больше походя на пустующее кладбище с дорожками и всевозможными турниками, чем на поле для занятия спортом.
Они стояли напротив, буравя друг друга недружелюбными взглядами, и непроизвольно сжимали кулаки, отлично понимая, что разговором делу не поможешь.
- К чему тебе это? - не выдержав, первым заговорил Харуно, устало оглядывая напряженную фигуру противника.
Саске долгое время молчал, обдумывая ответ, а может, не желая вообще что-либо говорить. Он почти расслабленно, небрежно махнул головой; длинная челка закрыла половину лица, облепив его черной паутиной.
- Такие, как ты, меня бесят, - спокойно отозвался Учиха, и тут его лицо переменилось.
Отрешенное, оно исказилось гримасой животной злобы. Тело мелко подрагивало от напряжения, кулаки сжались, побелев в костяшках, и он сорвался с места. Резкий, непредсказуемый, опасный, как дикий зверь. Сакура зажала рот руками, боясь вскрикнуть, боясь отвлечь Руи, ведь одна заминка могла дорого обойтись. Они сплелись в единый агрессивный клубок, источающий холодность и отчуждение. Расчетливые, неутомимо сыплющиеся удары, подсечки, следующие одна за другой, тяжелое дыхание и прерывистые крики, вырывающиеся из груди от напряжения. Они кружили друг напротив друга, как два диких волка, примериваясь для удачной атаки, выискивая бдительными взглядами любую оплошность, любую слабость, чтобы напасть молниеносно и сокрушительно. Все их движения, удары не были неуклюжими, будто у первогодок, влезших в первую в своей жизни драку, они были резкими, четкими, продуманными. Учиха словно танцевал, походя на гибкую и смертоносную змею. Он тек по их небольшой арене, будто загустевшая жидкость, уходя от ударов плавно и легко, пытаясь обратить силу врага против него самого. Обрывочные, короткие выпады Руи без единого лишнего движения: непредсказуемые, частые, градом осыпающие оппонента, и сильные, расчетливые удары ногами.
«Это никогда не кончится…» - промелькнула в голове паническая мысль, заставившая Сакуру тряхнуть головой и, прислонившись к дереву, сжать от напряжения кулак, будто она сама находилась там, сама наносила эти яростные удары, сама прожигала противника ненавидящим взглядом.
- Пожалуйста, хватит, - прошептали ее губы тихо и почти неразборчиво, когда глаз уловил еле заметную перемену, окончательно перевесившую чашу весов, - Саске достиг предела.
Его движения, ранее кричащие об угрозе и опасности, становились все менее внятными и жесткими, будто пружина, поддерживающая его эти несколько минут, резко лопнула. Он походил на вымотанную куклу, лишившуюся ниточек, за которые ее дергал мастер-кукловод. Он дышал коротко и часто, отвечая на атаки все более вяло и несконцентрированно. Пропущенная подсечка и резкий отбрасывающий удар ладонью в грудь. Что-то отчетливо хрустнуло, взыграв на напряженных нервах, как на струнах, натянутых до предела.
- Руи! – в отчаянии крикнула девушка, бросаясь к брату и загораживая от него Саске.
Она мягко, но настойчиво уперлась ребрами ладоней ему в грудь, взглядом умоляя остановиться. Взъерошенный, он с тяжело вздымающейся грудью и плохо скрываемой яростью в глазах сверлит то место, где сейчас должен был находиться его противник, но, заметив блеснувшие слезы в глазах сестры, полных непонимания и страха, очнулся, будто от транса, и смахнул с плеч наваждение.
- Сакура?.. – хрипло произносит парень, цепляясь за ее локти и пытаясь отдышаться. – Где?..
Саске лежал на холодной земле почти неподвижно, не беря в расчет учащенные вдохи, походившие скорее на отдышку и непонятный, пугающий хрип. Он сдавленно кашлянул, схаркивая сгустки крови, и обмяк.
Сакура, кажется, забыла вдохнуть и метнулась к своей сумке.
- Нужно вызвать скорую…

В отделении травматологии витала давящая, почти ощутимо удушливая атмосфера. Руи сидел у окна с непроницаемо-каменным лицом, задумчиво сложив ладони напротив губ, и старательно игнорировал окружение. Сакура подпирала собой стену, угрюмо сверля взглядом палату, куда унесли Учиху. Готовая чуть ли не закатить истерику, она остервенело кусала губы и корила себя за глупость и опрометчивость. Почему не остановила? Почему не вмешалась? Знала же, что этим все и закончится. Проклятая мужская заносчивость, как же она сейчас ненавидела все понятия, хоть как-то связанные с этой наигранной честью, гордостью и достоинством, на деле не стоившими ничего. Глупые мужчины, глупые разборки, глупые попытки доказать что-то совершенно эфемерное.
Дверь с приглушенным скрипом отъехала в сторону, выпуская из недр палаты рослого, еще не успевшего поседеть мужчину, профессиональным взглядом окинувшего парочку, притихшую напротив.
- Это вы были с ним? – поинтересовался врач, заводя руки за спину.
- Да, - тихо отозвалась Сакура.
- Я хотел бы видеть родителей пострадавшего.
- К сожалению, мы не знаем их телефона.
- А вы?..
- Одноклассники, - незамедлительно ответила девушка, наконец, подняв голову и глядя мужчине в глаза. И уже тише: - Как он?
- Переломы ребер в двух местах. О сложности будем судить по рентгену.
- Но разве можно сломать ребра от одного удара в грудь?
Мужчина внимательно оглядел ребят, особенно старательно разглядывая юношу.
- Только если до этого там были трещины.
Сакура устало рухнула на сидение, безжизненно откинулась на его спинку, сверля бездумным взглядом пространство.
В воздухе повисла минутная пауза, отдающаяся в ушах оглушительным звоном.
- Что ж, можете к нему зайти. Он пришел в сознание, - проинформировал врач и удалился.
Сакура наклонилась и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи еле заметно затряслись, и она приглушенно всхлипнула.
- Почему ты плачешь? – отстраненно спросил Руи. – Тебе его жаль? – последнее слово прозвучало выразительнее и отчетливее, будто он обвинял ее в непозволительной слабости и жалости к врагу.
Она сидела неподвижно, с пугающей ясностью осознавая, что сама во всем виновата. Не будь она столь принципиальной, не восприми она ситуацию так серьезно ни сейчас, ни тогда… Возможно, никто не пострадал бы из-за нее; возможно, вина не точила бы когти об ее внутренности.
- Он из-за меня сейчас в палате, он по моей вине получил эти травмы.
Руи молниеносно вскинулся и почти прорычал:
- Ты здесь совершенно не причем! Если ему и стоит винить кого-то, то только свою заносчивость.
Сакура лишь усмехнулась в ладони и как-то печально добавила:
- Неделю назад его избили, потому что он заступился за меня…
Девушка не поворачивалась, не заглядывала брату в лицо, не прислушивалась к его дыханию. Да и что она могла уловить? Презрение? Непонимание?
Около минуты парень собирался с мыслями, затем вздохнул глубоко и тяжело, будто собирался пояснять что-то малолетнему ребенку в сотый раз.
- Ты уверена, что все выглядит именно так, как ты представляешь?..
Даже не вопрос - утверждение, хорошо сдобренное скепсисом и пронизанное жалящей уверенностью.
- Да, - не раздумывая, выдохнула девушка и встала.
- Пойдем домой, Сакура, нам здесь больше нечего делать…
Она медленно покачала головой и шагнула в сторону палаты.
- Мне нужно… Прости.
Недоверие. Сожаление. Раскаяние. Она кожей ощущала кричащий непониманием взгляд брата.
- Так надо, - сконфуженно, почти извиняясь, шепнула Сакура.
Руи нарочито медленно поднялся со стула и прошел мимо сестры в сторону выхода, холодный и отстраненный.
Если девушка и ощутила болезненный укол в сердце, то внешне никак этого не проявила – не время раскисать, не сейчас, не перед ним. На миг застыла перед палатой, будто все еще сомневающаяся, будто все еще неуверенная в правильности своего поступка… Нет, она все для себя решила, еще там, в машине скорой помощи, когда пила глазами молочную бледность его щек, когда впитывала ушами неравномерность его коротких вдохов.
Сакура как можно медленнее отодвинула дверь в сторону и ступила в приятный полумрак палаты. Свет от настольного светильника, приютившегося у больничной койки, отбрасывал на стены причудливо изогнутые тени.
Страх. Он прошелся по телу ледяными острыми иглами, заставляя на миг замереть, поддаться панике и ужасу, поддаться воспоминаниям, в точности воспроизвести то, что случилось утром, и то, что могло случиться. Она боялась. Не понимала и боялась этого жесткого и мстительного Саске, который вполне мог превратить ее безмятежное существование в кошмарный ужас.
Короткий взгляд…
Мягкий, усталый прищур темных глаз, безмятежность и небывалое спокойствие на лице, почти отрешенность, сложенные в замок руки, расслабленная поза. Беззащитность?..
- Привет, – Сакура неуверенно потопталась на месте и подошла к койке.
Он повернулся к ней и смерил таким холодным и отстраненным взглядом, которым можно окидывать лишь незнакомых и посторонних людей.
Червячок обиды ощутимо завозился под желудком.
«Не смотри на меня так!» - во все горло кричало естество, объявляя войну разуму и принуждая капитулировать царящий сейчас хаос чувств.
- Во-первых, мне искренне жаль, что так получилось. Мне жаль, что я в каком-то роде стала причиной твоего нахождения здесь.
Его взгляд сух и неприветлив, без малейшего намека на интерес. Но это и не было сейчас важным. Главное, чтобы он слушал, услышал.
- Во-вторых…
Сакура запнулась. Язык внезапно перестал повиноваться, беспринципно приклеившись к небу и отказываясь работать. Осознание того, что ее неотвратимо влечет к этому странному, непредсказуемому и жестокому человеку, не явилось неожиданностью, лишь горькой закономерностью, то, чего она старательно пыталась избежать, пыталась подавить, уничтожить еще в зародыше. И это лишь подхлестнуло, дало ментальную затрещину, заставило очнуться и избрать, наконец-таки, самый верный выход из этой ситуации. Подтолкнуло к тому, что она и так собиралась сказать.
- …когда я выйду из этого кабинета, Учиха Саске перестанет для меня существовать, надеюсь, что и ты окажешь мне ответную услугу. Я не желаю тебя знать, не желаю быть подобием твоего друга. Не желаю тебя…
Он, наконец, очнулся, скинул с плеч оцепенение разраженным, каким-то надрывным движением и впился взглядом в девичью фигуру, холодным, колким. Он был зол.
- С утра ты ясно дал понять, что общение с тобой просто так мне не обойдется. Я не готова, не желаю платить подобную цену. Это того не стоит. Ты того не стоишь…
Он был в ярости. Чистой, всепоглощающей, еле контролируемой ярости. Стоило отдать Саске должное – на его лице не дрогнул ни один мускул, не шевельнулись даже кончики губ. Крайнюю степень бешенства выдавали лишь побелевшие от напряжения, сжатые в кулак костяшки пальцев.
Она не запнулась, ее голос ни разу не дрогнул, не надломился, ненужный сейчас глубокий вздох не вырвался из груди. Сакура собой гордилась и искренне радовалась, что творившаяся сейчас внутри буря никак не отразилась на ее лице, не выразилась в нервных, нетерпеливых жестах. Снаружи она была расчетлива и спокойна.
- Ты ненавидишь меня?
Девушка с трудом уловила этот приглушенный, чуть подхриповатый голос, залитый еле контролируемым гневом, и заставила себя осмыслить его.
После минутной паузы она произнесла тихо, медленно, будто пробуя каждое слово на вкус, осознавая:
- Я не ненавижу тебя. Но я не позволю, чтобы что-то вновь причинило мне боль, сделаю все, чтобы не допустить этого.
- А что, если я не приму этого? – бросил он нетерпеливо.
Сакура улыбнулась грустно, но оттого более решительно. Возможно, сейчас она казалась маленькой, слабой и бесконечно мягкой и податливой, словно пластилин. Внутри же не позволяла ни на миг усомниться в принятом решении.
- Тогда у тебя будут проблемы с администрацией школы, - ответ резкий, будто пощечина.
Саске зашипел резко и угрожающе:
- Пошла вон…
Если ему так важно, чтобы последнее слово было за ним, - пускай. В этот бесконечно тянущийся, но краткий миг ей стало все равно, совершенно все равно, что он сейчас думал, какие выводы делал. Это было так неважно.
Девушка медленно побрела прочь из палаты. Возможно, она была немного растерянной, но эту маленькую слабость Сакура позволила себе сознательно – сжатая в тугой пучок пустота внутри разрослась до широкого облака, позволяя безмятежному равнодушию затопить сознание. Она избавилась от того, кто мог причинить ей боль, – сознательно, целенаправленно, и от того, кто подарил ей краткие, но такие приятные ощущения уюта и защищенности, – непреднамеренно, случайно. Утереть сухие, еще не увлажнившиеся слезами щеки, слезами, которые, возможно, и не появятся. Ведь терять стало таким обыденным…
Сакура спускалась по мраморным ступеням, машинально отсчитывая удары сердца: раз, два, три…
Он сидел на последней ступени – яркий даже в эти сумеречные часы, расслабленный, безмятежный.
- Почему ты здесь? – надломленно выдохнула девушка, замерев над юношей.
Руи повернулся, блеснув в свете фонарей приглушенным, мягким зеленым мхом глаз, и улыбнулся, ворчливо добавив:
- Ты мне ужин обещала. Да и поздно уже, не мог же я позволить тебе шататься по темным улицам в одиночку?
Руи Харуно был чужим, непонятным. Его действия, поступки казались бессмысленными. Его слова, взгляды обещали покой, уют, защищенность.
Руи Харуно был бесконечно чуждым, непознанным, неимоверно притягательным, завораживающим и мягким.
Если Сакура и злилась на него, то давно забыла причину этому, если опасалась, то давно пренебрегла этим, если не доверяла, то еще в первые мгновения, как он позвал ее, протянула ему руку.
Руи Харуно был родственником, братом, близким существом. И девушка без раздумий протянула ему свою руку вновь.