Промозглый обычный день в самом обычном городе. Вроде уже дело к полудню идет, а на улице все так же темно. Непроглядные серые тучи заслонили собой солнце и лазурное небо. Может, оно и к лучшему. Сильные порывы ветра срывают мелкий снег, который в народе зовется крупой. Снег в небе и грязь на земле. Своего рода инь и янь. Какая ирония. Один из этих символов должен нести в себе добро. Что-то не видно. Впрочем, я никогда не заморачивался по этому поводу. Да. Обычный серый день. Не зима и не осень. Что-то среднее, совершенно непонятное. Оттого все и страдают. Человека издавна страшит неведение. Меня оно всегда напрягало...
Несколько синиц летят в небе. Глупые птицы. Все, что им нужно – это еда и тепло. Как бы я хотел опуститься на их уровень и тупо радоваться каждому новому дню. О, они медленно спускаются и садятся на ветку давно вымерзшей вишни перед моим окном. Не знаю, почему я ее до сих пор не спилил. Жалко, наверное. Вот одна из них прыгнула прямо к моему окну. Вы поглядите, она еще и пялиться на меня вздумала. Наверное, хочет, чтобы я ее покормил. А взгляд-то какой пристальный, какой-то укоризненный. Вот и думай после такого, что птицы глупы. Так или иначе, это не важно. Хотя все же любопытно, что она видит и о чем думает. Наверное, что-то вроде: «Что за идиот? А вроде еще совсем молодой, лет двадцать, плюс-минус два года. А глаза как у старика. Наверное, он много пережил за свою недолгую жизнь. И вряд ли все было так уж радужно. Зато красив. Среднего роста, хотя как понять, когда он, как бревно, валяется на кровати. И мышцы вроде есть. Не то что у некоторых современных молодых людей — без слез не взглянешь. Всегда было интересно, чем они свои кости двигают. Но этот парень другой. Впрочем, он определенно чем-то болен. Кожа бледная. Под глазами залегли жуткие синяки. Черные бездонные глаза пусты, а взгляд полон пофигизма и безысходности. Наверное, он умирает. Вполне возможно, что душа его уже мертва. А это – только оболочка, которой тоже, впрочем, уже недолго осталось. Я знаю. Я много летала по свету. Многих видела. Этот парень определенно особенный. И, как и всех ему подобных, мир убивает его. Торчащий гвоздь забивают. Это про него. Вот интересно, долго ли он еще будет на меня пялиться? Может, пойдет и принесет нам что-нибудь поесть. Мы-то хотим жить. Но парень, похоже, и не думает вставать. Более того, он поудобнее улегся на подушке и закрыл глаза. Спит или умер? Кто ж теперь скажет. Длинные черные волосы рассыпались по белой подушке. Жаль его даже как-то. О, да он жив. Смотри, дышит. Вот только как-то медленно. Обнаженная грудь почти не движется. Мда, этот тип определено странный...»
Тут тишину и спокойствие комнаты нарушает мелодия. Красивая такая, грустная. Сначала это дуэт — гитара и пианино. Это звонит телефон. Точнее, мой младший брат пытается до меня дозвониться. Порой мне кажется, что эта мелодия написана специально для того, чтобы у меня с ним ассоциироваться. Не хочу брать трубку. У меня на это есть целых две причины. Во-первых, если сейчас взять, то прекратится мелодия. Почему-то она мне нравится. О, вот парень начинает петь. Голос его довольно высокий для мужчины, а мотив напоминает плач. Будь я девушкой, я бы тоже заплакал, но я мужчина, поэтому не буду. Ну а вторая причина – как только возьмешь, мой брат тут же внесет в мое тихое уединение и хрупкое равновесие зерно раздора, беспокойства и нового невроза. А я от этого так устал. А телефон все звонит. Вы поглядите, и не надоело ему еще? Вообще не похоже на этого психа. Он обычно, чуть что не по его, сразу закатывает истерику или пытается разобраться с проблемами грубой силой. Зеленый еще совсем. Дури много, вот и бесится. Лучше бы себе занятие придумал. Хотя, о чем это я? Думать-то ему по определению нечем. Мозги из той головы уже давно вышибли. А телефон все звонит. Неужели так хочет со мной поговорить? Интересно даже, что ему понадобилось?
- Да, Саске...
Неужели я это сделал? Поверить не могу. Впрочем, игнорировать его вечно тоже невозможно. О, вот и реакция. Стоит мне хоть чуть заставить его ждать, тут же можно услышать о себе много новых, порой даже интересных, фактов, выраженных отборным матом. Вот и сейчас. Бог мой, и что он там лопочет? Будто я его слушаю.
- Хватит орать... Надоело.
О, кажется пыл по угас. Наверное, исчерпался весь его немногочисленный словарный запас. И это таки прямо заметно. Количество произносимых им слов в минуту заметно уменьшилось. Теперь мой мозг может извлечь из этого потока хоть какую-то информацию. Сначала это отдельные слова. Постепенно они переходят в какую-то абстрактную массу, а потом и в конкретную мысль. Похоже, ему надо встретиться со мной. Зазывает меня куда-то.
- Не... мне влом. Если так надо, то сам тащи свою задницу ко мне.
Опять тирада из нецензуры в мой адрес. Как же меня это иногда выводит. Какого? Я же его старше. Где законное уважение?
- Да задрал ты материться! Хочешь, чтобы тебя слушали нормальные люди — изъясняйся по-человечески!
О, сейчас он начнет мне что-то лечить про своих «нормальных» друзей. О, я знал. Как же он предсказуем.
- Вечером я не хочу — темно и холодно... Ну и что, что тебе надо. А мне не надо.
Опять этот дурак начинает истерить и брызгать пеной изо рта. И что вот прикажете с ним делать? Сегодня такая погода, что надо дома сидеть и попивать чай с малиной. Вот только мне нельзя есть малину. Да и вообще никакого сладкого. Но кому до этого какое дело. А ему надо, чтобы я вечером тащился фиг знает куда, чего-то разбирался, выяснял отношения. Конечно, я понимаю, что рано или поздно это все равно должно случиться. Но почему именно сегодня?
- Ладно. Ладно, я приду, если будет время.
Такой ответ, конечно, не устраивал Саске. Он-то привык, что все его прихоти исполняются тут же. Но от меня он этого не дождется. Я сбросил вызов, тем самым останавливая новую тираду нецензурной брани и давая понять, что разговор окончен. Ну и что, что я не сказал ему четкого «да». Сам факт того, что я готов подумать над его словами, означал, что я приду. Но не будем о грустном. Это ведь только вечером. А сейчас... Ого, уже двенадцатый час. Как быстро время летит. Наверное, стоит пойти и позавтракать.
Я встал, подошел к зеркалу — зрелище то еще. Я пошел дальше. Наконец добравшись до кухни, я прямиком направился к холодильнику. На дверце магнитиком была прикреплена записка от Сакуры. Я быстро пробежался взглядом по ровным тонким строкам неразборчивого почерка. Да, Сакура и впрямь врач. Я ни хрена не разобрал. Впрочем, я и без этого знаю, что там написано: «Ешь хорошо, Итачи. Придерживайся диеты и не забывай про уколы». Кстати, пора бы ей уже вернуться с дежурства. Ну и что, что она только студентка, она подрабатывает в поликлинике в соседнем районе. Работа каторжная. Платят копейки. Но она говорит, что ей нравится. Она вообще человек очень добрый и самоотверженный. Нянчиться со мной – та еще работенка. Любая другая девушка давно бы уже поставила на мне крест и ушла. Но не Сакура. Я открыл холодильник и вконец расстроился. На полках были какие-то «полезные» продукты, куриный суп... еще что-то, а на дверце покоились ампулы с инсулином различного времени действия. Да, я — диабетик. Уже почти два года. Я закрыл холодильник, так ничего и не взяв. Поставил чайник. Буду давиться крекерами. Несмотря на долготу моей болезни, я так и не смог привыкнуть к своему новому рациону. Более того, мне «повезло». У меня самая тяжелая форма сахарного диабета. Кроме диеты, в мою жизнь твердо вошли ампулы и шприцы. В какой-то период организм просто перестал вырабатывать нужное количество инсулина. Теперь, чтобы жить, я сижу на игле. Меня это угнетает. Ненавижу зависеть от чего бы то ни было... Взгляд снова упал на записку на холодильнике...
Сакура. Как я благодарен ей за то, что она со мной все эти два года. Это ведь именно она вызвала тогда скорую, когда случилась первая диабетическая кома. С тех пор она частенько спасает мою никчемную жизнь. Сакура. До сих пор не могу сказать определенно, что нас с ней связывает. Это не отношения между мужчиной и женщиной, скорее, мы как брат и сестра. Наверное, она чем-то заменила мне мать и Саске в одном лице. Сакура...
Засвистел чайник. Я налил себе полную чашку обжигающе горячего чая без сахара. Я терпеть не могу несладкий чай, но уж лучше так, чем эти чертовы заменители. От них меня всегда тошнит. Позавтракав, если такое вообще можно назвать завтраком, снова пошел к себе. Но, по пути вспомнив о голодных синицах, вернулся на кухню и отломил немного хлеба. Добравшись, наконец, до окна в своей спальне, я открыл его и кинул хлеб под все ту же вишню. Синицы явно обрадовались — сразу накинулись на еду. Я же, почувствовав себя необыкновенно уставшим, улегся на кровать. Скучно. Под руку попался телефон. Как кстати. Я включил плеер. Из динамика потянулась мелодичная грустная песня, которая обычно возвещает о том, что мой брат жаждет со мной поговорить. Песня называется «Take It All Away», что переводится с английского как «Забираешь все». Поют некто Red. Все, что я знаю об этом исполнителе – это название и что мне нравится голос солиста. Красиво поет, печально. Когда я слушаю, мне кажется, что это моя душа плачет. От этого незначительного выплеска эмоций становится немного легче.
Я устало закрыл глаза. Просто слушаю...
You've stripped me down, the layers fall like rain
It's over now, just innocence and instinct still remain
You watched me while I slowly disappeared
I reached for You to save me; You were frozen in Your fear
Take it all away
Take it all away
Take it all away
Take it all away
Circling the pain inside my soul
I reached inside Your silence to steal what You won't show
I tried to find the answers in my fears
But what was found is lost again as soon as it appeared
Take it all away
Take it all away
Take it all away
Take it all away
I'm breaking; I can't do this on my own
Can You hear me screaming out, am I all alone?
You take away
(Примечание автора. Перевод песни:
Ты обнажил меня, слой за слоем упали, как дождь,
Все кончено, остались лишь невинность и инстинкт.
И Ты смотрел, как я медленно исчезал.
Я тянулся к Тебе за помощью, но Ты был скован своим страхом.
Забираешь все.
Превозмогая боль внутри моей души,
Я тянулся сквозь Твое молчание, чтобы забрать то, что Ты скрываешь.
Я пытался найти ответы в своих страхах.
Но все, что было найдено, исчезло в тот миг, как появилось...
Забираешь все.
Я сломлен, я не могу сам ничего поделать.
Слышишь ли ты мой внутренний крик, неужели я совсем один?
Ты забираешь...)
Песня воспроизводилась снова и снова. Постепенно я перестал ее слышать. То ли я засыпал, то ли это снова я впадал в кому. Скорее второе. Я ведь так и не вколол себе новую дозу инсулина. В глазах стало темнеть. Картинка расплывалась. Разум погружался в блаженное состояние покоя и безмятежности. Я терял сознание. Может, это конец?
Отдаленно я услышал, как в замочной скважине повернулся ключ. Галлюцинация или все же это Сакура, наконец, вернулась? Уставшая девушка почти вползла в квартиру, в которой жила уже больше года. Ее короткие светло-рыжие волосы с легким розовым оттенком были собраны в неаккуратный, наспех сделанный высокий хвост. Девушка сняла теплые, высокие черные сапоги на плоской подошве. Прошла чуть дальше в коридор. Сняла с себя серое с пушистым меховым воротником пальто и повесила на крайний крючок вешалки.
- Я вернулась.
В ответ никакой реакции, что странно. Обычно я всегда выхожу ее встречать. Но сейчас я не в состоянии. Девушка нахмурилась. Она пошла прямиком в мою «берлогу», как она ее называла. Пестрые носки заглушали и без того тихие, почти невесомые девичьи шаги. Каждый шаг сопровождался легким поскрипыванием потрепанных теплых джинсов темно-синего цвета.
- Итачи, ты тут?
Не дожидаясь ответа, она вошла. Одного взгляда хватило ей, чтобы определить причину моего странного поведения.
- О, черт!
Мой личный врач бросилась со всех ног к холодильнику со спасительными для меня ампулами. Несколько точных движений, и с легким клацаньем ампула открыта. И вот она бежит обратно ко мне с набранным шприцем лекарства самого быстрого действия. Укол. Я его не почувствовал. Она кладет пустой шприц на стол неподалеку и устало садится рядом со мной на край кровати. Берет меня за руку.
- Ну же, держись. Всего десять минут, и все пройдет. Только не умирай...
Ее глаза сейчас наверняка выражают самые разные чувства. Беспокойство, усталость, желание от всей души мне врезать. Да, да, именно врезать. Это уже не первый случай, когда я «забываю» вколоть себе инсулин. Вскоре инъекция начинает-таки действовать. В ближайшие 2-3 часа моей жизни снова ничего не угрожает. Постепенно я прихожу в сознание. Удостоверившись, что со мной все хорошо, она тут же валится рядом и мгновенно засыпает. Бедная моя, в последнее время ты жутко устаешь. Я привстаю, чтобы укрыть нас одеялом, а потом, обнимая ее и прижимая к себе, как самое дорогое сокровище, засыпаю.
Но сон мой недолог. Примерно через час я снова открываю глаза. Сакура все еще спит. Мой рыжий ангел-хранитель. Ну ничего. Недолго тебе мучиться осталось. В конце концов, ты заслужила отдых от меня. Я встал с кровати. Делать было не фиг. Я решил прогуляться. До встречи с Саске еще есть время. Много времени. Я неспешно оделся. Можно было уже выходить. Но что-то меня тормозило. Я присел возле все еще спящей Сакуры. Сидел и просто рассматривал ее лицо. Внимательно так, усиленно запоминая каждую черту. Почему-то у меня было ощущение, что больше я ее никогда не увижу. А потому хотелось сохранить ее милый образ в сердце как можно дольше. Но время нещадно. Оно идет независимо от нашего желания. Пора выходить. Напоследок я погладил ее по голове и поцеловал в висок. Спи сладко, мой ангел. Ты это заслужила. Взглянув на нее еще разок, я вышел из комнаты, а затем, закрыв входную дверь на ключ, - и из квартиры. Посмотрев на часы в телефоне и убедившись, что время еще есть, я завернул в какой-то бар по дороге. Место было темное и сомнительное, но теплое. Я заказал стопку водки — алкогольный напиток, который строго-настрого мне запрещен, если я хочу жить. Пожалуй, это «если» и было ключевым. Просто я устал. А эта разборка с Саске, на которую я так стремлюсь попасть, станет финальной сценой в моей жизни. Наверное, это и к лучшему. Наконец, принесли заказ. Я выпил стопку одним махом без закуски. Холодная водка разливалась по мне, обжигая меня изнутри. Алкоголь тут же дал в голову. Это не удивительно. Я посмотрел на телефон, на заставке стояла наша детская фотография. Я, Сакура и Саске. Мы счастливо улыбались, не подозревая о том, что случится в будущем. Я вспомнил о Сакуре. Меня стала мучить совесть — я ведь с ней так и не попрощался. Тогда я решил, что нужно записать голосовое сообщение. Я тяжело вздохнул. Я прекрасно знал, что она расстроится. Хотелось ее как-то успокоить. Наконец я подобрал слова.
«Я знаю, что веду себя как последняя свинья, но я уверен, что со временем ты поймешь. Когда ты услышишь это сообщение, меня уже не будет на этом свете. Я так долго был причиной твоих страданий, что продолжать так дальше уже просто не могу. В последние годы сама жизнь потеряла свой смысл. И только ты удерживала меня. Была связующим звеном между мной и миром. Но больше так не может продолжаться. Я слишком виноват в том, что случилось два года назад. Надеюсь, ты все поймешь. Всегда понимала. Прости меня, Сакура. Прости и прощай...»
Я поставил таймер на отправку, расплатился и вышел на улицу. Сильный холодный ветер ударил мне в лицо. Наверное, он хотел остановить меня, но это бесполезно. До встречи оставалось примерно полчаса. Я медленно направился к месту, назначенному моим братом. Постепенно ветер стихал. Природа признала свое бессилие. Вот он, тот парк. Я прошел через главный вход. Саске и его «друзья» уже были там. Меня не пугало их количество. Просто было противно, что он втягивает их в наше личное дело. Я окинул их презрительным взглядом. Один «краше» другого. Ничтожества... Саске самодовольно пошел мне навстречу. Когда между нами осталось всего несколько шагов, он остановился. Смазливое личико выражало нечто злобное. Сейчас он походил на голодного хомячка, а скорее – на хомячиху. По характеру мой брат даст фору любой бабе. Эта ассоциация вызвала у меня улыбку. Саске мгновенно завелся. Он орал что-то бессвязное. Но общий смысл до меня дошел — он ненавидит меня. Не могу сказать, что это для меня сюрприз. Но от его слов душа снова стала плакать, а сердце – обливаться кровью. Все его обвинения были правдой. Мы оба это понимали. Но я мужчина, я не имею права показывать свою боль. Только не перед этими отбросами. Я что-то отвечал, мой брат снова кидался на меня, проникая своими словами в самые больные места. От нервного напряжения мои глаза перестали реагировать на свет. Хотя стресс — это только повод. Причиной стал мой диабет. Слава богу, что Саске ничего о нем не знает. Рассудок тоже стал мутнеть. А мой брат все истерил и истерил. Наконец я произнес то, что раз и навсегда решил когда-то ему ни за что не говорить.
- Прости меня, Саске.
Я понимал, что жить мне от силы еще минут пятнадцать. Для меня было важно, чтобы моя смерть унесла за собой хотя бы часть его боли. Он врезал мне. Кулак пришелся прямо в щеку. От слепоты я до последнего не знал, что в этот момент он делает. Слова словами, а действия действиями. Удар не был для меня неожиданностью, но отразить его бы я точно сейчас не смог. Я упал на одно колено. Стал кашлять. Судя по специфическому вкусу во рту, я кашлял кровью. Наверное, трагичное зрелище. Один брат бьет другого. И кровь на девственно белом снегу. А Саске все не останавливался. Физической боли я не чувствовал, душевные раны покрывали ее с лихвой. В конце концов, я повалился на спину. На теле не было ни одного живого места. Я слышал тяжелое дыхание брата где-то совсем рядом. Ощущал холод под собой. Но вдруг все это оборвалось. Я перестал чувствовать свое тело, вкус крови на разбитых губах. Я все еще слышал какие-то отдаленные звуки, голоса. Но уже не был в состоянии понять их. Разум постепенно угасал. Я умирал. На этот раз навсегда. Даже если бы кто-нибудь и сообразил сейчас вызвать скорую, то врачи в первую очередь возьмутся за раны. И никто сразу не поймет, что убивает меня совсем другое... Перед глазами всплывают картины прошлого. Отдельные кадры из жизни, мелькающие в обратном хронологическом порядке.
Сакура сладко спит возле меня. Врач ставит мне диагноз — сахарный диабет, развившийся в моем случае на основе психологической травмы. Сакура плачет — жалеет меня в больнице два года назад. Известие о том, что папа и мама скончались на операционном столе. Авария, в которую я попадаю вместе с родителями. Я за рулем, а Саске сдает последние экзамены... Я, Саске и Сакура вместе гуляем и фотографируемся. Счастливые, мы не знаем, что ждет нас впереди...
Вот она, моя жизнь, и подошла к своему логическому завершению. Теперь-то я, наконец, искупил свою вину перед ними. Пусть они снова помирятся... Саске и Сакура...
Подъехавшая через несколько минут скорая забрала с собой избитого до полусмерти парня лет двадцати, плюс-минус два года. Черные длинные волосы и такие же черные глаза. Особых примет нет. Смерть наступила в результате острой инсулиновой недостаточности в районе четырех часов вечера. Дата и подпись мед. эксперта.
