Он пришёл домой. Солнце скрылось за облаками так же быстро, как скоро он вспомнил события вчерашнего вечера. Его глаза потемнели от печали и тоски, и он, остановившись у кресла, которое осталось нетронутым с вечера, взглянул в окно. Небо совсем посерело, затянулось тяжёлыми тучами. По стеклу проложила влажную дорожку первая капля дождя. Она ещё сильнее напомнила ему о вчерашнем. Ведь она была так похожа на слезу… её слезу, которая скатилась из её красивых больших глаз при виде него. За первой по стеклу последовали вторая, третья, четвёртая… За окном тихо зашелестел дождь. Поверхность стекла покрылась маленькими капельками, которые, укрупняясь, сползали вниз и падали на землю, рассыпаясь на тысячи мелких брызг. Он вздохнул и опустил взгляд. На душе было так же пасмурно и пусто, как и на улице, но это его не утешало. Из-за непогоды он расстраивался и грустил ещё больше.
Вчера шёл такой же дождь. В это же время. Солнца совсем не было видно. Не осталось ни одного голубого кусочка неба. Всё заволокло тяжёлыми серыми тучами. Издали гремели раскаты приближающегося грома. Он тогда, как обычно, сидел за компьютером. В самый разгар дождя он услышал стук в дверь. Робкий, но настойчивый. Оставив игру на самом интересном месте, он, немало раздосадованный, спустился в прихожую и открыл дверь. Каково же было его изумление, когда на пороге своего дома он увидел Её! Ту, которую уже совсем не чаял увидеть. Она вся намокла, летнее платье облепило её фигуру, пряди волос, обычно аккуратно собранные в шишку на боку, рассыпались по плечам, а заколка с бумажным цветком представляла собой жалкий вид. Когда она встретилась с ним взглядом, он увидел в её глазах такую глубокую печаль и боль, каких никогда прежде не замечал за ней. Она вся дрожала. Губы пытались что-то сказать, но от холода она не смогла ничего произнести.
– Боже, родная… – он завёл её в дом и обнял.
По её щекам покатились слёзы, и она, не переставая дрожать всем телом, доверчиво прижалась к нему и уткнулась лицом в его плечо. Он не мог понять, почему она в таком состоянии, почему такое страдание написано у неё на лице. Это его настолько потрясло, что с минуту он пребывал в лёгком шоке, не зная, что сказать. Он только целовал её волосы и, не переставая крепко прижимать её к себе, гладил её поникшие плечики, хрупкую тонкую талию. Он и думать забыл о компьютере.
Усадив её в ближайшее кресло, он закутал её в тёплый шерстяной плед и сел у её ног на корточки, не переставая всматриваться в её белое, как мел, лицо, и не отпуская холодных, как лёд, рук.
– Что случилось, Конан? – наконец, нашёл в себе силы спросить он. Подняв её заплаканное лицо за подбородок к себе, он взглянул в её полные безысходной печали глаза. Ему стало так больно за неё. – Что случилось, скажи мне. Почему ты в таком состоянии?
Слёзы всё ещё шли из её глаз, и он каждый раз нежно вытирал их рукой, терпеливо ожидая, когда она раскроет ему, в чём причина такого её расстройства.
Перестав дрожать всем телом от холода и немного придя в себя, она разомкнула обескровленные губы и почти шёпотом начала говорить:
– Я снова в ссоре с родителями… Снова всё началось… И они мне сказали сегодня… Знаешь, что они мне сказали? – при этих словах слёзы, уже мало-помалу перестававшие литься, с новой силой потекли из её глаз. – Они сказали, что мы уезжаем.
Он побледнел.
– Завтра утром…
Он опустил отрешённый взгляд, инстинктивно сжимая в своих широких ладонях её маленькие ручки, словно не желая её отпускать. Самые разные мысли хаотично проносились у него в голове. Он понимал, что всем своим существованием не хочет её ухода, не хочет отпускать её. Как же он без неё… Она ведь так дорога ему... Каждый её жест, улыбка… всё, что связано с ней, ему до боли дорого. Ничто не сравнится с тем чувством, когда он слышит её шаги на ступеньках своего крыльца, когда она открывает дверь и оказывается в его объятиях. Раздаётся её тихий ласковый смешок, и она, целуя его в нос, говорит, что рада видеть его. Ничто не сравнится с тем, что он чувствует, когда зарывается лицом в её благоухающие волосы, когда касается пальцами её шеи, и она смеётся, когда рассказывает ему что-то, а он не слушает её и только любуется ею. Она потом возмущается, а он только смеётся в ответ. Когда он отдыхает на диване, пока она за него моет посуду на кухне, а он только делает вид, что спит. На самом деле он прислушивается к тому, как она, закончив с мытьём, идёт к нему. Когда она наклоняется к нему, проверяя, уснул он или нет, и легонько касается губами его щеки, он, уже не в силах сдержать улыбку, хватает её за шею и валит на диван рядом с собой. Она, слегка испугавшись, возмущается и дубасит его по плечу своим маленьким кулачком. Он улыбается, ловит её кулачок и подносит к губам…
Они были так счастливы… Очень счастливы… Им больше ничего не нужно было, кроме друг друга. Но когда Конан познакомила своих родителей с ним, они отнеслись к нему недоброжелательно. Они не одобрили выбор дочери и запретили ей общаться с ним. Категорически. И теперь он не может сделать ничего. Он бессилен против их воли. И это его злило. Раздавшийся её тихий всхлип заставил его очнуться от отрешённости и раздумий. Он поднял голову и обнял её.
– Они запретили мне приходить к тебе, – продолжала она сквозь слёзы. – Сказали, чтобы я забыла о тебе навсегда. Но я… как я могу забыть тебя?! – она вздохнула, переводя дыхание. И снова заговорила: – Тогда я убежала через нижний балкон…
Он с изумлением взглянул на неё.
– Господи, – проговорил он, – ты не ушиблась?
– Нет, я в порядке, – ответила она. – Я побежала к тебе. Я хотела… хотя бы в последний раз увидеться с тобой. И попрощаться…
Эти слова болью отдались в его сердце. Она снова продолжила.
– Я знаю, они скоро хватятся, что меня нет, и придут сюда. Поэтому, я должна спешить… Прости…
Она опустила взгляд и слёзы одна за другой закапали на пол. Скинув плед, она встала и, не успев сделать шаг вперёд, почувствовала его руки на своих плечах. Она подняла на него взгляд и хотела было сказать что-то, как очутилась в его тёплых, крепких и таких надёжных объятиях. Мысль о том, что там, куда её увозят, никто уже её так не обнимет, заставила её сердце больно сжаться, и она обняла его в ответ. Он молчал, словно собираясь духом и подбирая слова. И потом заговорил.
– Родная моя, – произнёс он. – Всё будет хорошо, верь в это. Не грусти, не расстраивайся, не думай о плохом. Думай обо всём хорошем. Мы ещё встретимся с тобой, это не навсегда, – он коснулся губами её волос. – Я знаю, что тебе будет непривычно и одиноко без меня. Да и мне без тебя тоже. Но это просто нужно пережить. Понимаешь? Пройдёт какое-то время, и мы с тобой снова увидимся. Обязательно увидимся.
– Может ты прав… – сказала она. – Но я так не хочу этого! Не хочу покидать тебя, переживать это всё. Мне так надоели эти бесконечные препятствия. Иногда кажется, что всё против меня! Почему бы всем просто не оставить в покое и меня, и тебя?
– Всё хорошее впереди. Запасись только терпением, – он крепче прижал Конан к себе. – Я уверен, это последнее, что нужно пережить. После этого всё наладится, всё встанет на свои места. И ты снова появишься на моём крыльце, и я снова тебе улыбнусь, и всё будет, как раньше, – он немного улыбнулся ей, чтобы приободрить её.
Конан не могла не улыбнуться ему в ответ. Её улыбка так обрадовала его. Он нежно провёл рукой по её щеке.
– Вот, уже лучше, – произнёс он.
Её встревоженный взгляд метнулся вверх по стене, к часам. В глазах тенью прошлось волнение. Время поджимало.
– Прости, Пейн… Уже пора.
Он тоже посмотрел на часы. И вздохнул.
– Я так не хочу отпускать тебя, – произнёс он с грустью в голосе. – Но тебе нельзя задерживаться.
Пейн выпустил её из своих объятий. Она сразу почувствовала холод и невольно съёжилась. Он заметил это и, взяв со спинки стула свой чёрный плащ, заботливо накинул на неё.
– Прости… – у неё задрожали губы и она поспешно отвернулась, вытирая набежавшие слёзы.
Пейн прикоснулся руками к обеим её щекам и поцеловал в лоб.
– Я буду скучать, – прошептал он, – Конан.
Он дал ей зонтик и хотел было проводить её до дома. Но она настойчиво просила его остаться.
– У моего дома охрана. Она изобьёт тебя, – объясняла она.
Они ещё немного постояли в прихожей и долго смотрели друг другу в глаза. Словно пытаясь запечатлеть образ друг друга в памяти. Конан через некоторое время отвернулась. Она боялась, что если будет долго смотреть на Пейна, то не сможет уйти.
– Прощай, – сказала она уже на пороге.
– Нет, – Пейн покачал головой. – Не прощай. До встречи, Конан.
Она погрустнела и, отвернувшись, быстро скрылась за серой завесой дождя. Пейн долго смотрел ей вслед, грустя и злясь одновременно.
Всю ночь после этого он не мог уснуть. Он мерил комнату шагами. Её образ неотступно следовал за ним. Когда он, устав, прилёг и прикрыл глаза, перед его мысленным взором всплыла её фигура, её лицо, глаза, мокрые от слёз бледные щёки. Он слышал в своих ушах её голос и не раз вскакивал с кровати, когда ему чудилось, что она рядом, в его комнате. Но никого не было, только беспрестанный шелест дождя за окном. И он, тяжело вздыхая, подходил к окну и слушал его шум, не зная, куда себя девать от тоски.