предыдущая глава* * *
Мир взорвался, окончательно и бесповоротно.
С того самого момента, как он в последний раз открыл глаза и увидел Старика с пистолетом и Сакуру, собирающуюся вынырнуть из-за спасительного обломка стены с жалким травматическим обрезом против явно боевой «Беретты», прошли, наверное, века.
Рядовой четыре-один стоял у входа в комнату. Дверь не открывалась. Замок щёлкал, ручка проворачивалась, но что-то мешало изнутри.
Он оглянулся. За спиной бушевал только что взорвавшийся вулкан, и если бы не голос, позвавший его из ниоткуда, магма, что была везде, кроме крохотного пятачка перед странной дверью, сожгла бы его за доли секунды.
— Сай! — снова позвал голос.
По спине побежали нехорошие мурашки. Было слишком похоже на то, как он говорил сам. Те же властные интонации, то же ощущение, что, если не откликнешься — тебе конец. Бегом, бегом, быстро!
Как это объяснить, было непонятно. Но путь был один: за спиной по-прежнему бушевала лава, почему-то не причинившая ему боли. Ещё была чёткая уверенность — это была его смерть. Продуманная, беспощадная и неумолимая. Что спасло его от такой судьбы?
— Сай!
Он вздрогнул. Пятачок земли у порога двери неумолимо уменьшался, но увидеть сидящего за этой дверью всё равно не тянуло.
— Дубина! Если простоишь здесь слишком долго, тело умрёт. Шевелись!
«Тело? А я тогда кто?» — мелькнула мысль, но привычный скептик внутри него покрутил пальцем у виска, недвусмысленно намекая на то, что в эпицентре извержения вулкана у него не было бы времени предаваться сомнениям. В настоящем эпицентре — там у него вообще ничего не было бы. Он туда бы даже не добрался!
«Значит, игры разума.… Ну, что ж. Хоть это оружие пока ещё со мной».
Он навалился на дверь и почувствовал, как та поддаётся. И ещё немного. И ещё…
Когда щель стала достаточной для того, чтобы протиснуться, парень снова замер. Из комнаты тянуло сигаретами и кофе.
— Пробирайся уже! Стоишь там….
То, что заперло дверь — это был стол. Обычный такой, ДСП-шный, никакого пафоса. Три царапины на боку, дырка под провода, следы от ботинок на внутренней части. Рабочий элемент, всё как у всех. Но в ту же секунду, что прикоснулся к нему, рядовой четыре-один понял: это его стол! Тот самый, с работы. Да, не было привычных деталей: по центру должен быть монитор с клавиатурой, чёрные, справа — мышка, тоже чёрная. Коврик с изображение грудастой эльфийки — подарок озабоченного начальства на какой-то юбилей компании. Слева — стакан с ручками-карандашами. Просто стакан. В тумбочке — блокноты и черновики, заначка сигарет и пара чистых носков. На всякий случай.
Всего этого не было, но стол был тот самый.
Рядовой четыре-один неожиданно осознал: теперь он помнит всё то, что связано с этим предметом.
«Поиграться с формой квадрата?» — Пожалуйста.
«Дайте поспать, уроды, всю ночь за вами ляпы исправлял?» — без проблем.
«Закончу этот кусок — и в Интернет. Надо разгрузить голову тем, что загрузить её кому-нибудь ещё?» — сколько угодно.
Стало страшно: сейчас вернётся боль, что терзала его, когда Наруто и Сакура заставили его память проснуться, но голос, звавший его из самого тёмного конца комнаты, сказал:
— Здесь нечему болеть. Кроме души, разве что... Иди.
— У меня нет души, — привычно ответил боец, отодвигая стол в сторону.
— Ну-ну, — язвительно усмехнулась темнота, и сейчас же исправилась, снова став серьёзной и властной: — Ты иди, иди…
И он пошёл. Стулья, одежда, кровати. Шкафы — сколько раз мы прикасаемся к предметам, забывая, что они видят нас так же, как мы их? Знают, зачем ты достаёшь свою лучшую рубашку, зачем бреешься на ночь глядя, зачем чистишь зубы не один раз, как обычно, а три, в кои-то веки сетуя сигаретам за запах изо рта. Для чего достаёшь деньги из кошелька — чёрного, кожаного, без застёжки. Как его содержимое туда попадает и как уходит.
Нарциссы в ноябре — бешеная цена.
Такси в другой конец города, к её дому. Счётчик неумолим.
Ужин в кафе — мелочь, но всё же… Вот и пусто в кошельке.
Зато в голове у бывшего бойца «Корня» стало полным-полно мелочей, взглядов, запахов, звуков. Трудностей, поддержки, дурацких шуток Наруто, сонного бормотания Шикамару («Какого чёрта я знаю, кто это?»), всей его прошлой жизни — вперемешку и в любой последовательности… Всё это неумолимо становилось частью рядового четыре-один, и он абсолютно не знал, что делать с этой кучей хлама, горой возвышающейся посреди «комнаты-с-голосом». Потому что теперь эта куча была так же важна, как рука или нога. Или даже больше.
К боли от ампутации можно привыкнуть и не замечать её, но как быть с отросшей третьей ногой? Как быть с чувством, которое появилось в нём, когда он (или всё же не он?) осознал, что вот они — новые, совсем другие люди, не агенты и не бойцы, и никого из них не нужно убивать? Как быть с тем, что в голове — рой голосов, и часть из них твои собственные, разные, а до этого ты и не знал, что твои голоса, даже внутренние, могут говорить такое…
…главное — там платят прилично. И не обязательно всё время сидеть в офисе. Интересно, что там за команда? Дружная? И что это значит для них?
…маленькая книжка в руках. Улыбка Наруто. Непривычная, но не кажущаяся ни оскалом, ни маской — своя собственная. «Неужели я тоже могу?». И — первый раз, когда это получилось само собой. Блин, это была такая глупость! Всего-навсего…
…копоть, оседающая на лице после взрыва. Плечо болит от отдачи. Чей-то истошный крик откуда-то сбоку. Свой? Чужой? Уже не имеет значения — миссия провалена. Кто-то ошибся, составляя для них план передвижений. Уходить? Или всё же завершать задание? «Беги, Сай…» — шепчет кто-то сбоку, и от этих простых слов по голове бегут мурашки. Наруто. Он всё-таки дополз….
…дождь по лицу. Парк. Облезлая лавка. «Она не придёт больше. Никогда. Ты — никто для неё». Капельки наушников в ушах. Грохочет: «Всё катится в пропасть, уже не в первый раз, и равен нулю смысл дружеских фраз». Пустота… Пустота… Пустота…
…Давка. Спать хочется. «Все едут домой, только я — на собеседование. Ксо…». Но Наруто сказал, что будущий работодатель — какой-то родич его деда-воспитателя. Нормальный мужик, и к странностям работников относится с оптимистичным пофигизмом. Главное — не спрашивать, что у него в сигарете. Прикольная, наверное, контора…
…буквы, слова. Пляшут по монитору, новые и новые. Они не знают, что на самом деле кричат: «Я хороший, я всё делаю и знаю правильно, поэтому достоин любви, достоин!». Остальное — способы это доказать. Сколько эмоций, сколько людей, и они тоже ищут тепла и понимания. Хотят, чтобы их кто-то принял. Брызжут ради этого виртуальной слюной, горячатся из-за каких-то пустяков. Человеки обычные — мелкие, тупые засранцы. Интересно, а что будет, если сказать им об этом? Вольюсь в струю?
…Чёрный. Пистолет не блестит. Всё просто: есть угроза — нет угрозы. Во второй раз я не дам лишить себя самого дорогого для меня человека. Наруто не должен пострадать. У меня к нему слишком много вопросов, и первым будет…
…она противоречивая натура. Но это не мешает ей жить в гармонии с собой.
…«Так нельзя», — скрипит голос Данзо. Плевать. «Ты пожалеешь», — обещает его взгляд. Никому нельзя доверять, Старик. Серьёзную работу всегда надо делать самому...
…запах краски совсем не похож на запах копоти. Тогда почему красный всё равно пахнет, как горящий напалм?
… «Где мы?» — «В заднице», — слышится откуда-то сбоку. Какой-то мужик в бандане со шрамом через всю рожу аккуратно забирает у меня пистолет. Не сопротивляюсь. Мне не нужно оружие. Надеюсь, больше не нужно. Я… надеюсь?
…Рисовать хочется много. Кисточка пляшет в руках и тогда кажется — живём! Понимаем! Чувствуем! Но почему тогда стоит только отойти от холста, как приходит непонимание. Что это было? И почему, когда принюхиваешься…
… Наруто не может объяснить, почему на форуме «Культура» при обсуждении фильма куча людей ничего не обсуждают, а совсем не литературно обзывают друг друга. Да так, что даже я почерпнул для себя много нового. Только с важным видом мычит: «Артхаус, даттебайо!» Пытался вчитаться, но вижу только…
…Глаза у неё зелёные, немного злые. Но и тёплые тоже. Как так может быть? Разве что…
— Чего застыл? — вывел его из лёгкого транса голос. — Думаешь, нашёл себя, так можно остановиться?
Рядовой четыре-один повернул голову в сторону звука и зажмурился.
— Почему я не умер после того, как спас Сакуру от выстрела? — пробормотал он. — Если все эти воспоминания — я, то…
— Иди дальше, — снова послышалось из угла. Почему-то казалось, что голос печален.
— Только не наступи на то, что у тебя под ногами.
Он посмотрел на пол и увидел, как там что-то блеснуло.
— Очки? — удивлённо спросил он сам у себя, рассматривая неожиданную находку. И вдруг понял… вспомнил… почувствовал…
— Это же подарок!
Его будто ударили под дых. Воспоминания о Сакуре — не той, глупой девчонке, с которой он только-только начал общаться по Скайпу, а о самом близком на свете человеке кислотой жгли его изнутри.
— Ну что, ты ещё будешь утверждать, что у тебя нет души?
Он сидел на полу, держался руками за голову и раскачивался вперёд назад, словно китайский болванчик. Он понимал, что так и случилось, но был не готов получить так много. И, конечно, не ждал такой боли.
…Её тело, изломанное тело на снегу…
…Вой «Скорой», крики бригады медиков…
…Машины в окне: въезжают-выезжают, въезжают-выезжают…
— Ну, хватит уже, — снова донеслось из угла. — Она жива. Жива. Радуйся.
Рядовой четыре-один прекратил раскачиваться. Оглянулся, встряхнул головой.
— Она жива, — выдохнул он. — Да, жива. Всё нормально.
Сделав глубокий вдох ещё раз, он выпрямился и, немного подумав, добавил:
— Она жива и она отправила меня в нокаут.
— Она жива, и она пришла за тобой, — раздалось в углу.
Парень встал и пошёл на звук, уже без страха. Было темно, но теперь он точно знал, что увидит.
— Нет, Сай, — сказал он своему отражению. — Она пришла за тобой.
Словно в ответ там, за тонкой плёнкой реальности, замелькали кадры его прошлой жизни.
* * *
— Как это произошло? — спросил он у двойника в зеркале, когда «кино» закончилось. — Как ты смог полюбить?
— Не знаю, — честно признался тот.
«Даже не задумался при ответе, — мелькнула мысль у рядового четыре-один. — Значит, не врёт? Или научился это делать более мастерски?»
Прислушавшись к своим новым ощущениям, понял — не врёт.
— Когда мы только начали общаться, всё казалось обычным. Ну да, чем-то она зацепила… Чем-то… Б@@дь, «чем-то» тебя цепляет любая мало-мальски оригинальная, неглупая и симпатичная девушка. Особенно поначалу. Может, дело было в том, что она никогда не лгала мне? Или в том, насколько нетипичными казались её суждения, поступки, мысли? Я много раз спрашивал себя — чем? И, хотя времени на раздумья у меня было много, ответа также нет. Но, возможно… Она не была похожа ни на кого, с кем я пытался заводить отношения раньше, в ком видел свой шанс. Или это её выводы из произошедшего, реакция на неприятности…
— И всё?
— Нет. Куча мелких, ничего самих по себе не значащих факторов. Улыбка, пожатие руки, понимающий взгляд. И в следующую секунду ты понимаешь, что хочешь, чтобы это было у тебя всегда.
— А ещё через одну видишь, что полюбил?
— Нет. Но когда понимаешь, что она не ищет выгоды для себя, кроме, разве что ощущений… Что тебя любят — для тебя… Что-то сдвигается. Иногда очень медленно, постепенно, по миллиметру. Но для души и миллиметр — это гигантское расстояние. Иногда всё случается быстро, даже не понимаешь — как? Но, оглядываясь назад, ты понимаешь, что уже не тот. К прежнему нет возврата.
— Ну и как это? Здорово? Восторг?
— Чушь. Это больно. Это страшно. Это как предать себя старого ради ещё неясного, невнятного себя нового. И никакой уверенности, что всё получится, только вера, только глупая, наивная надежда, за которую ты сам себя ругаешь, как новобранца-первака. Но за неё же и хвалишь. И расстаться с ней уже не можешь. Знаешь, чем самообман отличается от надежды?
— …
— Ничем. Их отличает только результат.
— Но получилось же? Значит, всё дело в усилиях?
Отражение как-то горько улыбнулось.
— Всегда есть случай. Даже когда всё получается хорошо, всё может закончиться.
Он потёр шею рукой, словно пытаясь снять невидимую верёвку, накинутую на неё, и снова скривился.
— Вероятно, в этом и был изначальный смысл. Всё вернулось на круги своя. Я — здесь, ты — там, Сакура — живая.
Рядовой четыре-один смотрел на себя — другого. Это было странно, понимать, что твоя жизнь и ты сам — совсем не то, что привык думать и чувствовать. Или не чувствовать. Дыра в душе, где должны были находиться эмоции, при взгляде в зеркало начинала чесаться и болеть. А раньше Сай не имел и понятия, что это может случиться. «Наверное, именно так я пришёл к тому пути, что увёл меня из «Корня», — мелькнуло в голове.
— Но за бортом — она.
— И что? Что она — для тебя?
— А кто — я?
Отражение угрюмо уставилось на него из своей пыльной зеркальной глубины.
— Оружие «Корня»?
— Да. И всё?
Он смотрел прямо в глаза своего двойника — так долго, что тот не выдержал, отвёл.
— Именно с этой мысли мы и начали разделяться, правда? — прошептал двойник. — Кто теперь скажет, что есть во мне — твоего, а что осталось в тебе от меня?
Они замолчали, но каждый в этот момент понял одно — что-то сдвинулось. В очередной раз. К прежнему нет возврата. Для них обоих — нет.
— Есть ли значение — любить по-прежнему или влюбиться заново?
— Никакого. Значение имеет только её счастье.
— Но ей нужен ты.
Сай-в-зеркале усмехнулся, вспомнив удар, уложивший его на лопатки. Прокрутил в голове разговор между рядовым четыре-один и Сакурой, заставивший абсолютно нечувствительного к внешним воздействиям человека снова стать на тот путь, что прошёл он. Но так быстро.… Это говорила другая, незнакомая ему девушка, и всё же… Она оставалась той самой Злюкой, ради которой он существовал. Пусть даже в виде фантома в сознании. Мы все полагаем себя чем-то очень существенным, незыблемым — наш образ жизни, такой правильный, наши суждения, такие обоснованные, — пока не оказывается, что это только привычка, легко разбивающаяся о случайности и обстоятельства.
— Кажется, теперь мы понадобимся ей оба, — абсолютно серьёзно ответил он, протягивая себе-настоящему руку.
Тот приложил ладонь к поверхности зеркала. Помимо холода не было ничего.
— Давай вместе?
— На счёт три.
Раз.
Рука сжалась в кулак. Будь оно всё проклято. Они выберутся отсюда, чего бы им это не стоило.
Два.
Замах. Напряжение почти разрывает мышцы, но это лучше, чем сгореть в огне сорванного кода.
Три! Удар!
Кровь на стекле — с обеих сторон. Стёршаяся амальгама делает картинку похожей на потрескавшиеся розовые очки. От крови из сбитых костяшек поверхность становится тёплой, но разбиваться упорно не желает.
— Ещё?
— Ещё.
Боль — вернейшее средство не слететь с катушек. А двойная боль? Может ли она стать тем мостом, что объединит — их обоих, воспоминания, их сознание, в котором теперь не будет запоров и клеток?
— Ещё?
— Ещё.
Они оба чуть улыбаются. На вершине светящегося вихря воспоминаний — Сакура, и это её слово, которое она почти всегда говорила, когда они занимались любовью. «Сколько угодно, Злюка», — шепчут оба.
— Давай до конца.
— Без перерывов. В ритм с сердцем.
— Начали.
И тогда, когда ритм их сердец стал чем-то одним, чем-то большим, чем просто стук в неизвестность, когда они оба перестали понимать, где заканчивается удар одного и начинается удар другого, именно тогда по стеклу пошла первая трещина. И ещё одна, и ещё…
…А потом боли не стало. Он (они?) открыли глаза и поняли, что всё стало с ног на голову. Небо — так точно. Оно было южным и таким красивым.
Таким… живым.
* * *
Сакура лежала на кровати и смотрела в потолок. В голове, словно рыбы в аквариуме, медленно плавали сонные, уставшие мысли. Тихо пикал кардиограф.
Пик. Цунаде-сама сказала, пару дней в запасе есть.
Пик. Если кома продолжится… Что делать?
Пик. Не брошу его. Что-нибудь придумаю.
Пик. Что?
Пик. Что? Что?
Пик. Пик. Пик…
Она сама не заметила, в какой момент моргнула слишком медленно. Сон был похож на бодрствование. Такие же мерные сигналы аппаратов. Такие же мысли. То же тело под боком. Вот только…
Губ коснулось что-то нежное, почти невесомое.
Ей снилось, что кто-то гладил её лицо кончиками пальцев, и это было самое чудесное видение за последние полгода. Потом из коридора послышался звук шагов, хлопнула дверь. Знакомый голос прошептал: «Тихо, разбудишь». Спустя минуту замок щёлкнул снова. А после этого кто-то тёплый обнял её, и в этих объятиях было столько успокаивающего, столько смутно знакомого, что Харуно уснула окончательно.
Разбудил её солнечный луч, скользнувший по глазам, и ужас. Что если с Саем что-то случилось, а она… Буквально подскочив на кровати, Сакура сразу споткнулась о спокойный, немного сонный взгляд чёрных глаз.
— Раньше ты просыпалась как-то более мирно.
«Он…».
Она сидела и молчала, боясь пошелохнуться и узнать, что ещё спит. Что двинулась на фоне перегрузок. Что померещилось.
— Знаешь, если бы в наш первый раз ты вот так вот подскочила, я бы решил, что ты меня при знакомстве обманула. С твоей физической формой полный порядок. Никакого целлюлита.
Из глаз потекли слёзы. Капли стали ручьями, и она вытирала их кулаками, но не могла заставить себя прекратить. Организм не слушался команд. Оставалось просто глотать их и сидеть тихо. Потому что чувство, что двинешься — и всё пропадёт, не отпускало.
— Надеюсь, ты плачешь по потерянным килограммам, а не из-за меня.
— Почему?
— Кажется, я как-то обещал тебе, что больше не заставлю плакать.
— Не помню.
— Кто из нас двоих терял память?
— Ты, — всхлипнула она уже тише.
— Думаешь, это заразно?
— Не знаю.
Он демонстративно наморщил лоб.
— Не знаешь, они тут к психам как относятся? Кормят или сразу в расход?
Улыбнувшись, девушка пожала плечами.
— Я тут, конечно, уже не первый день, но ещё не ела.
— Почему? Спешно убирала последние избыточные килограммы перед встречей со мной?
Снова улыбка.
— Просто не до того было.
Он отвёл взгляд.
— Долго я тут провалялся?
Сакура вздохнула и, окончательно успокоившись, легла к Акаши под бок. Писк кардиографа — мерный, уверенный, теперь звучал для неё, словно песня.
— Дня три. Нажми на кнопочку на стенке.
Сай послушно ткнул пальцем.
— Сейчас прибегут Чип и Дейл?
— Ага. Два Чипа, три Дейла, Вжик и четыре Гаечки. И Оранжевый Плащ.
— Не Чёрный?
— Нет. Тут тропики. Аборигены любят яркие цвета. А герой, та самая жвачка, прилипшая к вашему ботинку, решил сэкономить. Кстати, Скрудж, оплативший всё это безобразие, улетел утром в своём большом вертолёте. Обещал быть к вечеру.
Акаши, неожиданно повернувшийся в её сторону, притянул девушку к себе и принялся целовать.
— А кто такой этот Скрудж, узнать не хочешь?
— Не сейчас, — пробормотал он, покрывая лицо Харуно поцелуями.
— Осторожно, катетер вырвешь!
— Плевать.
На секунду отстранившись, он приподнялся на локте и, став серьёзным, сказал:
— Пока вся эта компания сюда не заявилась, я обязательно должен сказать тебе что-то важное.
— Что? — улыбнулась она, присаживаясь.
В голове мелькнула мысль, что теперь он, наверное, всю жизнь будет бояться не успеть сказать ей это. Даже если это будет сказано уже много раз.
— Я люблю тебя, Сакура.
Харуно закрыла глаза. Отсчитала до десяти, чтобы не расплакаться снова, но получалось плохо. Обняв его так осторожно и нежно, как это только было возможно с человеком, утыканным проводками, она прошептала.
— Я люблю тебя, Сай.
Поцелуй, поцелуй, поцелуй…
— Не умирай больше, хорошо?
«Господи, как же хорошо…».
— Хорошо. Только ты тоже больше не умирай.
«Лучше целуй меня… Ещё… Ещё…».
Со стороны двери раздалось дружное:
— И мы тоже, так и быть, будем живы!
Ввалившись в палату с воплями «А круто мы им момент испортили, да?» и «Нет, а чего это мы не должны были видеть то, ради чего всё затевалось?», посетители принялись толкаться возле кровати больного и поздравлять с возвращением. Впрочем, явившаяся следом Цунаде выпроводила всех, кроме Сакуры, и приступила к осмотру. А все отправились к бассейну — праздновать. Ну а что ещё делать, когда цель, наконец, достигнута, а спиртные напитки и красивые девушки имеются в избытке?
Конец
P.S.
Уже под вечер, незаметно улизнув от всеобщего ликования, Наруто надел свой новый оранжевый плащ и пошел к берегу океана. Хината знала, что когда он идёт с таким лицом, лучше не останавливать. Даже ему, самому общительному и дружелюбному, иногда надо побыть одному. Просто для того, чтобы посидеть возле воды, посмотреть на круги, идущие по ней и прошептать куда-то в пространство:
— Ты видишь это, Саске? Ты — мне, я — им.… Эта связь никогда не прервётся. Даже там, за чертой… Ты ведь знаешь это, правда?
И откуда-то оттуда услышать одному ему слышимое:
— Знаю.
