предыдущая глава
Решите ль удивиться –
Мне, право, все равно:
Я нынче – свой двойник…
Но вы, тоску кляня,
Способны хоть напиться,
А я уже давно
От этого отвык!
Что холод, что жара –
От вас вестей не слышно;
Шпионы нагло врут,
Не зная ничего,
А в комнатах с утра
До ночи пахнет вишней…
Надолго ли? Спросить бы у кого…
Цветущих вишен густая тень –
Неразличимы и ночь, и день;
Я не сказал все, что хотел –
Кончен запас чернил;
Следом за вами лететь вперед –
Время жестоко, но хоть не врет:
Короток век мелочных дел
И человечьих сил.
Канцлер Ги – «Романс Квентина Дорака»
Часть II
Цикады снова принялись за свою мрачноватую, жалобную песню, а я тряхнул головой, вырывая разум из трясины горьких воспоминаний. Луна уже светила во всю и теперь смотрела в окно нагло, совсем не таясь. Лунные лучи освещали комнату мягким серебристым светом, перебирали полупрозрачными пальцами секретные донесения, образцы договоров и древние свитки… Сколько сейчас? Полночь? Или больше? В любом случае спать мне сегодня не придется. Полная луна, цветущие вишни, старые воспоминания… Если даже я сейчас лягу спать, то все равно проснусь от дурного сна. Видимо, и правда, старею. Раньше сон у меня был здоровым, и никакие кошмары меня не мучили, убитые, и свои, и чужие, не являлись ко мне, горя жаждой мщения. Наверное потому, что тогда я не сожалел ни о чем: ни о своих, ни о чужих. Потери на войне были так же естественны, как восход солнца. Какие-то я принимал легче, какие-то – тяжелее, но все равно принимал. Не то, что Тобирама.
Однажды, после особенно тяжелой тренировки, Тобирама лежал на траве, уставив розоватые глаза в неведомую даль. И молчал. После смерти Кагами он вообще стал очень молчаливым. Его спокойствие и сосредоточенность порой выводили из себя, на тренировках он не давал мне роздыху, а на поле боя был и вовсе беспощаден. Наблюдая, как по мановению моей руки из земли появляется новое древо, он задумчиво произнес:
- Удивительно все-таки… Насколько огромны наши способности.
«Мои, а не наши», - едва не съязвил я, но вовремя вспомнил, что Тобирама на едкость реагирует по-особому. Вместо этого я сказал:
- Я недавно слышал о клане Яманака. Говорят, они способны прочесть воспоминания даже мертвого человека.
- А живого? – Тобирама подложил локоть под голову и внимательно посмотрел на меня.
- Не знаю - это ведь слухи, - пожал плечами я.
- Но ты им веришь…
- Некоторые вещи кажутся невероятными… Рикудо, создатель ниндзюцу, по словам своих современников, мог даже мертвых воскрешать. По сравнению с этим чтение мыслей – просто пустяк. Хотел бы я посмотреть на технику воскрешения…
- Ну, может, и посмотришь когда-нибудь. - Тобирама перевернулся и прикрыл глаза.
- Говоришь так, словно Рикудо вернулся к жизни, - усмехнулся я. – Без него я вряд ли это увижу.
- Увидишь, - заверил Тобирама, не открывая глаз. – И без него увидишь.
«О том, что мой младший брат создал технику воскрешения, я узнал недавно и совершенно случайно, во время одного из боев. Тебе тоже следовало бы это увидеть. Спустя столько лет… Я думал, что Тобирама уже забыл о Кагами. Конечно, никто не забыт, ничто не забыто. Я тоже ее помнил все это время, вернее не помнил, а вспоминал. А вот Тобирама именно помнил. Всегда.
Не знаю, пытался ли он воскресить Кагами. Честно говоря, после того, что я увидел, у меня не хватило смелости спросить об этом. Впрочем, больше брат эту технику никогда не применял. Она осталась под замком, в нашем архиве, как одна из запретных техник. Все же нам не следует заглядывать по ту сторону и вызывать оттуда кого-то, даже при всех наших способностях и возможностях…
Крайние месяцы меня мучит один и тот же дурной сон. Ты, разумеется, последний человек, которому Хокаге следует рассказывать о своих кошмарах. Но опыт показывает, что ты – единственный из моего окружения, кто может спокойно это выслушать и хоть что-то посоветовать, кроме «Вам не следует перетруждаться, Хаширама-сама!»
Помнишь, однажды тебе все-таки удалось поймать меня в Цукуёми? Алая луна, багровые небеса и тот липкий, всепоглощающий ужас, который охватывает все существо… Не знаю, тебе, должно быть, никогда не приходилось испытать это на себе. Ведь ты и Изуна были единственными, кто мог создавать подобную технику, а твой брат едва ли стал бы применять Цукуёми на тебе.
Мне снится мир Цукуёми, огромный вишневый сад и бесконечная гравийная дорожка, ведущая неизвестно куда. Я бегу по этой дорожке среди медленно опадающих лепестков, потому что позади меня наступает тьма, бездна. Если бы у бездны могли быть глаза, то я бы сказал, что она смотрит, вглядывается в меня. Она поглощает все вокруг, все, до чего дотягивается тьма, мгновенно истлевает в прах. Далеко впереди я вижу медленно идущего человека. И чтобы спастись от наступающей тьмы, мне нужно догнать его, но как бы я ни напрягал силы, как бы ни спешил, он лишь отдаляется от меня, а бездна – наоборот, словно движется быстрее… Когда до бездны остается лишь пара шагов, он все же оглядывается на меня через плечо, я не могу разобрать черт его лица, но взгляд! О Боги, глаза его наполнены той самой непроглядной, бездонной тьмой! В его глазах та же бездна, что наступает на меня сзади…»
Я вздрогнул. В разгар теплой весенней ночи меня пробрал озноб… Кошмары страшны не чудищами, не безднами, не кровью и даже не смертью. Кошмары страшны своей правдоподобностью, реалистичностью и абсолютным отсутствием осознания, что ты спишь. Сон ощущается реальным. Полностью. До боли в ногах. До мурашек по коже. До пота, застилающего глаза. До сбитого дыхания и горящих от бега легких.
Может, все-таки стоит лечь спать? Мито наверняка уже спит…
Мито…
В тот день я стал главой клана бесповоротно и окончательно. Отец положил руку мне на плечо и сказал, что лучшего преемника нечего и желать. Я стал главой клана Сенджу, и теперь мне принадлежала вся полнота власти. Все родичи, даже те, кто старше и мудрее, признали меня своим предводителем и беспрекословно выполняли все мои приказы. Теперь я вел их в бой, мне принадлежали все победы. И на мне лежала ответственность за все поражения и за каждого убитого в бою Сенджу.
Единственное, чего не хватало, по мнению семьи, предводителю клана, так это законной жены и наследника. Отец, сложив с себя обязанности главы, озаботился поиском невесты.
- Это упрочит твое положение, - сказал он, глядя на мое недовольное лицо.
- Торопиться с женитьбой нет смысла, - сухо отозвался я. Мне нужно было проверить, хорошо ли вооружены бойцы, разослать шпионов, разработать план новых нападений на Учиха, а отец заладил про женитьбу с таким пылом, будто невесту искали ему, а не мне! – Я пока не вижу особой необходимости в жене.
- Разумеется, не видишь, - едко произнес отец. – Ты ведь можешь позволить себе дорогих куртизанок, даже таю и ойран! Но теперь у тебя есть обязательства перед кланом! Ты должен жениться! И даже не столько ради наследника, сколько ради военного союза. Последняя война истощила нас, а женитьба на девушке из сильного клана поспособствует нашим военным успехам. Но ты об этом не думал, так ведь?
Я промолчал.
- Если выбранная мной невеста будет тебе так уж противна, встречайся с ней только по официальным поводам, а в постель ложись только в подходящие для зачатия дни. Все остальное время можешь трахать шлюх и убивать Учих. Или наоборот. Это как тебе больше нравится!
Я зло оскалился. Отец расчетлив, это я знал. Но черти его задери! Как спокойно он говорил о том, какой должна быть моя семейная жизнь! «…в подходящие для зачатия дни…» Я едва удержался, чтобы не хлопнуть дверью. Спустя минут пять я зло рассмеялся. «…можешь трахать шлюх и убивать Учих. Или наоборот». То есть, трахать Учих и убивать шлюх? Ай да папаша! А впрочем, про Учих мысль довольно заманчивая…
Клан Узумаки знали немногие. Но те, кто знал (особенно, как противников), говорили о них со странной смесью ужаса и восхищения. Почти как о Сенджу. Или Учиха. Огромный объем чакры, невероятная выносливость и способность к регенерации. А также колоссальные знания печатей и техник, таких разрушительных, что многие предпочли бы сразу сдаться, чем испытать их на себе. И, кажется, в прошлом наши кланы уже роднились… В общем, отец решил, что невеста из Узумаки – идеальный выбор для главы Сенджу.
Я спокойно терпел беседу с седым длиннобородым старцем, тогдашним главой Узумаки, и думал только о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Невесту я смог увидеть только на официальной церемонии представления. Девушка оказалась совсем не такой, какой я ее представлял. Я ожидал кого-то, похожего на того седобородого старика, с которым договаривался мой отец, а увидел… Нет, девушка безусловно на него походила, так, как походят все родственники в клане. Первое, что бросилось мне в глаза – это огненно-рыжие волосы, безжалостно уложенные в сложную прическу. По мне, так закалывать такую красоту гребнем и шпильками – просто грех. Кожа бледная-бледная. Я некстати вспомнил Мадару, такого же белокожего, словно фарфоровая кукла. Мито и впрямь была похожа на куколку в своем нарядном кимоно. Глаза у нее широкие, блестящие, похожие на вишенки. Ручки тоненькие, как веточки, кажется, дотронешься - и переломишь… Интересно было бы посмотреть на нее в бою. А еще лучше – в кровати.
Официальная часть помолвки завершилась заверениями в великой дружбе двух кланов, пожеланиями скорейшего воссоединения жениха и невесты, а еще договорами о поддержке и совместных военных походах против Учиха. Свадьба назначена через полгода. Ха-ха, полгода - и прощай холостяцкая жизнь!
- Ну, у тебя нет причин жаловаться, - заметил отец на обратной дороге. – Я выбрал тебе прехорошенькую спутницу жизни!
Я предпочел промолчать. Прехорошенькую, это еще мягко сказано. Узумаки Мито, конечно, хороша собой, даже очень, но единственное, что я ощутил, увидев ее, – это сочувствие. Вряд ли девушка горела желанием выйти замуж за незнакомого мужчину, который ее не любит, прожить с ним всю жизнь и нарожать кучу детишек. Отец продолжал толковать про долг перед кланом, а я слушал вполуха. Разумеется, я знал, что невесту выберут мне другие, что я не принадлежу себе, а только клану, что это выгодный брак… бла-бла-бла… Дерево дорогой породы – это все равно дерево. А что прикажете с этим деревом в постели делать? Стружку снимать? Или узоры лобзиком выпиливать?
Розовый рассвет.
На кончике языка
Застыла слеза
от первой боли
твоего желанья (Iamvitaly)
Про дерево я, разумеется, погорячился. Кто-кто, а уж Мито деревом не была… Она доводила меня до исступления своей робостью. Мило краснела, когда я помогал ей развязывать пояс. Страшно смущалась, когда я целовал родинку в ложбинке между грудей или ласкал кожу на внутренней стороне бедер. Протестующее мотала головой, когда я оставлял багровые следы на плечах и шее. Вскидывала голову в такт моим движениям, отчего ее рыжие волосы напоминали пляшущее пламя. Мягко выгибалась, опускаясь на меня сверху-вниз, и яростно царапала кожу, оказавшись на спине… А теперь вот спит, положив голову мне на грудь, и ее дыхание обжигает, щекочет кожу и возбуждает заново. Разбудить? Или начать, пока она спит, наблюдая за пробуждением? Вместо этого я пялюсь на деревянный потолок и размышляю не о рыжей гриве, что раскинулась рядом на подушке, а о вороной. Дурак. Жена – лучше не придумаешь. Умная, красивая, и в постели хороша, хоть была девственницей, а голова занята только войной с кланом Учиха, вернее их предводителем… Поймав себя на крамольных мыслях, я сжал зубы. Потом осторожно повернул голову и посмотрел на Мито. Нет, все же следует ее разбудить…
«…Ты-то так никогда и не женился. Не пошел на поводу у старейшин и советников, и не стал искать себе выгодную партию. Что поделать, ты больше всего на свете ценил свободу. Дороже ее ты ценил только власть. Впрочем, ты не рискнул своей свободой ради власти, не стал связывать себя узами брака ради усиления клана. Или ты просто считал, что Учиха и так сильны?
Мне никогда не приходилось жаловаться на Мито. Откровенно говоря, мне с ней очень повезло. Редко когда выбранная родителями жена столь удачно подходит жениху. А Мито подходит мне лучше многих. Я безмерно ее уважаю. Но даже теперь, спустя столько лет я думаю о том, что ты был прав, когда говорил: «Мужчина должен сам выбрать себе жену». Да, я должен был выбрать сам. Или не выбирать вовсе, как ты…»
От воспоминаний я очнулся внезапно. Ощутил чакру брата, и очнулся. Тобирама бесшумно вошел в дом. Его шагов не было слышно, видеть его я и подавно не мог. Но чувствовал каждое его движение. Вот он отодвинул седзи, вот прошел по коридору, повернул, миновал лестничный пролет и замер у моего кабинета.
- Входи, - коротко бросил я, пряча письмо под кипой свитков.
- Похоже, для тебя ночи не существует, аники. - Тобирама бесшумно задвинул седзи за спиной.
- Ты тоже не спишь… - Я старался говорить шутливо, хотя отлично знал, что обмануть Тобираму невозможно.
- Я только что разговаривал со своими людьми. - Брат мягко опустился рядом со мной.
- И?
- Никаких следов.
Я промолчал. Мадара и раньше бесследно пропадал. Однажды, уже после Великого Мира, ему доверили опасную диверсию за пределами страны. Вестей не было почти два месяца. Я тогда рассылал депеши во всех направлениях, надеясь найти его… На третий месяц Учиха объявился, чуть исхудавший, уставший, но сияющий самодовольной улыбкой на лице.
- Мои осведомители говорят, что Мадара сейчас может быть в районе Киригакуре.
- Твои шпионы врут, - угрюмо бросил я. – Им нужно отрабатывать свои деньги, а информации нет. Вот они и сочиняют небылицы.
- Согласен. - Тобирама взъерошил серебристо-серые волосы, потом внимательно посмотрел на меня и с расстановкой произнес: - Я думаю, что Мадара мертв.
Выдержать взгляд укоризненных розоватых глаз мне удалось с трудом. Тобираме еще многое хотелось мне высказать. Я видел это в глубине его глаз, я чувствовал это, хотя внешне отото оставался совершенно спокойным. Как вода, которой он так превосходно умел управлять.
- Что-нибудь еще? – спросил я, делая вид, что очень заинтересовался древним свитком с особо сложной техникой.
- Нет, это все. - Безразличный тон лучше всего показывал, что Тобирама обижен.
- Тогда у меня к тебе будет просьба. - Я очень надеялся, что братик согласится… Братик… Братик уже взрослый зрелый мужчина, побывавший во многих боях, убивший сотни врагов и спасший тысячи жизней. Впрочем, для меня он всегда останется младшим братом. Разве можно забыть, как он прятался под одеялом, спасаясь от демонов из старушечьих сказок?
Эта мысль заставила меня улыбнуться, и я продолжил:
- Заменишь меня на празднике Ханами, хорошо?
- А ты сам? Будешь занят? – Тобирама еще был способен радоваться таким вещам, как праздники, фестивали, вишни… И это хорошо, я-то уже этого не могу.
- Нынешний Дайме нагоняет на меня тоску, - притворно ворчливым тоном отозвался я, - как и мои дражайшие советники. К тому же это упрочит твое положение как моего преемника и будущего Второго Хокаге.
- Позволено ли будет твоему преемнику и будущему Второму Хокаге дать совет Первому? – голосом царедворца осведомился Тобирама.
- Я знаю, что ты считаешь поиски Мадары бессмысленными. - Я постарался скрыть раздражение. – Но он и раньше пропадал, и мы пребывали в неизвестности, пока он не присылал весточку, помнишь? Подождем еще немного. Ты, кстати, так и не ответил на счет Ханами…
- Разумеется, я тебя заменю, - отозвался Тобирама, поднимаясь ноги. Разговор был окончен, а на душе остался неприятный осадок… Брат не понимал…
- Я знаю, ты всегда был против примирения с Учиха, - говорить нужно было как можно мягче, ведь некоторые раны не затягиваются со временем, а лишь болят еще сильнее, – но теперь ты должен увидеть, что наш союз принес свои плоды. Коноха процветает, мы являемся гарантами мира в стране Огня, да и за ее пределами тоже. Перемирие спасло тысячи ни в чем не повинных людей, которые мог ли бы погибнуть, случись война.
- Я вижу, - отозвался Тобирама у самого порога. - Я все это вижу…
«…но Кагами это не вернет», - прочел я в его в мыслях, прежде чем сёдзи закрылись за ним.
«…Тобирама так и не простил Учиха смерть Кагами. Мне сложно его обвинять, и оправдывать тоже сложно. Впрочем, ты смерть Изуны нам тоже так и не простил. Я всегда сожалел, что ты и Тобирама не смогли поладить. Вы оба потеряли близких, и лучше поняли бы друг друга, чем я смог бы понять вас. Мне никогда не понять до конца своего брата. Ты знаешь, он ведь так и не пожелал ни с кем себя связать, как и ты. Если бы я приказал ему, как глава клана, он, без сомнения, исполнил бы приказ, но… если он не считает нужным жениться, значит, так тому и быть.
Любопытно узнать, где ты сейчас? Довольно глупо было исписать столько бумаги и потратить столько чернил, не зная, куда отправить письмо, но я все еще таю надежду, что дашь о себе знать. Как-то раз ты сказал мне, что надежда – это весьма глупое чувство. Как и любовь. Что ж поделаешь, Шодай Хокаге, видимо, на старости лет стал не только сентиментальным, но и глупцом…
Кстати, Тобирама считает, что ты мертв…»
Все это уже было: и два помирившихся феодала, и цветущий сад, и застолье в честь перемирия. Только на этот раз в роли глав двух противоборствующих кланов – я и Мадара. Он сидит напротив меня, а наши наниматели потчуют друг друга пирожными-вагаси и прочими деликатесами. Что касается меня и Мадары, то мы вынуждены сидеть так же, как когда-то сидели наши отцы, и выслушивать слащаво-лицемерные речи. Учиха криво улыбается и подносит к губам пиалу с сакэ. Впрочем, на этот раз никакого недопонимания нет и не будет. Я усмехаюсь и следую его примеру. Завтра, послезавтра или через неделю нас снова наймут не поделившие кусок земли феодалы, мы будем сражаться и убивать друг друга. А сегодня мы сидим за одним столом и пьем сакэ. Сегодня передышка, перемирие, завтра – война…
Я ненавидел Мадару до глубины души: за всех Сенджу, которых он убил и еще убьет, но не испытывать к нему уважение было довольно сложно. А еще я вспомнил, как мы напились вместе, и как родители выставили нас на «полюбоваться на вишни». Я снова поднес к губам пиалу с сакэ, скрывая улыбку…
- Я слышал, что Вас, Хаширама-доно, можно поздравить. - Голос у Мадары низкий, вкрадчивый. Женщины от такого тают, как мороженое на солнце… - Говорят, ваша жена дивно хороша собой.
Тобирама мгновенно напрягся: в любом слове Учиха он видел насмешку, издевку или провокацию. Но я знал Мадару дольше: когда целых пять лет пытаешься убить друг друга, то узнаешь своего врага лучше, чем близких родственников…
- Кто дивно хорош, так это Ваши осведомители, Мадара-доно. - Я непринужденно улыбнулся. – Не все мои родственники осведомлены о состоявшейся свадьбе, а Вы, как я посмотрю, уже знаете… Впрочем, благодарю Вас, я передам моей жене ваши комплименты.
- И пожелания счастливой семейной жизни, - а вот это уже издевка. Мадара с большим удовольствием разрубил бы меня на части. Но мы во дворце, а традиции поведения гостей священны для нас обоих, никто не решится оскорбить принимающий дом убийством. Так что вместо привычной боевой косы придется господину Учиха обойтись палочками для еды и меткими словечками. Как, впрочем, и мне.
- Вы так любезны… Позвольте пожелать того же и Вам. - Улыбка у меня должно быть получилась жутковатой. – Ах да, Вы же не женаты, Мадара-сан!
Удар в яблочко, судя по тому, как Мадара прищурил глаза.
- Увы. - Мадара улыбается уголком рта. – Я не могу позволить себе такую роскошь, как женитьба на девушке, которую выберет семья. Мужчина должен сам выбирать себе жену. Да и мне было бы ее жаль. Мы с вами уделяем друг другу больше внимания, чем своим супругам, так что они обречены на одиночество. До определенного момента.
Тобирама подавил смешок, не далее, как полчаса назад он сказал мне то же самое. И уж очень двусмысленной получилась подколка. Вернее сказать, это задумывалось, как подколка, даже скорее угроза: «До определенного момента» - пока один другого не убьет. Задумывалось одно, а получилось… «Мы с вами уделяем друг другу больше внимания, чем своим супругам… Можешь убивать Учих и трахать шлюх. Или наоборот», - я ощутил, как зарделись щеки.
- Вы покраснели, Хаширама-сан, - обратился ко мне изящный черноволосый юноша, сидящий слева от Мадары, - Вам не душно?
- Еще как, - отозвался я, и незаметно двинул Тобираму под ребра, чтобы тот прекратил идиотски хихикать. – При таком-то количестве гостей и закрытых окнах…
О том, что у Мадары есть брат, я узнал не так давно. Мы с Тобирамой были практически неразлучны, выполняя большинство военных миссий и диверсий вместе. В мои сражения с Мадарой отото не вмешивался никогда, но всегда был рядом. А Изуна… Изуну я видел не часто. Судя по глазам, сила у них примерно равна – тот же зловещий багрянец и узор на радужке. Хотя нет, не тот же, но все равно очень похожий. Интересно, он подтрунивает над Мадарой так же, как Тобирама надо мной? Или же это только мне достался такой братец?
После пира – прогулка по саду, любование вишнями и поэзия. О да, сакэ очень располагает поупражняться в чтении стихов. Погода, впрочем, не спрашивает, когда там феодал изъявит желание на цветочки посмотреть – небесная влага изливается на землю в виде тысяч серебристых нитей тогда, когда ей захочется, а не когда это нужно земным владыкам. Впрочем, стихи почитать можно и на балконе…
То ли от сакэ, то ли от дождя я не смог выдавить из себя ничего, кроме одного стиха Басё:
- С ветки на ветку
Тихо с бегают капли...
Дождик весенний.
А вот Изуна знает множество поэм и стихов. По случаю Ханами – в основном про вишни.
- Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету. (Исса)
Слушать его тихий мягкий голос – одно удовольствие. И смысл сказанного доходит до меня не сразу… «Все мы друг другу братья». Да, братья. Ну, родственники точно, ведь произошли от Рикудо. И тем не менее воюем друг с другом, стараемся убить друг друга поизощреннее. «Все мы друг другу братья». Странно слышать такое от человека, который в мгновение ока может сжечь в пепел целую деревню. При всей его хрупкости и изяществе Изуна порой даже более опасен, чем Мадара. Старшего брата можно вывести из себя, хоть и с трудом. А Изуна всегда спокоен. С какой-то холодной ясностью я понимаю, что я уже видел где-то такое спокойствие. На лицах тех, кто уже умер… Мальчишке осталось совсем чуть-чуть!
- Хаширама-сан. - Я глубоко презирал этого толстяка в дорогом кимоно, но сейчас был благодарен, что он оторвал меня от неприятных мыслей.
- Нацумэ-сама.
- Не желаете прогуляться?
- Под дождем?
- Не думал, что Вы боитесь дождя, - феодал дружелюбно улыбается. – Это разговор не для чужих ушей.
Я смотрю с удивлением. А Нацумэ-сама только улыбается и читает еще один стих:
- Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
Ивы в первом пуху.
Идемте-идемте, Хаширама-сан, я хочу вам кое-что рассказать.
Дождь мягко стучит по зонту, нагоняя дремоту. Хорошо еще, что это мелкий, тихий дождь. Интересно, будь на дворе ливень, феодал все равно потащил бы меня на прогулку? Я подавил зевок и решился начать разговор:
- Так о чем Вы хотели со мной поговорить, Нацумэ-сама?
- Я смотрю, Вы не любите ходить вокруг да около, а сразу приступаете к делу, - феодал лукаво улыбнулся.
- Да, когда дело касается Учиха.
- С чего Вы взяли, что я буду говорить с Вами об Учиха?
С того. Один особо скверный на язык воин из нашего клана сказал бы: «Х*ром чую». Но не говорить же такое феодалу…
- Вы великолепный стратег. - Нацуме отвел глаза. – И мог ли бы стать отличным политиком.
- Всего лишь «мог бы»? – Я картинно изогнул бровь.
- Не поймите меня неправильно, Хаширама-сан… Вы очень умны и способны, но кое-что от вашего внимания все же ускользает.
- И что же?
- Истина.
- И в чем же, по-вашему, заключается истина?
Нацумэ помолчал.
- Скажите, что бы Вы стали делать, если бы… скажем, завтра, все Учиха были бы мертвы?
Я остолбенел. Глупость, конечно. Феодал ни что не стал бы травить Мадару в собственном доме, да и не все Учиха здесь собрались.
- Я уже говорил, не подумайте ничего дурного, - феодал пожал плечами. – Я спросил в принципе. Спросил только для того, чтобы Вы поняли и осознали: не следует драться против Учиха только из принципа или только для того, чтобы их уничтожить.
- Вы хотите, чтобы мы перестали сражаться? – Я саркастически усмехнулся. - И при этом нанимаете мой клан, как только ваши противники нанимают Учиха!
- Я хочу, чтобы Вы поразмыслили над моими словами, пока будете у меня в гостях. - Феодал выглядел огорченным. Видимо, он ожидал чего-то другого…
- Мы уезжаем завтра, - твердо сказал я.
- Я попрошу Вас задержаться.
- Зачем?
- С этим мирным договором не все ясно. - Нацумэ устало потер веки. – Некоторые пункты остаются спорными. А Ваше присутствие обеспечит мою безопасность на тот случай, если Кацуширо-сама внезапно решит отказаться от мира.
- Полагаю, Учиха тоже остаются. - Странно, но меня это почему-то обрадовало.
- Думаю, да. Кацуширо не отпустит их, увидев, что Вы остаетесь.
- И как долго Вы планируете обсуждать договор?
- Пока не могу сказать точно, не более трех недель.
«…Возможно, именно в тот момент у меня появилась мысль о союзе с Учиха. Не могу сказать, что уже тогда я был готов пожать тебе руку. Просто до этого мне даже в голову не приходило, что Учиха могут быть союзниками Сенджу. Тебе, надо думать, тоже намекали на мир. Феодалам в какой-то момент стало невыгодно противоборство двух сильнейших кланов. И я их понимаю. В конце концов, чего уж греха таить, порой мы сами провоцировали войны. Тонкие провокации-многоходовки, которые потом приводили к самой настоящей бойне. Война ради войны. Все же хорошо, что это время закончилось…»
Три недели безделья. Три недели в одном дворце с Учиха, и надо как-то обходиться без драк и кровопролития. Тобирама злился, и злость его изливалась на меня потоком едких шуточек и замечаний, а иногда (на тренировках) – потоком холодной воды. Я поначалу сердился, грязно матерился (особенно после холодного душа), а потом махнул рукой.
Нацумэ-сама позаботился о том, чтобы гости ни в чем не нуждались. В нашем распоряжении было отдельное крыло дворца, весь садово-парковый комплекс, тренировочная площадка, баня и огромная библиотека, полная редчайших свитков и книг. Учиха держались холодно и сдержанно, большую часть времени мы проводили порознь, но совместных завтраков, обедов и ужинов было не избежать. Нацумэ-сама проявлял чудеса дипломатичности и изворотливости, чтобы свести на нет ядовитые фразочки, которыми мы обменивались с Учиха за столом. Впрочем, через несколько дней такой «обмен любезностями» вошел в привычку и стал скорее неотъемлемым ритуалом, без которого прием пищи был невозможен, чем попыткой спровоцировать друг друга.
Мы привыкали к обществу своих заклятых врагов, и тем не менее, обстановка медленно, но верно накалялась. Мадара, за невозможностью убийства, предпочитал коротать ночи в обществе сакэ. Он пил медленно, методично и все равно практически не пьянел. Я поступал примерно так же, и одному Богу известно, почему мы, упившись вдрызг, не начали резать друг другу глотки… Ах, чертовы условности! Мадара был близко, очень близко, меня тянуло к нему, я же вынужден был обходить его едва ли не за десять шагов, а все наши беседы приправлялись либо ехидными замечаниями, либо ледяной вежливостью. Скорпионы, если их запереть в одной коробке, могут долго отсиживаться по углам и терпеть друг друга, но конфликт неизбежен. Оба феодала, к счастью, это отлично понимали. На исходе третьей недели Нацумэ-сама и Кацуширо-сама решили, что обеим сторонам неплохо было бы выпустить пар.
«Встретить Учиха в онсен – дурная примета, - как-то сказал мне Тобирама, - это почти как мыло в бане уронить». И тогда я был с ним совершенно согласен. Я долго скреб себя мочалкой перед погружением в источник, думал о том, как же хорошо, что Тобирама отлично владеет стихией воды, и бросал холодные взгляды на своих соседей. Оба Учиха отличались необыкновенной белизной кожи. Оба поджарые, сильные, но не лишенные изящества, они казались значительно слабее, чем есть на самом деле. Я с мрачным удовлетворением заметил на ноге Марады шрам, который я самолично ему оставил, и еще с пол-десятка других, нанесенных кем-то другим. Мысль о том, что Мадара сражался и был ранен кем-то еще, оказалась неприятной. Куда более неприятной была мысль о том, что мне нравится разглядывать Мадару, смотреть, как перекатываются мышцы на его точеной спине, как он тщательно намыливает белую кожу, как пена стекает между крепкими, упругими ягодицами, похожими на яблочко…
Ехидный, злой смешок брата вывел меня из ступора. Я резко развернулся, готовый стереть с губ Тобирамы улыбку и лишить его нескольких зубов, когда понял, что смешок адресовался не мне. И только тогда я заметил, что Мадара тоже украдкой рассматривает меня, и что все это время он старался поворачиваться ко мне спиной… Я смутился и так усиленно принялся тереть мочалкой живот и грудь, что едва не соскреб с себя кожу. Хорошо, что можно окатиться холодной водой…
А вот в самом источнике нас поджидал сюрприз, точнее, целых четыре сюрприза в виде обнаженных девиц.
- Добро пожаловать, - хором произнесли они и рассмеялись.
- Надеюсь, прекрасные госпожи дозволят присоединиться к ним, - нарочито почтительным тоном поинтересовался Мадара, развязывая пояс халата. От одного этого движения девушки пришли в неописуемый восторг, а Тобирама презрительно хмыкнул.
- Ну, как мы можем вас прогнать?! - защебетали они, стараясь перекричать друг друга. Видимо, каждая хотела заполучить именно Мадару. Я, недолго думая, опустился в источник рядом с тонкой брюнеткой, почти такой же белокожей, как старший Учиха, и мягко прошептал ей на ушко:
- Как мне называть прекрасную госпожу?
- А как бы господин Хаширама хотел? – мурлыкнула она в ответ и обвила тонкой рукой мою шею.
- Вы меня знаете?
- Слава Сенджу летит впереди них, – засмеялась девушка, лаская пальцами старый рубец на груди. – А Вы можете называть меня Мидори.
- Имя под цвет глаз? – усмехнулся я, ощущая, как тонкие пальчики спускаются вниз по животу, и думая о том, что говорит рыжеволосая девица, которую обнимал Мадара. Наверное, что-то вроде «Слава Учиха летит впереди них». Впрочем, я ошибся. Рыженькая Аямэ загадала Мадаре загадку:
- Благоухающие пудрой, влажные от сока,
Они похожи на колышки цитры, украшенной нефритом.
Побуждающие к жизни, они нежны, словно кремовые сливки,
Приняв ванну, мой возлюбленный возьмет их в руки.
Он будет играть с ними,
С ними, которые круглы, как пионы,
Или как пурпурные виноградины. (Шао Луан-Луан).
Мадара рассмеялся, и повторил:
- «Мой возлюбленный возьмет их в руки. Он будет играть с ними, ними, которые круглы, как пионы». Ваши груди, сударыня, - прокомментировал он, куртуазно улыбаясь и нежно лаская их руками, - действительно похожи на кремовые сливки, разрешите попробовать?
Прим.
Таю, ойран – высший ранг дорогих проституток в Японии. Куртизанки этих рангов имели незаурядное образование, владели искусством беседы, каллиграфии, танцев и музыки. Обслуживали высшую аристократию, высшее военное сословие.
Вагаси — традиционные японские сладости. Для японских праздников изготавливаются сласти различной формы. Например, для праздника Ханами вагаси изготавливаются в виде цветов. Вагаси отличаются менее сладким вкусом, чем привычные европейцам сладости.
Отото – младший брат.
Аники – старший брат.
Онсен – горячие источники.
Мидори – с яп. «Зеленая».
