Постепенно начинало смеркаться. Сакура молча стояла посреди дороги, ведущей к дому Хокаге. Она не сдвинулась ни на миллиметр со своего места на протяжении вот уже нескольких часов. Ноги, и без того дрожащие ещё с самого начала, теперь ныли от усталости, а руки, уже долгое время сжимаемые в кулаки, окрасились в бледный, почти мертвый цвет. Лицо девушки, скрытое за длинной розовой челкой, открывалось лишь с редкими порывами ветра, на мгновение раскидывающими волосы в разные стороны. В такие моменты можно было разглядеть глаза девушки, впившиеся взором в горизонт. Она ждала. Ждала уже мучительно долго и убивала в себе настойчивое желание убежать. Да и если бы она всё же решилась, бежать было теперь слишком поздно. Заметив идущий вдоль дороги знакомый силуэт, девушка содрогнулась. Он приближался слишком быстро, чтобы позволить Сакуре привести в порядок мысли и чувства.
«Выражение его лица уже говорит за себя. А может, к черту их, эти ненужные формальности? Зачем мне слышать то, что я уже прочла сама в твоих глазах?»
- Сакура... – осторожно заговорил шиноби, приблизившись к ней.
«Жестоко. Ты мог сделать вид, что не заметил меня, и промолчать. Ведь это так просто. Даже мне самой сейчас очень легко потерять себя. Ну что ж, выбора нет. Похоже, придётся всё же играть в беззаботность».
- Говори, Шикамару, - спокойным и ровным голосом сказала Сакура, убрав челку за ухо и устремив на шиноби решительный взгляд.
Хотя девушка пыталась казаться спокойной, похоже, её собеседник смотрел ей прямо в сердце. Ему и самому было далеко не просто, ведь он сейчас фактически станет её убийцей. Помешкав ещё несколько секунд, собираясь с силами, Шикамару всё же решился произнести это вслух.
- Сакура. Каге признали поимку и обезвреживание Саске необходимыми. Коноха дала согласие. С этого дня весь Мир Шиноби будет охотиться на него.
«Чёрт. Почему это так неожиданно больно? Я уже знала, что он скажет именно это, когда вернётся. Знала с момента его отправления на собрание Пяти Каге. Знала! И всё это время готовилась к этому. Так почему же? Неужто я, хоть в самом потаённом уголке души, хранила надежду услышать другое?»
- Прости, Сакура. Это было неизбежно.
«Ложь! Если бы только Тсунаде-сама не была в таком тяжёлом состоянии после схватки и смогла бы отправиться на собрание сама, а не посылала себе на замену тебя, она бы смогла повлиять на их решение! А ты был только в качестве свидетеля и посла, потому не имел права на слово. Если бы только Хокаге-сама смогла... наверно... Чёрт!»
- Конечно, я понимаю, – в полный противовес мыслям девушки, лицо выржало абсолютное спокойствие, даже некую отрешенность. - Я и не ожидала услышать другое решение. И, Шикамару, тебе незачем извиняться. Я понимаю, что этот человек уже не тот Саске-кун, которого мы знали. Он – преступник, ведомый лишь местью, и должен быть наказан.
- Но... Сакура, ты как? В порядке?
- Справлюсь, – с улыбкой ответила куноичи. С до невозможности уродливой улыбкой. Фальшивая улыбка не может быть красивой.
Распрощавшись с Шикамару, девушка, устремив взгляд в пол, неторопливо пошла по направлению к дому. Порывы ветра тем временем становились всё настойчивее, всё резче, нагоняя на и без того мрачнеющее небо тёмно-серые тучи. Где-то вдали были слышны первые раскаты грома, предвещавшие дождь.
Словно мотылёк.
Добравшись до дома, девушка робкими шагами прошла в комнату, будто боясь нарушить царившую в ней тишину. По полуоткрытому окну забарабанили тяжёлые, холодные капли дождя, спешно перероставшего в ливень с каждым новым раскатом грома. Подойдя к столу, Сакура зажгла стоявшую на нём свечу. Электричества не было из-за непогоды. Возможно, так оно и лучше, ведь это позволяло девушке слиться с мраком её комнаты. Сев за стол, она сложила руки перед собой и положила на них голову. В глазах отражался лишь тусклый свет свечи и ничего больше: ни мыслей, ни чувств. Неожиданно её внимание привлек мотылёк. Найдя своё спасение от грозы в приоткрытом окне, непрошеный гость залетел в комнату и, завлеченный пламенем свечи, то беспорядочно бегал по столу возле подсвечника, то, выдерживая некоторую дистанцию, боясь подлететь слишком близко, танцевал вокруг пламени.
«Глупое насекомое. Тебя так манит смертельно опасное пламя, а ты не можешь сопротивляться. И... я... я тоже, словно мотылёк».
Я так любила...
Сердцу так же не прикажешь,
Как мотылька сейчас пленит огонь свечи.
Я плакала: «Я сделаю, что скажешь.
Проси пойти с тобой, но не молчи».
Ты всё молчал, а я, того не слыша,
Пыталась удержать тебя, крича:
«Любовь жива, она всё ещё дышит!»
Хотя она сгорала, как свеча.
И словно мотылёк, я, приближаясь,
Сжигала крылья постепенно, но дотла.
Шла за тобою, постоянно оступаясь.
Но ты уже не тот. Любовь прошла.
А глупый мотылёчек, подлетая,
Махая крыльями, задул огонь свечи.
Мне всё равно. Так почему я снова плачу,
Сама не находя тому причин?
