Память

В пещере воцарилось молчание. Дейдара перестал вещать о величие искусства и конкретно «грандиозных БУМов», Кисаме и Итачи прервали тренировку, наблюдая за тем, как высокий мужчина спокойно втащил за собою труп и швырнул его на землю, словно мешок с мусором.
- Какузу? Опять?!! - Пейн покачал головой. - Этого за что?!! Новичок. Молчаливый, спокойный! И двух дней в организации не пробыл… С подобной расточительностью на тебя и человечества не хватит – всех перебьешь максимум года за три-четыре…
- Люди – не деньги, я ими не дорожу. Единственный плюс человека – его сердце: храброе сильное сердце, пригодное для трансплантации, - пробормотал Какузу и пнул то, что осталось от его четвертого по счету напарника. - А это ничтожество… Он посмел у меня денег взаймы попросить.
- Чтоб тебя, Какузу! Нужно быть более сдержанным, - Лидер, наклонившись, снял с левого указательного пальца покойника кольцо с иероглифом «сан», что означает «три».
- Если бы я был сдержанным в денежных вопросах, организация давно бы обанкротилась. Я, наконец, смогу работать один? - мужчина внимательно посмотрел на Пейна.
- Какузу, я уже объяснял, что никто из вас не будет работать в одиночку. За исключением Зецу, но, строго говоря, и он не одинок. Он – сам себе компания. Ради вашей же безопасности.
Послышался возмущенный ропот. Дейдара приготовился начать новую лекцию относительно не только искусства, но и своего таланта убивать врагов раньше, чем они сообразят, что произошло.
- Молчать! Я уважаю ваши способности, я признаю вас как достойных противников для шиноби любой из стран, но вы часто забываетесь. Ослепленные своими техниками и осознанием того, что вам удалось достичь совершенства не только в дзюцу своих деревень, но и познать множество других, вы нередко начинаете сражение, заведомо не уважая противника и считая его более слабым. Подобная опрометчивость нередко приводит к смерти. Путешествия с напарником снижают риск гибели. Черт возьми, как дети! Приходится объяснять по сотне раз элементарные вещи…
- В таком случае Вам следует завербовать больше людей. Я не намерен терпеть идиотов рядом с собою слишком долго. Кроме того, я собираюсь отправиться прямо сейчас на поиски своей цели, и Вам придется смириться с тем, что я сделаю это в одиночестве. Или Вы столь неподражаемы, Лидер-сама, что успеете найти мне напарника за несколько минут? - нукенин из деревни Скрытого Водопада откровенно насмехался над Пейном, однако на лице Лидера появилась лишь улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
- Напарник сам тебя нашел, не волнуйся. Идеальный напарник.
- Он что, бессмертный? - Какузу прищурил глаза и рассмеялся.
Пейн, не переставая улыбаться, махнул рукой, призывая кого-то к себе.
Из глубины пещеры, неспешно и что-то насвистывая, появился высокий мужчина. Какузу с легким недоумением поглядел на «идеального напарника». С виду лет на пять-шесть старше Итачи, то есть для Какузу – просто ребенок. Спокойное, безразличное лицо, серебристые волосы и очевидное безумие в глазах. Впрочем, определенная доля безумия была свойственна каждому, кто пришел в Акацки. На белой груди новичка был медальон, подобных которому Какузу прежде не видел: треугольник, вписанный в круг. За спиной – оружие. Коса с тремя лезвиями разной длины.
- Это Хидан. Твой новый напарник, - Пейн отдал Хидану кольцо его безвременно ушедшего предшественника.
- Он мне не нравится, - сообщил Какузу.
- Тебе же хуже, - передернул плечами Лидер, - тебе с ним работать. Зецу, приберись.
- С удовольствием, - Зецу вырос прямо из стены пещеры.
В темноте было видно только его белую часть. Опустившись над трупом, Зецу начал пожирать его. Медленно и методично, с ног до головы, не обращая внимания на обувь и одежду. Хидан, пригладив волосы, с по-прежнему безразличным выражением лица наблюдал за пиршеством.
«Большинство новичков отворачивались», - автоматически отметил про себя Какузу, после чего обратился к напарнику:
- Послушай меня, Хидан или как там тебя. Предупреждаю: у меня тяжелый характер. Думаю, наблюдая за медленным исчезновением твоего предшественника в пасти у Зецу, ты понял, что шутить со мною не стоит. Учти, твоя жизнь – в твоих же руках: не будешь глупить, я уж как-нибудь постараюсь вытерпеть твое присутствие рядом.
Новичок не ответил, продолжая наблюдать за обедом двуликого.
«Интересно, он услышал хоть слово из того, что я сказал, или пришлось понапрасну потратить время и децибелы?» - задумался водопадник и, устало вздохнув, стянул со своего лица маску.
Что и говорить, этот день выдался слишком длинным и утомительным для него. Прежний напарник не просил у него никаких денег, он вообще старался не заговаривать с Какузу без особой необходимости. Просто водопаднику стало скучно… Скучно и не более того. А этот слабый молчаливый идиот подвернулся под руку. Очередное убийство безо всякой причины, просто ради собственного сомнительного удовольствия.
Хотелось тишины, хотелось отдохнуть, но… Время – деньги. Он по-прежнему не знал местонахождения своей цели. На данный момент осведомленность организации о хвостатых демонах оставляла желать лучшего. Каждая деревня, являющаяся счастливой обладательницей этого оружия, силой вырванного из объятий потустороннего мира, ревностно хранила в тайне имя джинчуурики. Чтобы узнать этот секрет, необходимо было особое обаяние и способность убеждать. Какузу умел убеждать. За свою долгую жизнь он познал многое, в том числе и простую истину: редкий человек перед лицом смерти остается храбрым. В перспективе потерять собственную жизнь признанные смельчаки рассказывали ему обо всем и вызывали презрение, достаточное для того, чтобы нарушить обещание сохранить болтунам жизнь, и прикончить их сразу после разговора. Но были и те, кто твердо отвечали «никогда», кто улыбались, когда смерть своими костлявыми лапами обнимала их за плечи, кто вызывали уважение… и временами смех. Столь похвальная верность своим идеалам оставалась загадкой для нукенина из Скрытой деревни Водопада, ведь у него продавалось все: верность, идеалы и даже сама жизнь. Потому что деньги – единственное, ради чего стоит вставать по утрам и продолжать жить.
Но умение убеждать не дает результатов, когда на пути все время не те деревни.
- Хидан, ты готов идти?
- Да.
- Тогда за мной. На очереди страна Воды.
- Какая чертова даль, - проворчал Хидан и протяжно зевнул, после чего побрел к выходу из пещеры.
Небо заалело, солнце неумолимо ползло к горизонту, кое-где на небе появлялись звезды, складываясь в узоры созвездий, подобно самой древней и единственной в своем роде мозаике. Тьма, ночь… оно и к лучшему. Самое подходящее время для созданий с истлевшей и погибшей душой.

Остальные представители Акацки, оставшиеся в пещере, проводили взглядом Какузу и его нового напарника.
- Ммм… - Дейдара, решив, что на сегодня речей с него достаточно, спрыгнул с каменного возвышения на земляной пол пещеры и, притаившись в уголке, принялся наполнять свою походную сумку глиной. Через пару дней им с Сасори предстояло выступить за джинчуурики Гаарой в деревню Песка. Очередная «чертова даль», как изволил выразиться новичок. Однако минут через пять веселый голос подрывника зазвучал вновь: - Как вы думаете, сколько этот продержится? Лично мне кажется, что Какузу-сан вернется с его трупом часа через два.
- Даю десять минут, - усмехнулся Кисаме, - не больше. Тот, кто в первый же миг знакомства позволяет себе такую роскошь, как пропустить мимо ушей все предупреждения Какузу, умрет раньше, чем успеет понять последствия вступления в Акацки.
- Не отвлекайся, - Итачи едва не обрушил на голову Хошигаки свою катану.
- А Вы как считаете, Сасори-данна… ммм?..
Рыжий кукольник предпочел отмолчаться. Он занимался модификацией одной из своих боевых марионеток – Хируко, и его решительно не интересовали ни судьба Хидана, ни любопытство Дейдары.
- Ммм, разве Вам не интересно? Вы бываете таким скучным, Сасори-данна. Кстати, кто-нибудь знает, зачем Зецу систематически обедает перед нами? Разве он не понимает, насколько это далеко от искусства… Ммм?
- Воспитательная акция, - Кисаме увернулся от очередной атаки Итачи. На Хошигаки трапезы Зецу давно уже не производили устрашающего впечатления, хоть в глубине души туманник и соглашался с тем, что обедать «двуликому» стоит где-нибудь подальше от любопытных глаз. - Чтоб мы не забывали, в чьем желудке окончим жизнь в случае неудачи.
- Забавно, - пробормотал Дей почему-то уже без своего коронного «ммм».

Тем временем, спустя минут пятнадцать пребывания рядом с Хиданом, Какузу понял, что старый напарник был не так уж плох. Хидан не переставал сокрушаться относительно того, что у него «отвалятся ноги», его «бесит щебетание птиц», ему «не нравится запах хвои», его «достали цветы под ногами» и так далее, при этом он не забывал материться почти через каждое слово и возносить молитвы своему темному богу Джашину.
- Ты достал уже, - Какузу заметил, что его трясет при каждой фразе, в которой участвовало имя Джашин. - Если не заткнешься, я тебе глотку перережу.
- Действуй!
- Наглый сукин сын! Ты думаешь, я шучу?! - Какузу схватил его за отвороты плаща и встряхнул. - Уважай мое личное пространство. Заткни свою чертову пасть и молись про себя, придурок! Ты прекрасно видел, как я обращаюсь с теми, кто причиняет мне неудобства.
- Отпусти, а. Во имя Джашина, - почти издевательским тоном произнес Хидан.
Новичок словно нарывался на то, чтобы его прикончили.
«Я сегодня добрый… Хочет сдохнуть, так и быть – сделаю ему одолжение», - решил шиноби Водопада, без лишних слов выхватил кунай и воткнул его в шею напарника.
Тот даже не попытался увернуться, а принял удар с какой-то непонятной радостью во взгляде. Покачнувшись, Хидан упал на землю. Глаза его были по-прежнему открыты, грудь едва заметно приподнималась.
- Уж не знаю, чем ты думал, новичок, когда вызывал меня на злобу, но запомни, наконец, хоть на те считанные минуты, что тебе осталось жить, и передай это любому дьяволу на том свете: у старины Какузу нет чувства юмора и нет времени на то, чтобы выслушивать чужой бред. Я не собираюсь ломать голову над твоим поступком. Может, это – изощренный способ самоубийства или попытка показать, что у тебя нет страха передо мною. Все, что я знаю, – поступок глупый. Мне этого знания достаточно. Прощай, мальчик.
Какузу отвернулся и побрел к лесу. Произошедшее внезапно заставило его рассмеяться… Точнее, не сама ситуация, а мысль о выражении лица Лидера, когда он узнает о случившемся.
- О, Джашин, как же мне хорошо…
Какузу вздрогнул и обернулся. Новичок по-прежнему лежал на земле, истекая кровью, но на лице его царило блаженство, подобное тому, что одолевает мужчину после незабываемой ночи в объятиях любимой женщины.
- Ты удивлен? А я думал, что ты все понял… Должно быть, я не уловил иронии в твоем голосе, когда ты упомянул о моем бессмертии. Да и какой я тебе мальчик?! Во имя Джашина, объясни мне, ты слепой или тупой?
Блондин сел, выдернул из шеи кунай, поморщился от боли и зажал рукой кровоточащую рану. Удовлетворение на его лице сменилось насмешливым выражением, которое стало совсем уж глумливым после того, как у Какузу медленно, но верно начала отвисать челюсть. На своем веку водопадник повидал немало, но еще ни разу не встречал шиноби, который способен ухмыляться после того, как ему перерезали артерию. За исключением самого себя…
- Видишь ли, проблема в том, что я действительно бессмертен.
«Чертов Лидер! Так вот о чем он говорил, когда назвал его «идеальным напарником»! - Какузу задрал голову и посмотрел в небо. Над ним пролетело несколько птиц. - Похоже, мне в самом деле некуда деваться».
- Хорошо, - водопадник вздохнул, подошел к Хидану и помог ему подняться на ноги, - начнем все сначала. Я – Какузу из Скрытого селения Водопада. Это все, что тебе необходимо знать.
- Хидан из… впрочем, незачем вспоминать о том, чего давно нет, - блондин протянул ему руку. - Послушай, тебе обязательно было перерезать мне глотку, чтобы понять, что я чего-то стою? Это ведь больно.
- Ты слишком много болтаешь – это раз, а два… Ты, видно, в самом деле не такой пустозвон, каким показался мне сначала. А теперь идем. Время – …
- …Деньги. Ты – скучный тип.
Ничего не ответив и натянув маску повыше, так, что стали видны одни лишь глаза, Какузу побрел дальше по тонкой едва заметной тропинке. Как ему ни было противно это признать, но человек, обретший бессмертие, мог считаться полноценной и весьма способной личностью. Возможно, здесь крылась какая-то тайна, слабость – он не был уверен, что существует абсолютное бессмертие.
«Интересно, как ему это удалось? Может, все дело в его деревне, какое-нибудь запретное дзюцу? Что же это за деревня, я никогда не слышал о знаке, подобном тому, что на его протекторе. Спросить или не стоит? - водопадник задумался. В Акацки не было принято расспрашивать о прошлом. Откровенные разговоры свидетельствуют о некоторой дружбе и близости, а они были лишь «клубом по интересам», где каждый таился в своем панцире, позволяя другим узнать лишь самые общие факты, например, количество своих жертв. - А-а, к черту! Можно подумать, меня это все интересует. Мы всего лишь делаем совместную работу, не более того…»
- Тебе не кажется, что за нами наблюдают? - из размышлений его выдернул голос Хидана.
Теперь, прислушавшись, Какузу в самом деле уловил едва различимые шорохи. Водопадник ругнулся: еще одна бесполезная трата времени. Изначально он рассчитывал, что ближайшая пара дней пройдет спокойно, без лишних боев, но судьба – режиссер с несколько невнятным чувством юмора. Она любит подкидывать проблемы именно в те моменты, когда их не ожидаешь.
- Берегись, Хидан!
- Ой, - произнес блондин и приподнял брови, скосив взгляд на молодого шиноби, воткнувшего ему в ключицу кунай, - второй раз за день. Ты хоть знаешь, насколько это неприятно, идиот?
Старик-шиноби в форме токудзе, явившийся вслед за молодым торопыгой, на секунду замер в недоумении, после чего крикнул:
- Генбоу, назад! Шузаку Генбоу, отступить! Это – приказ!
Юноша, вышедший из оцепенения, отскочил от Хидана и присоединился к старику.
«Шузаку? - чуть слышно пробормотал Какузу. - Ах да… Шузаку…»
Водопадник, прищурив глаза, смотрел на протекторы отряда из трех человек – такой знакомый символ, одновременно родной для него и ненавистный, уже много лет перечеркнутый на его собственном протекторе.
- Да они, никак, твои земляки, Какузу. Неужто ты не рад встрече? - Хидан заулыбался, предвкушая битву. Его взгляд наполнился фанатичным огнем.
- Вы двое – из Акацки, - сказал старик, извлекая из сумки несколько кунаев.
- Правда? - рассмеялся Хидан. - Старик, ты только что открыл мне глаза! А я все думал, почему на мне этот идиотский плащ?
- Какузу-сан? - прошептал молодой шиноби, которого звали Генбоу. Он смотрел на нукенина с благоговением. - Неужели… Неужели это и есть Какузу-сан?
- О, да ты популярен, - Хидан сбросил с плеча косу и принялся изучать свое отражение. - Я даже немного завидую.
- Шузаку, он – всего лишь предатель, не более того. Не стоит говорить о нем с восхищением, - старик скривился. - Вы не пройдете дальше, нукенины.
- Не думаю, что у тебя получится задержать нас, старик, - Какузу чуть наклонил голову и как бы сбоку оглядел двоих шиноби, после чего раздраженно вздохнул и произнес, ни к кому не обращаясь: - Ненавижу терять время на такие пустяки. Думаю, мы отступ…
- Мне надоело слушать эти пустые речи и обещания остановить нас. Джашин-сама, примите эту жертву, - неожиданно крикнул Хидан и, взмахнув косой, кинулся на Шузаку.
- Ты – мой, мальчишка! Ты должен познать, каково это – причинять боль человеку!
Шузаку ринулся в сторону, избегая ударов.
- Что б тебя, кровожадный ты наш! Учти, отвлечешься – и ты покойник! - крикнул Какузу и, перехватив руку напавшего на него старика, легко сломал ее. - Наивно это – использовать против меня приемы, созданные мной же…
«Первая миссия, - судорожно думал Генбоу, продолжая уворачиваться от атак озверевшего Хидана. Фанатик громогласно восхвалял Джашина и выглядел абсолютно безумным. - Лишь первая миссия: спокойная, поисковая… Мы не должны были встретить здесь Акацки, мы не должны были встретить ЕГО и вступать в бой с ним… Есть ли смысл сражаться с шиноби, который лично создавал почти всю боевую систему нашей деревни, который видит насквозь каждое наше движение?»

Шузаку никогда прежде не видел Какузу, ибо родился через много десятилетий после того, как тот покинул деревню Водопада. Какузу помнили лишь старики, столь древние, что им оставалось только со смирением отсчитывать дни до конца своей жизни. Многие из них презирали решение Какузу покинуть деревню, другие делали вид, словно такого джонина никогда и не было, а третьи, вроде прадеда Шузаку, временами говорили с заметной усталостью в голосе о том, что такой поступок им понятен.
- Деревня мешала ему, - сказал однажды Шузаку Шигуре, глядя на своего пятилетнего правнука, читавшего книгу о гендзюцу.
- О ком Вы, дедушка?
- О Какузу, конечно. Эти идиоты могут сколько угодно обвинять его в предательстве, но факт остается фактом – деревня была камнем на его шее.
- Но, дедушка, как деревня может мешать? - вскрикнул мальчик, отбросив книгу. - Мы рождаемся ради деревни, учимся ее защищать и умираем ради нее и ради людей, что живут бок о бок с нами!
Старик рассмеялся, глядя на мальчика, в этот момент выглядевшего слишком взрослым. В свои пять лет Генбоу уже учился в Академии ниндзя и делал удивительные успехи во всем за исключением гендзюцу. Эта область мастерства шиноби, как выяснилось, была слишком далека от мальчика. Но он стремился познать ее, как же он стремился…
Старик закрыл глаза.
- Ты пока еще не понимаешь… хотя… Твое гендзюцу – его уровень ниже среднего, оно не дается тебя, но ты все же барахтаешься, как насекомое, упавшее на спинку. Ты не оставляешь попыток встать на ноги, овладеть мастерством создавать иллюзии. Ты готов день и ночь проводить за книгами, забыв о еде, сне, друзьях…
- Так и есть.
- Он хотел того же. Он хотел знать больше техник: удивительных, запретных, скрытых в чужих деревнях. Он хотел знать то, чему не мог научиться на родине, поэтому он ушел. Все просто, верно. Он сделал то, на что у меня никогда бы не хватило смелости, хоть мне и хотелось пойти за ним, моим сенсеем… Но были еще деньги.
- Деньги?
- О да… Какузу любил только деньги. Ни друзей, ни учеников, ни женщин, ни семью он не боготворил так, как деньги. Деревня не могла заплатить ему такую сумму, которую желал получить Какузу. Я думаю, никто не сможет заплатить ему столько.
- И что, он совсем никого не любил? Ведь он же не с самого детства думал о побеге? Он же когда-то защищал деревню, а чтобы защищать что-то, просто необходимо это любить.
- Он защищал, пока ему платили.
- И что… никогда-никогда ничего не делал бесплатно?
- Нет, однажды сделал, - старик улыбнулся и закурил трубку.

- Эй-эй, мальчишка, ты отвлекся!!! Это будет тебе дорого стоить!
Шузаку закричал. Самое длинное лезвие косы скользнуло по его щеке, оставляя глубокий порез. Кровь хлынула из раны, заливая воротник куртки юного джонина.
- Генбоу, уходи! - старик продолжал сражаться, невзирая на сломанную руку. - Беги отсюда! Ты еще слишком…
- …Молод, чтобы умирать? - закричал Хидан и с наслаждением слизал кровь с лезвия косы. - Умереть никогда не поздно, старик!!! Тем более, ему больше некуда бежать!
- Прости, старик, мне стало скучно, - коротко сказал Какузу. - Райтон, Гиан!.. Одного хватило. Слишком стар, чтобы выдержать…
Водопадник бесстрастно посмотрел на труп старика, после чего обратил свой взор к Хидану. Блондин стоял в центре нарисованного на земле символа, в точности повторявшего изображение на медальоне. Коса лежала в стороне, на смену ей пришло некое подобие копья – длинный металлический кол. Хидан изменился: его тело потемнело, лицо напоминало черно-белую маску-череп.
Шузаку, вцепившись в рану на щеке, наступал на противника.
- Иди же, иди же ко мне, приближайся! Я хочу видеть твои глаза, когда ты будешь умирать, я хочу посмотреть на смерть, вытаскивающую из тебя твою никчемную душонку, шиноби.
Взмахнув колом, Хидан с размаху всадил его себе в живот.
- Ты что творишь, идио?.. - вскрикнул Какузу, но замолчал на полуслове.
Джонин из деревни Водопада, юноша лет двадцати, приговоренный судьбой к встрече со смертью на первой же миссии, вцепился руками в собственный живот и захрипел. Его жилетка потемнела от крови, ноги подкосились, и парень, покачнувшись, упал на землю.
- Больно, - прошептал он, - как же мне больно.
- Как же мне хорошо, - шепнул в свою очередь Хидан и, зажав в руке медальон, начал молиться.
- Хидан, нам пора, - Какузу подошел к напарнику, пройдя мимо юноши и даже не удостоив его взглядом.
- Полчаса, - блондин прервал молитву, - мне нельзя останавливать ритуал.
- Да что б ты в преисподнюю провалился! - пнув ближайший к нему камень, Какузу присел на землю сбоку от Шузаку, стянул со своего лица маску и, сорвав травинку, принялся жевать ее.
- Так вот какой Вы теперь…
Какузу повернулся к Генбоу. Парень едва дышал – жизнь покидала его.
- Зачем разговариваешь? Просто заткнись и умри молча – меньше будет мучений.
- Вы раньше выглядели по-другому…
- Какая разница? Того времени давно нет – оно стерлось.
- И все-таки разрешите сказать Вам кое-что…
- Ты просишь разрешения? Ну что же… давай. Мне даже стало интересно.
- Спасибо Вам…
- За что?
- За то, что спасли его тогда… Моего прадеда. За то, что не думали о деньгах, о собственной жизни, а просто спасали своего ученика. Он хотел сказать это сам, но не успел. Вы ушли, когда он был в больнице, Вы предали деревню, Вы предали его… Но все равно он хотел отблагодарить Вас… И я тоже хочу поблагодарить Вас. Я… - парень зажмурился и начал кашлять. По губам потекла кровь, капая на летнюю живую ядовито-зеленую траву.
- Хидан…
- Что? - раздраженно спросил фанатик. - Скоро закончу, мне тоже в этом нет никакого удовольствия, но таковы догмы моей религии.
- Убей его сейчас, одним ударом, если это не противоречит твоей чертовой религии. И продолжай свой проклятый ритуал.
- Жалость… А, черт с тобой, - Хидан покачал головой и, резко выдернув кол из живота, одним ударом вонзил его себе в сердце.
Конвульсивно дернувшись, Шузаку замер. Его остекленевшие голубые глаза смотрели на почерневшее ночное небо, запечатлев навечно его тьму, глубину и вечность.

Маленькая деревня шиноби, зарождающаяся, не далекая от того, чтобы исчезнуть из-за многочисленных набегов соседей. Ему довелось родиться в этом бедном селении в неизвестном клане. У него не было ничего за исключением собственного ума, упорства и таланта. Когда ему было семь, погибли родители. Им заплатили, чтобы они сопровождали какого-то знатного господина, но кто-то другой заплатил больше другим шиноби, дабы они умертвили и господина, и его охрану. Вместе с осознанием смерти родителей в его детскую голову пришло и осознание того, что миром правят не феодальные лорды, не Каге, не люди в принципе, а деньги. Всего лишь жалкие на первый взгляд бумажки, придуманные человеком, обыкновенные куски металла – монеты, отчеканенные человеком. Созданные руками человека маленькие могущественные боги. Как только он разобрался в этой нехитрой системе управления миром, он стал трудиться еще усерднее, нежели прежде, он стремился прибрать к своим рукам всех богов.
- До чего же ненужный бой. Мы могли просто уйти, - сказал Какузу.
Воспоминания продолжали выскакивать из хранилища в его памяти, подобно чертикам из коробки. Взросление, первые достижения, первые экзамены, первые победы. Рост деревни, расширение владений страны Водопадов. Долгожданный ранг – джонин. Долгожданные боги, звенящие в его карманах, шуршащие в руках… Боги, которые словно шептали, что их еще слишком мало.
Первые ученики. Он никогда не задумывался о других: за это не платили денег. Он бесстрастно учил детей мастерству ниндзя, не обращая внимания на их восторженные взгляды, не слыша их мечты о том, чтобы попасть в команду к «самому Какузу-сану». Быть может, если бы его интересовало признание и всеобщая любовь, он бы заметил это поклонение собственной личности, но, опять же, любовь и обожание в карманах не звенели.
Первая женщина… Забытая женщина, навеки забытая. Женщинам нужны подарки и любовь, он же не был способен ни на то, ни на другое.
Очередная война. Вот что не было первым в его жизни. Однако в этот раз первыми оказались шрамы. Прежде никому не удавалось даже оцарапать его. Не удалось бы и на этот раз, если бы не малолетний глупец Шузаку Шигуре, жалкий генин, возомнивший себя великим воином и ринувшийся в самую гущу схватки. У Шигуре были ловкие руки, отличная скорость, но полное отсутствие мозгов. Он отличался импульсивностью и вспыльчивостью, но, тем не менее, Какузу считал его неплохим учеником. Во всяком случае, когда на тренировочной площадке появлялся Шигуре, о скуке можно было забыть.
Теперь же это создание, обычно клявшееся каждые пять минут «порвать всех в клочья», лежало без движения на земле с катаной, прошившей насквозь его левый бок. И враги, насмехаясь, наступали тяжелой обувью на его хрупкое подростковое тело, ломая тонкие кости. Их хруст казался оглушительным, перекрывающим гул сражения.
В тот день Какузу впервые заслонил кого-то собою. Но ведь все в жизни бывает впервые, верно? Тогда же, обдумывая свой поступок, он впервые испугался, поняв, что начинает привязываться к людям и к этой деревне, что его боги стали разговаривать значительно тише, их звон больше не такой приятный. Привязанность к месту не оставляет возможности для самосовершенствования… Где он это слышал? Быть может, сам придумал просто для того, чтобы был повод сбежать от таких непонятных чувств, как переживание за кого-то, желание помочь. Он ушел сразу же, как закончилась война. Он все-таки отдал свой долг деревне, защищая ее до тех пор, пока последний шиноби вражеской армии не умер подле его ног, словно бродячая собака.

- Уйти? - эхом отозвался Хидан. - Сбежать, значит? Проявить слабость? Я никогда не буду проявлять слабость в бою.
- Опять идиотские догмы твоей религии?
- Нет, мои собственные идиотские догмы. Я буду драться с каждым, кого встречу на своем пути, с каждым, кто будет против меня… Это позволит мне почувствовать себя… А, что я с тобой разговариваю? Не лезь мне в душу, и все.
- Почувствовать себя живым – ты это хотел сказать? - переспросил Какузу.
- Не твое дело, - Хидан ускорил шаг. - Это не твое, черт возьми, дело. Отцепись от меня, иначе я украду все твои деньги и сожгу их – месть более изощренная, нежели убийство, я прав?.. Слава Джашину, лес наконец-то закончился… Чертов лес, как же я ненавижу эти проклятые живые деревья, как же я ненавижу все живое! Я ненавижу все живое…
Перед ними, залитый лунным светом, тянулся луг. Он простирался до самого горизонта, до едва виднеющихся домишек какой-то деревни. Ветер, сильный, пронизывающий до самых костей ветер, окутал их – пару незваных гостей, не живых и не мертвых, застывших, словно статуи, среди цветов и высокой травы. Какузу глубоко вдохнул запах цветов и неумолимо приближающегося дождя.
- Остановимся здесь.
- Как скажешь.
- Я не хотел лезть в твое личное пространство, это не в моих правилах, просто…
- Да-да, я знаю. Просто так получилось, - Хидан устроился под деревом, плотнее закутался в плащ и закрыл глаза.
Неимоверно хотелось спать. Ритуалы всегда утомляли его – они отнимали слишком много энергии, но нельзя было злить великого Джашина, иначе он покинет одного из своих детей. И тогда не останется больше ничего… Он услышал, как Какузу устроился неподалеку. Монеты шумно звякнули в кармане водопадника.
- Битва до последнего… - вдруг произнес Какузу. Его слова были едва слышны из-за ветра. - Такие принципы погубят тебя.
- Я бессмертный, помнишь?
- Абсолютного бессмертия не бывает.
- Бывает, уж поверь мне, - Хидан вздохнул. - Память – хреновая штука, да? Если бы я был богом, я бы залез в человеческий мозг и удалил оттуда все клетки, ответственные за сохранение информации. Тогда бы я не терзался больше, вспоминая о прошлом, о тех, кого я давно пережил… и о ней.
- Женщина… Так все дело в женщине… Она погибла, так? Скорее всего, это случилось, когда ты бегал за бессмертием, умирал и возвращался к жизни вновь. Хочешь чувствовать себя живым, чтобы тело и разум вспомнили те дни, чтобы появилась иллюзия возвращения к прошлому и к более нормальной жизни?
- Надеюсь, Вы закончили, доктор? - Хидан криво усмехнулся. - Пункт первый – моя жизнь никогда не была нормальной, пункт второй – я не гонялся за бессмертием, оно само нашло меня в лице моего бога и моей веры, пункт третий – к чертям собачьим романтику. Я убил ту женщину собственными руками. Я всего лишь убил ее… Ха-ха… Просто взял и убил единственного дорогого мне человека. Это все, что я помню о ней. Ни лица, ни имени – ничего, кроме ее крови на моих руках. Но это больше не имеет значения, - Хидан зашелся в диком хохоте, после чего перевернулся на другой бок и затих.
Какузу выронил монеты, которые до этого подбрасывал в руке, и даже не попытался собрать их. Шиноби Водопада смотрел на странного человека, с которым его столкнула судьба, которого он возненавидел с первой встречи, которого он продолжал ненавидеть во время вынужденного рукопожатия, но все же которого он неожиданно для самого себя начал понимать.
Сколько правды было в его безумных молитвах, сколько гордости в словах «Я – бессмертный»? Все дело было в том, что ни правды, ни гордости Какузу не нашел – он видел лишь одно горькое разочарование, о котором, наверное, не догадывался даже сам бессмертный. С какой злобой он проклинал все живое, но с какой болью и завистью смотрел на людей, способных, в отличие от него, умереть.
- Ты спишь? - спросил он Хидана. Тот не ответил, хоть и был далек от того, чтобы уснуть.
«Люди, - думал бессмертный, глядя на небо, - как же я вас ненавижу за то, что вы – такие тупые мерзкие сволочи, не понимающие своего счастья. Вам, черти вас задери, дана возможность жить и умереть, но вам мало. Вы вечно жалуетесь, что вас не любят, не ценят, не докармливают, что вы смертны… О, как вы все хотите стать бессмертными… Я был таким же: тупым, нелюбимым, недокормленным и, вашу мать, недооцененным. Потом я стал бессмертным… Что изменилось? Если вы всадите мне нож в сердце, я улыбнусь вам и продолжу жить, если вы отрежете мне голову, я пришью ее обратно и выживу. Я буду стоять на вершине вечности и поплевывать на вас сверху, глумиться над вами и отпускать пошлые шуточки. Завидуйте мне, мои жалкие смертные друзья, но знайте, что при этом, если мне размозжить мой никчемный череп, я буду страшным уродом, но выживу. Если мне оторвать руки и ноги, вытащить внутренности и закатать меня по частям в трехлитровые банки, я тоже буду жить и чувствовать боль каждой из своих оторванных конечностей. И даже если я буду в столь изуродованном состоянии, отдыхая в банках с формалином и счастливо моргая и шмыгая носом, молить Джашина о смерти, все, что ответит мне великий Джашин: его дар дается единожды и навсегда. И если мне будет суждено узреть конец времен в банке с формалином, так тому и быть… Ну как, все еще хотите жить вечно?.. Впрочем, да простит меня великий Джашин за этот жалкий, никчемный поток богохульства, ибо я не более чем бывший человек. На самом деле я доволен, я всем доволен… Я готов встретиться с вечностью… Я пожертвовал слишком многим, чтобы увидеть конец света, и теперь мне некуда отступать. Помните же: я выживу, даже если вы меня обратите в пепел, я буду молиться во имя Джашина, даже если вы оторвете мой язык, я буду…»
Сон окутал его, погружая во тьму. Безмолвную, но такую успокаивающую. Где-то далеко в этой тьме, подобно звезде в ночном небе, вспыхнул и погас образ, едва различимый, желанный и ненавистный одновременно. Образ исчез, оставив после себя прежнюю пустоту, – туда ему и дорога. Пусть убирается подальше, ангелу нечего делать в мыслях демона.
И все же до чего же это был длинный день…