Между деревьями, стремясь ближе к земле, пробежал ветер. Сорвал ждущие его светло-розовые лепестки сакуры и закружил в танце.
Когда-то мне говорили, что цветение весной – это прекрасно. Я не могу не согласиться.
Через отверстие в маске виден только круглый кусок красоты. Я давно привык к ней. Всё тот же излюбленный оранжевый цвет. Не видно лица – значит не видно эмоций, что ты умеешь читать, верно? Но порой мне кажется, что ощущаешь ты, Рин, людей не по их мимике, а просто… даже не знаю, как. При встрече я непременно спрошу.
Временами оставшийся правый глаз, как и прежде, режет с сопутствующей горячностью глубоко внутри. Да и в самой коже вокруг. Нервирует из-за этого порыв смелого ветра, яркие краски и даже вроде безобидные светлые тона. Тогда я всего лишь вдыхаю прохладу с неизвестными запахами. Спокойно закрываю глаза. По привычке, должной выцвести и остаться ветхим воспоминанием еще много лет назад, закрываю оба глаза. Хотя левого давно нет. Только фантомные, почти осязаемые ощущения от него и только черная повязка вместо него.
Забавно ведь! Мне бы сейчас надеть свои любимые оранжевые очки, подобные подводной маске, не пропускающей ничего.
Небо, как назло, цвета… ярко-голубого? Или слепяще-голубого с тусклой желтой монетой солнца?
Разумнее не вникать в разбор тонов – это дело для художников или мечтателей.
Я остановился посреди парка. Мои неспешные шаги не портят поляну лепестков под ногами.
Ты часто мне снишься, Рин… С первых недель, а может, с первых дней моего второго шанса на жизнь. Жизнь ли?..
В моих снах ты такая светлая, тихая, с печальной улыбкой. Твоя грусть. Я чувствую ее так реально, близко, что от болезненного пробуждения я опять и опять дрожу в холодной темноте. Ты грустишь обо мне, тоскуешь и, может быть, еще веришь в мою жизнь. Это вызывает в груди какую-то странно сладкую боль.
Ветер дует словно из самой земли. Взметнул тысячи листьев вверх. И мне даже показалось, что он стремится вернуть всё к своим истокам. Не ошибившись, каждый к своему прежнему месту. Обратно… Как символично. В чём-то я ошибался. Я могу признать это хотя бы в мыслях. Но не скрою: рад, что я хоть немного такой же, каким был раньше. Люди меняются.
Столп розовых лепестков похож на тайфун. Подобно шаткой колонне, ветер, как пожелает, гонит его. Редко удается наблюдать такое.
Но, как ни старайся, невозможно вернуть листья к веткам. К сожалению. Ведь в детстве я верил, спорил с Какаши, абсолютно убежденный, что нет невозможного. Знаешь, Рин, самому было непривычно тоскливо наблюдать, как медленно изменяется моё детское отношение ко всему. Сейчас я называю это безрассудством, а ведь тогда это было… было чем-то неоспоримым.
Верх, низ смешиваются, переворачиваясь. Розовые крупицы весны, так любимые тобой. Каждая из них плавно кружится в воздухе. Вызывает невольно рябь перед глазами. Горизонт и конец парка обратились в картину, закрываемую пестрящей фигурой. Непонятной, бесформенной. Я чувствую прикосновение бодрящего воздуха, просачивающегося под маску, к своему лицу. Это действительно приятно. Не развернувшийся передо мною танец, не зрелищность, а свежесть, так нечасто даримая мне. Я вдыхаю полной грудью, сняв маску. Кроме частичек разбитой мозаики, у меня мало осталось воспоминаний из того, за что можно зацепиться.
Рин. Забыть, как шумит прибой, шелестят листья, но помнить твое имя лучше своего… Занятно, однако.
Что бы ты сказала, узнав о такой странной деятельности человеческой памяти?
Очнувшись от страшной, ледяной пустоты, я видел лишь смутные образы. Не ощущал своего изломленного, раздавленного многотонной скалой тела, словно я – одно нематериальное сознание, сотканное мирозданием.
Мы с тобой не верим в призраков и в людские суеверия.
Только один образ вновь и вновь приходил ко мне во снах. Туда, где я мог забыть о затягивающем кошмаре яви. Твой образ, Рин, твой.
Ты не плакала тогда и не печалилась, а сидела рядом, держа мою руку. Рин, ты улыбалась! Такой прежней улыбкой. Тогда я убеждался, что мир не изменился, что есть что-то в моем хаосе постоянное.
Образ не был похож на туманное видение. Знакомые жесты – то, как ты заправляешь волосы за уши – и отведенные в сторону глаза заставляли поверить в реальность наших встреч. Они и были таковыми, а на здравый смысл мне глубоко наплевать. Каждый из нас живет в своей отдельной Вселенной, ведь так, Рин? Мир можно придумать и для себя.
В любом случае, как бы там ни было, эти грёзы были для меня отрадой. Мы говорили, говорили, говорили. Это помогало держаться на плаву, выполнять возложенный волей случая долг. Ты, прикрыв устало веки, просила меня вернуться, ведь очень скучаешь, ведь Какаши винит только себя. А я не мог. Участь героя… Хм, кто бы знал, что плата героя – одиночество.
Самое страшное, Рин, – это мир, где ты никому не нужен. Большей боли просто не существует.
Мне интересно, что ты делаешь сейчас? Смотришь ли ты на это небо с белоснежными облаками так же, как и я? О чём ты думаешь, когда приходит весна? Расскажи мне, пожалуйста, прошу.
Верно, ты бы осудила меня, узнав, что все эти годы мы живем во лжи. Я умер для вас, ты и Какаши живы для меня, а сам я для себя… в сущности, не так важно. Оно и правильно, я бы осудил себя так же. С моей-то импульсивностью нельзя иначе, ведь так? Умерев для всех вас, семьи, Какаши и… тебя, тем самым я выполняю отведенную мне роль.
Не судьба – череда сложившихся обстоятельств.
Я знаю, ты бы приняла… когда-нибудь, но приняла мою правду. Насколько бы больно она ни делала и мне, и тебе.
Помнишь, как ты приходила ко мне после операции? Мне становится светлее, и мелодия, отдаленно поющая плачущей скрипкой, не так слёзна. Твой тихий голос звучит, сливаясь с нотами скрипки. Это, наверное, странно? С годами мне не становится сложнее представить тебя. Твой голос, глаза, радость и смех. Хотя не видел тебя целую жизнь. Нам было всего по тринадцать лет.
Но ты ведь уверена: я всегда присматриваю за тобой. Оберегаю, отвожу от беды при каждой выдавшейся возможности. Я рискую, да, знаю, но что поделаешь, если иначе не могу?
Мне стоит огромных сил не сорваться, когда ты так рядом, но не видишь меня. Так хочется хотя бы дотронуться до твоих волос. Я – тень, и этой тенью наблюдаю за тобой временами. Разве это так много, Рин?!
Злая насмешка жизни в том, что я понимаю: я обреку себя на еще большие муки. А тебя подвергну опасности. И я вновь и вновь ухожу, а ты, оглядываясь в мою сторону, видишь одни гонимые ветром листья.
Я надеваю маску обратно и неспешно ухожу, ступая по рвано-розовому покрывалу.
Не было и дня, когда я не думал о тебе, Рин. Усмехнувшись, задаюсь вопросом: «Смогу ли я сказать, что люблю тебя, до того, как это станет поздно во второй раз?»
Ведь жизнь не со многими так жестоко шутит, подарив второй шанс. Обреченный на одиночество шанс, но с возможностью сделать полезное для любимой и для лучшего друга.
Привычная оранжевая маска с концентрическими кругами, притянутый образ вечно веселящегося Тоби. Как мало – и я опять пропадаю из твоего мира. А я всё мечтаю, Рин, чтобы нам снились одни и те же сны…