Тот день в разгар душного лета запомнился Обито удивительно отчетливо. В полуденную жару их семья коротала время в прохладных тенях сада, сладкий, почти неуловимый запах которого наполнял все комнаты просторного дома.
Он сидел на террасе под высоким навесом, сооружал башню из потертых деревянных кубиков, тайком с улыбкой поглядывая на маму. Мама, такая тоненькая, как тростиночка, всё такая же красивая, лежала в гамаке и шептала уснувшему в ее руках Шисуи, новому братику Обито, ласковые слова. Свешенной ногой временами отталкивалась от травы, легонько покачивая плетеный гамак. И Обито хотелось подойти, присесть рядом, чтобы чуть дыша смотреть на крохотного братика, пока незнакомого, но уже нежно любимого им. Но мама, не поднимая от младшего сына глаз, отослала играть, велела не шуметь.
Пахло нагретой солнцем травой, ягодами, которые перебирала недалеко от Обито бабушка в глубокой миске, и было так тихо, так ясно.
Стукнула калитка. Это вернулся папа с полным пакетом разных фруктов для мамы. Сколько Обито себя помнил, вел себя в присутствии отца тихо, спокойно, а, заигравшись и расшумевшись, получал строгое замечание. Отец подошел к маме, взял на руки проснувшегося сына, глядя в его темные большие глаза, – гордо, с одобрением:
- Учиха Шисуи… - произнес, как будто привыкая к имени, и непреклонное выражение лица смягчилось улыбкой. - Сын, ты станешь великим шиноби, достойным представителем Учиха.
- Тебя только это тревожит, - укорила мама и забрала Шисуи обратно, обняла, приласкала, и Обито услышал забавный смех братишки, а после радостно засмеялась и мама. Он тоже обрадовался, оставил постройку из кубиков и подбежал к родителям. Оживленно крутясь, весело стал упрашиваться на гамак.
Но мама строго отдернула:
- Обито! Куда ты забираешься? Не видишь, я с Шисуи на руках!
Развеселенный Обито был уверен, что не помешает, продолжал дергать край, раскачивая гамак.
- Ты что, не понял? Уйди, не мозоль глаза, - строгий тон матери испугал, и Обито отступил. Ему всего-то хотелось взобраться и сидеть с мамой, подержать маленького братишку.
- Иди в дом, сын, не раздражай мать, - отстранил от себя старшего сына отец.
Обито шмыгнул носом, растер кулаком побежавшие по щекам слезы и сорвался с места, бросившись домой. Краем глаза заметил, как бабушка печально качает головой, вот только понять – укоряла она внука или единственную дочь – не успел. Забрав игрушки, он заполз под дубовый стол, надежно скрывшись за белоснежной скатертью, опять собрал стену из кубиков, морщась, завидев капли слёз на деревянных гранях. Отчего Обито показалось, что во дворе солнце светит уже тусклее, тишина не такая уж хорошая и трава пахнет горче? Ему было пять лет…
Шисуи подрастал и с каждым днем оправдывал ожидание отца, креп, становился сильнее, быстрее, выносливее, и Обито с грустью понимал, что недалек час, когда братишка перегонит его. Но, как ни парадоксально, зависти не существовало к преуспевающему Шисуи, младшему на целых пять лет – значительной для детей разнице, – как и не было обиды на него за то, что всё лучшее проходит мимо: родительское внимание, ласка, похвала…
Шисуи рос капризным, и Канами, спокойная, рассудительная мать, на время пренебрегала своими принципами воспитания, усаживала младшего сына на колени и гладила по голове, скользя пальцами по мягким черным волосам. И тихо напевала о солнечных берегах, шумных ручьях, бегущих по дальним землям, но таился в её чистом высоком голосе печальный перезвон весенней капели. Шисуи утихал и внимательно начинал слушать песню, не смея перебить, а стоявший всегда в сторонке Обито грустил: неспешная песня, мамин голос напоминали о том, что капризы Обито пресекались на корню строгим окриком отца или неодобрительным взглядом матери. Обидно.
Учиха Фудо, глава семьи и отец мальчиков, придерживался старомодных нравов: в воспитание сыновей не лез, а что до межсемейных отношений… Подозревал ли он, что такие отношения – отличительные от клановой гордости, клановой ответственности – существуют и заслуживают внимания? Его Обито не любил. Фудо внушал уважение как отец, кормилец, он и получал лишь уважение что Шисуи, что Обито.
Но Обито не винил Канами в несправедливом отношении к себе и к разнеженному Шисуи. Даже в мыслях. Хотя поводы и были: улыбка – младшему, порицание – старшему. Ведь Обито – умный мальчик, он всё понимал: мама не становится плохой только из-за того, что ее любимый сын не он. Что маме вовсе не хотелось выходить за отца в юные годы, а в семнадцать лет брать ответственность материнства и что она была не готова, не желала ребенка. А он, Обито, стал первым и неизменным, бесповоротным напоминанием об окончании вольной жизни. А Шисуи родился позже, когда Канами свыклась, когда материнство сделало ее характер добрее и мягче, к тому же младший сын умилительно схож с ней самой. От улыбки до манеры разговора – спокойного и немного ироничного. Канами не являлась Учихой по крови, возможно, ей и было трудно жить под влиянием правил клана. Обито всё понимал, а обидно и жаль себя всё равно было, винить, вроде, некого, и он винил себя. Нелюбимого, что мама улыбалась не ему, не такого одаренного, что отец ругал и заставлял выкладываться на тренировках, а затем, поняв, вовсе бросил бесполезное занятие. И обучал мастерству шиноби только Шисуи.
Могло показаться странным обычным семьям, что Обито и Шисуи виделись крайне редко для живущих под одной крышей. Старший к тому времени обучался в академии и после занятий старался погулять с одноклассниками, поупражняться в метании сюрикенов – лишь бы не идти домой, а младший, несмотря на малые даже для шиноби годы, тренировался под четким руководством Фудо. Вероятно, по этим причинам не находилось место жгучей ревности, ровно как и дружбе, братской привязанности…
Во всяком случае, именно так думал Обито, сидя на низком табурете у дома и с помощью лупы выжигая на деревянном бруске картинку. Карандашом обозначались линии, и темный неглубокий след в точь-точь следовал за ними. Один из одноклассников рассказал, какая красивая поделка вышла у него с отцом, и Обито захотел сделать такую же. И совсем не страшно ведь, что Фудо, естественно, отказался заниматься глупостями? Обито представлял, как обрадуется мама, когда он подарит ей сделанную своими руками вещицу, как она улыбнется и похвалит…
- Нии-сан! Что ты делаешь? - скорчив любопытную гримасу, Шисуи сунулся под руку. Глаза загорелись, округлились, цепкие ручки протянулись вперед. - Во-о… дай посмотрю!
Откуда появился Шисуи, что ему вообще надо, он не понял, но знал одно – делиться с братиком, который и так многовато забирает, не будет.
- Иди отсюда! – отвернувшись, он вернулся к работе. Яркий болезненный луч из лупы слепил глаза и наверняка портил зрение, поэтому приходилось не смотреть на него всё время. Тем временем назойливый Шисуи уходить не желал: суетился, носился вокруг, норовя заглянуть через плечо. Мельтешение раздражало, напоминая, что он – эгоистичный младший брат, любимчик и вот ведь выскочка – лезет в чужие дела… будто назло.
Уличив нужный момент, он вцепился в дощечку и попытался вырвать из рук старшего брата, тот отпускать не желал:
- Не готова еще! Чего ты вообще приперся?! – истошно завопил Обито. Пузатая лупа упала, покатилась по асфальту.
- Обито нии-сан, отдай, я хочу по-осмотреть!
- Не обязан я тебя ничего отдавать, мелкий!!! - неприятель оказался сильным, с загребущими ручонками. Идея посетила вовремя: Обито неожиданно поддался вперед, толкнул Шисуи злосчастной деревяшкой в ребра и со злорадством посмотрел на упавшего и поцарапавшего ладони братишку.
Перепалка вышла нетихая, раз шум услышала вышедшая за калитку Канами, которая быстро оценила ситуацию, неодобрительно посмотрела на упавшего младшего сына и осуждающе на старшего.
- Мама, нии-сан меня бьет! - обличающе ткнул пальцем маленький интриган на нахохлившегося брата и поднял футболку, показывая покрасневшие ушибы. Обито поймал взгляд Шисуи – насмешливый, победный – и даже не надеялся, что мама рассудит справедливо, поэтому услышав мамино строгое:
- Отдай ты ему этот кусок дерева! Как можно быть таким жадным? - в сердцах швырнул ему незавершенный подарок и умчался.
Взобравшись в своё убежище – на высокий толстый дуб – он просидел там до самого вечера, ругая всех на свете. Спустило его оттуда не родительское беспокойство (Обито был уверен, что они бы не пошли его искать), а голод.
Шисуи возвращался домой с радостью, тем временем Обито был счастлив, когда из дома выбирался. Однако он не был бы самим собой, если бы зацикливался на несправедливом отношении к себе и постоянно жалел себя. Плюсы часто удается разглядеть и в досадном, обладая веселым и легким характером, он умел их замечать. Случай представился быстро. Назначена была волнительная церемония к полудню, в лекционном зале царило радостное оживление. Гордые родители расположились на верхних рядах, обсуждали своих подросших детей, торжественно получающих первые протекторы. К важному для него дню пришла вся семья! Фудо взирал гордо, даже ставил Обито в пример младшему сыну, Шисуи не артачился, а благоговейно разглядывал класс. Не поднимался, потому что Канами наказала сидеть смирно, и помахал брату. Третий Хокаге произнес торжественную короткую речь и хвалил новообращенных генинов. Его глаза лучились добрым, мягким одобрением. А радоваться родным было за что: окончил Обито академию в общем-то неплохо, с хорошими оценками, и умения заслуживали похвалы. То, что получение протектора – это начало пути шиноби, а не ликование завершения, что еще поглядят, как он выделится в командной работе, отец напоминал не раз и не два, этот факт не сильно-то омрачал радость выпуска. Ведь дорога домой лежала по солнечной дороге, гладкий металл ловил блики; взгляды людей, привыкших к шиноби, будто обращены на него, генина.
У мороженщика с шумным холодильником Шисуи купил два разных мороженых.
- Нии-сан, угощайся! - и к приятному удивлению и Обито, и Канами, отдал то, что вкуснее.
А мама, одетая в летнее платье, улыбалась Обито.
Когда к двенадцати годам, несмотря на титанические усилия, желания, старания, игнорируя и злость и слезы, шаринган не пробудился, Обито запаниковал. Глаза – гордость и сила для Учих.
«Что если мои глаза так и останутся самыми обычными?» - переживал он после очередной перебранки с Какаши, отчего остается горький осадок. Сами мелкие ссоры с напарником не носили ярый враждебный характер, но… но шаринган позволил бы сделать огромный скачок вперед! А так надежда растворялась с каждым днем. Но эти проблемы появились после, а до были отношения в семье, своя прохладная весна.
Фудо представал в глазах сыновей личностью, бесспорно, требующей к себе уважения, тогда как Канами казалась самым интересным человеком на земле. Необычной мамой, которая не жалуется на нерадивых детей мужу, не кричит и не бьет их. Сколько Обито себя помнил, мама не скандалила: выговоры и наставления были, но чтобы ругань…
Поэтому стоило Рин, часто жалующейся на свою мать, спросить, ругаются ли Обито и Шисуи в семье, те сначала и не поняли:
- С родителями?!
Такое представлялось невозможным для братьев. А бабушка как-то сравнила свою единственную дочь с весной и, прежде чем ее внукам представились зеленые луга, тепло поправила:
- Холодная весна.
- Как это? - по-совиному моргнул Шисуи, всегда с жадностью слушающий рассказы о матери.
- Весна, вроде, и красива, но прохладна, не греет, а из красок – только светло-розовые цветы урюка, - оторвавшись от хлопот по дому, сказала она. - Но, конечно, не мне судить, не мне, что вы…
Почему бабушка так считает и что все эти сравнения значат, он не понял, а обидно стало.
Ближе к вечеру Канами попросила сыновей составить ей компанию на прогулке. Даже надевая свободного покрова сарафан со струящимся подолом, держалась чинно, но без всякой гордыни. В памяти Обито запомнился строгий образ матери, когда родители взяли с собой в столицу: густые черные ресницы и алые губы, торжественное кимоно и деревянные гета.
- Вот, смотрите, - мама развернула сложенный листок бумаги и разгладила на коленях. В парке, где они гуляли, стрекотали кузнечики, вечерняя прохлада обволакивала кожу, ступни обдувал ветерок.
- Красиво, мама, - голос Шисуи зашелестел, зашумел, как ветер в поле, и Обито больше почувствовал, чем понял, таинственную важность обычного момента. - Ты художник? Те, которые красивые дома рисуют?
- Мечтала быть… Обито, как тебе набросок?
Даже прищурившись, не удалось разглядеть размытую картинку. Он согнулся и низко опустил голову. Линии сделались четче и собрались в штрихи, тени. На бумаге узнался их сад на заднем дворе. От мамы пахло цветочными духами, Обито боялся, что она отодвинется, обнял за локоть и прислонился к плечу.
- Мне нравится дорожка из камня, - он указал пальцем на рисунок.
- Хотите помочь мне украсить сад, как на рисунке? - на своей спине он ощутил теплую руку Канами.
- Конечно! - загорелся Шисуи. - Я даже знаю, как сделать формочку для дорожки, которая Обито нии-сану понравилась.
С закрытыми глазами он кивнул. Хорошо, что представилась возможность сделать работу всем вместе. На следующий день Обито потрясенно глядел на Канами, одетую в просторные шорты и футболку. Мама живо подходила то к нему, то к Шисуи и давала указания, сама что-то мастерила! Обито глядел на знакомую и незнакомую одновременно маму.
