предыдущая глава
Тем, кто выбрал своим жизненным путем дорогу шиноби, приходится расстаться с беззаботным детством, так и не вкусив до конца все радости. Теперь, когда Какаши и Рин выросли, здание Хокаге не является местом их игр и споров, а служит для общего сбора. Это означает одно – случилось непоправимое, единственное, что они могут – исправить, найти, покарать.
Погода вторила нависшей угрозе и опасности сложившейся ситуации: обветренные щеки горели, промозглый сырой ветер дул в спину, пробирался под жилет, заставлял дрожать, как будто завывал о грядущем сражении. Небо угрожающе бордового цвета, от которого хочется спрятаться дома. Шиноби уровнем не ниже Чунина, все – опытные бойцы, превосходные носители правосудия. А верно ли это правосудие? Да и могут ли люди, только потому, что наделены силой, брать на себя такую роль, верша суд, убивая или щадя? Рин знает, это целая философия, но от громких слов жестокость остается жестокостью. Всё – замкнутый круг, а цель шиноби Конохи не разорвать его – поскольку людям это не по силу, – но свести жертвы к минимуму. Жестко, но неизбежно.
– Мы не можем позволить им безнаказанно бесчинствовать в стране Водоворота, – иногда она ненавидела сущность шиноби. И Какаши, и Минато-сэнсэй, вероятно, тоже разделяли это чувство, ведь спрашивала у них – ответили понимающим грустным взглядом.
Минато-сэнсэй стоял перед построенными командами превосходно натренированных шиноби и отдавал приказ. В такие моменты чистота глаз горного ручья замерзала за ледяной коркой решимости от растущей угрозы Листу и стране Огня. В голосе – уверенность и непоколебимость в своих людях, возможно, возмездие, когда недрогнувшая рука, защищая родных, оборвет чью-то жизнь, таких же родных для других людей. Как это всё скорбно, в очередной раз жестоко и, удручающе всего, – бессмысленно.
Очередное завывание ветра. С земли взлетели опавшие листья, и холодный поток октябрьского воздуха уносит их куда-то далеко. Над головой стальными оковами небо стянули тучи. Она глядит вправо: Генма в ожидании сражения напряжено покусывает сэнбон, Тензо серьезен и сосредоточен, Какаши… он всегда серьезен и сосредоточен.
Сэнсэй стоит прямо, плечи напряжены, тон повышен; он знает, чего ожидать и что терять – настоящий лидер. Леденящий ветер подхватывает его голос и доносит в их израненные горечью утраты и неутоленной мести сердца, промозглость уже не имеет ни малейшего значения.
Шиноби Камня дали им повод для сокрушительного ответного нападения, проявления жестокости за все потери их товарищей. Уничтожение ими страны Водоворота из-за отказа тех подчиниться им. Кто сказал, что ниндзя Конохи – святые носители правосудия? Мы мстим, мы ненавидим, мы умираем в своих пороках или за свой свет. Обито хотел отличия в лучшую сторону от остального мира, но, к сожалению, жестокость порождает жестокость, рано или поздно. Коротко брошенный взгляд в сторону Какаши, и удары сердца становятся не быстрее, а болезненнее, рука сама неосознанно сжимается до побелевших костяшек, Сёто за спиной будто бы тяжелее. Боль имеет ли свойство переходить через прочно сотканные узы? Да.
Минато с какой-то пугающей решимостью оглядел подчиненных, и слова, приказ, вторили первому оглушительному раскату грома:
– Во имя чести Конохи и всех, кого мы потеряли в прошлой войне, ради безопасности страны Огня мы не можем позволить этим людям уйти безнаказанно! – синие глаза опасно блеснули, предзнаменуя большое сражение, не исключая и потери с их стороны… Рин известно, какие опасные противники эти ненавистные шиноби скрытого Камня. Вновь ей прискорбно от мысли о мерзости, засоренности мира, но что поделать – жертвуют несколькими, чтобы спасти большинство. Эти синие глаза смотрят на Рин, заглядывают в самую глубину, напоминая, что было и светлое в их жизни, Минато заверяет, одобряет, не говоря ни слова. Сколько смысла, столько понимания их чувств, разделения боли в одной встрече взглядов. Он держит за руку, помогает встать, не падать, идти дальше, учит дружить, любить и жить. Рин взглянула на свои похолодевшие от раннего октябрьского холода пальцы, и течение бурного потока, что сам человек является хозяином своей жизни, и только он решает, какой путь избрать, не принесло желаемого облегчения. Вот она – жизнь шиноби: игра со смертью, балансирование между риском и потерями.
– Это мой приказ: спасти людей из Водоворота. Остановите шиноби Камня любым способом!
Счет времени давно утерян. Черные тучи, расколотые вспышками молний, неразрывными цепями сковывали небо. Сцепили так, что нигде даже не проглядывалась прорезь, и не показывался кусок синего неба. Ни звезд, ни знакомых с детства созвездий, ни прекрасной луны. Небеса разорвались, бесконечным потоком льда обрушились на уставшую от сражений землю, на воюющих; они смывали кровавые следы людских разногласий. А всё не прекращающий гибель бой и не думал закончиться. Лютые враги, подобно стаям диких волков, вцепились на смерть, ведомы им были старые счеты за еще большее злодеяние войны пять лет назад. Тогда погиб Обито. Рин не ощущала усталости, не познала в этой долине и отголоска физической слабости, а слабость души – она подождет. Тело превосходно движется само, с поразительной точностью уклоняется, отводит от удара и нападает. Внутренний механизм, запущенный с самого начала их прибытия, с первого брошенного в нее оружия, с ее ответной атаки, работал безотказно. Дикий адреналин, гоняющий по крови основополагающее желание выжить любой ценой, стали её ведомыми.
Техники земли наиболее масштабны, обладают большой физической силой – заученные еще в академии определения, – оставляют круги на воде. Но чем более угрожающая сила, тем больше шансов найти в ней слабую точку. Рин заставляет себя перестать слышать крики, лязги металлов, повторяющееся хлопки, пытаясь сосредоточиться. Стать единым целым с шелестом листьев, завыванием ветра и бегущим шумом воды, впитать все импульсы, каждое колебание, познать до каждой детали.
Землю с треском разрывает скала, взмывшая по чужому приказу. С обеих сторон стены, цель которых: уничтожить, сломить – со свистом устремляются замкнуться. Она различает мелькание рыжих волос, один прыжок и она достигает неизвестной, стремление от земли, сравнимое с попыткой полета. Каменная ловушка с грохотом захлопывается, а Рин отпрыгивает на несколько метров, оставляя на земле куноичи Водоворота. Камень мощной рукой рвется к ним. Пальцы в горячем предвкушении вырывают из кобуры за спиной Сёто и Рин, абсолютно уверенная, где исполнитель чудовищной техники, мчится вперед. Конечно, Тензо прикрывает: ей кажется, что она бежит настолько быстро, что стрелой летящее вслед дерево не успевает. Поток ветра до дрожи холодит мокрое тело, волосы, морозящие голову, разлетаются. Камень врезается в землю, пытаясь зацепить Рин, но попытка слишком ничтожна для нее – отвести плечо чуть вправо, уклониться так легко, а цель ближе и ближе. Прыжок полета, ствол дерева со свистом, рассекающим дождь, оказывается под ногами, стремится ввысь, и она пущенной стрелой бежит по растущему дереву. Камень несет страшную силу разрушения прямо на неё, однако нет ни единой капли страха, доли неуверенности. Предвкушение громкого взрыва серой скалы и её победы делают занесенную руку, держащую Сёто, горячей. Острейшее и точное лезвие режет воздух, вонзается прямо в цель. Треск, и земля сотрясается от самого звука. Столб пыли медленно под действием дождя опускается, и в многотонном камне зияет дыра, прожженная чакрой. Она стоит, замерев мраморным изваянием, с все еще вытянутой рукой для атаки, скала крошится как старый черствый хлеб. Сёто вырывается из гущи обломков и опять надежно в ножнах за спиной Рин. Оттолкнулась от дерева и летит к земле. Победа над силой и масштабом – становится её привычкой, и кажись, никого её способности, умения, так схожие с огромной властью, не удивляют.
– Ты в порядке? – она замечает, что в таком шуме приходится кричать, чтобы шиноби Водоворота услышала.
– Да, всё нормально, – рыжеволосая девушка пригнулась от осколков взрыва. Хотя не совсем честна – рука порезана по касательной. Рин быстро провела ладонью над раной союзницы, механически, настолько сложные преобразование чакры в медицинские техники стали привычными. Порез подчинился воле, зажил бесследно.
– Спасибо.
Рин мимолетом поймала взгляд девушки, неизвестная из Водоворота кивнула, подскочив, скрылась в дожде дальше защищать то, что осталось от страны, а крупицы, остаток – это только люди. Она пару секунд силилась разглядеть исчезнувшую в пекле девушку. Эти глаза – глаза тех, кто был лишен детства, вынужденный жить на поле боя, заботы их – сохранение жизни, стоять на грани пропасти войны. Такой взгляд Рин впервые познала у Какаши: мир выжженной земли, пепла, развеянного по ветру и холод одинокого сердца. Сама она проводила детство на полигонах и опасных миссиях в вихре войны. Поэтому вполне осознавала – незнакомка с длинными рыжими волосами и, кажись, голубыми глазами может сейчас положить бесценную жизнь на алтарь жертв, и видела Рин ее, возможно, в первый и последний раз.
Шум сражений утихал на какие-то мгновения, и тогда можно было услышать фразы, угрозы, крики, столь привычные слуху звуки исполнения техники, ее апогей и пугающую скользкую тишину – означающую: один из противников убит. Вот только вопрос: кто пал – свой или чужой? Масштаб, задействованный в войне, был огромен, иначе просто не бывает. Страна Водоворота мала, но кто утверждал, что кровопролития будут менее страшны, что жертв будет хоть на десяток меньше?
Проливной дождь, превращающий воду неба в один жидкий лед, отнимал силы, – губы давно посинели, пальцы покалывало настолько сильно, что чудилось – в эту секунду борющая с холодом кровь прорвет кожу и выплеснется, чтобы смешаться с ливнем, окропить землю войны еще больше. Одежда пропиталась дождем до каждой нитки, холодила разум, сердца, мысли, убивая всё ненужное шиноби, оставляя первозданные инстинкты выживания. Остановись беспорядочная битва на секунду, сковать защиту, атаку – и долина узрит, как от шиноби устремляется в далекое безжизненное небо едва уловимый пар – так охлаждаются незаметно для них их собственные тела, тепло уходит к тому, кто даровал им это. Мысль серой невзрачной кошкой пробегает: а не это ли доказательство, что никто не имеет право отнимать жизнь?
Жилет, набрав сполна ледяной воды, оттягивал спину, ощутимой ношей мешая оточенным движениям, приводил к погрешности точные отражения стальных лезвий врага. Он удивился, что в таком хаосе звуков от одного лишь громогласного ливня, он способен услышать, уловить в последнюю секунду пущенный противником кунай.
Какаши мимолетом улавливал сражающихся бок о бок с ним товарищей. Генма, Райдо, Хаятэ и прочие знакомые или просто неизвестные ему боевые напарники. Вихрь фигур сменялся неустанно – прикрывают друг друга, отбивают атаки или нападают совместно. Он с трудом разбирал, где именно скрываются враги, атаки сыпались остриями лезвий со всех сторон, будто бы противники замкнулись невидимым кольцом. Опасение, что слух всегда будет способен воспринимать одни только взрывы, создания техник, сводило с ума. Ярое ожидалось чувство, что сейчас, вот в эту секунду наступит переломный момент и всё окунется в белое ничто, где есть только блаженная тишина и спокойный свет. Из плененной барабанящими каплями земли вырвалась массивная глыба. Хватило ничтожного малого промежутка времени увидеть создателя техники. Гравировка ненавистного символа на протекторе, мощные, разрушительные одними своими габаритами силы. Вопреки лучшей его технике, заключенной в концентрации энергии в одной сравнительно малой точке. Масштаб хаотично управляемого многотонного камня против режущей всё, не оставляющей на своем пути преград, молнии. Сила против остроты. Ответ появляется гораздо быстрее, чем дождь прячет следы крови, омывая с промокших одежд. Чуждый такой погоде крик тысячи ястребов пронзительно проносится по долине, яркий свет разрядов ослепляет внутренний голос, лишь разжигая чувство нападения, атаки, мести – так было раз, пять лет назад, он ослушался Минато и понеся на врага. Какаши держит в руке мощнейшую технику, смертельную, действующую на поражение. Огромный осколок камня стремительно приближался. Он чувствует укрощенную им молнию, отталкивается от земли и в прыжке настигает многотонную стену:
– Райкири! – как и любая ставшая на его пути преграда, камень взрывается, не устояв под натиском Райкири, мелкими осколками разлетается в стороны.
Очередной противник в этой миссии по спасению Водоворота, очередной безликий враг, на которых всегда будет клеймо завоевателей, опустошителей и убийц, виновных в смерти Обито. Эйфория всесилия глухо лопнула, когда следующий настигнутый Райкири враг оказался клоном. Натренированная реакция лучше следования всем предписаниям, заставила немедленно обернуться. Ноги тут же погрузились в мокрую землю, та, застыв, стала цементом держать его на месте. Сверкнули опасным блеском летящие в него иглы.
Часто работая под руководство Какаши, Рин воспринимала его на миссиях больше командиром, чем равноправным товарищем. Это не было чем-то странным. Научилась не только безоговорочно выполнять его приказы, но и в бою, где необходима командная работа, стала понимать каждое его движение, любое действие. Мотивацию напарника Рин пропускала разрядом через себя, хитрой комбинацией предугадывая дальнейшие ходы атак. Именно таким образом они достигли уникального для шиноби и невообразимого для людей единства в действиях. Рин стала для Какаши дополнительным оружием, не требующим непосредственного управления, точным, действенным.
Чтобы увернуться от потока атак, важно узнать, куда будет нацелены сэнбоны. Вода завесой опускается на землю, ветра мало, поэтому эта стена падает прямо и ровно. Но если что-то пролетит сквозь этот нетронутый заслон, он потеряет целостность и будет доля секунды для определения траектории полета. Ливень, стена ливня, и вот он! – этот разрыв, рассекаемый иглами водопад. Первое, что рождает мысли в случае опасности, что движет телом – это инстинкт самосохранения. Но случается исключения. Иглы смертельно блеснули в своем шествии. Рин бросилась на их путь, отбила точное в исполнении оружие; сэнбоны, потеряв силу, жалобно звякнули и упали на мокрую землю. Тело резко вздрагивает, дернувшись. И разрушающее легкие жжение раскаленным ножом выскребает все мысли, и мучительный поток боли ползет по телу токовым разрядом, и зрачки расширяются от внезапности наступившего, и осязаемое чувство холодного ливня. Всё заставило действовать против боли, вынуть кунаи из кобуры на ногах. Ведь теперь враги себя раскрыли.
Какаши не сумел бы предпринять ничего, чтобы избежать смерти от спланированной атаки врагов. В иной ситуации, будь времени больше – нашел бы решение. Но здесь, где важна каждая секунда, а ноги цепко держит земля – это невозможно.
Но Рин, вставшая прикрыть, как всегда с присущей ей точностью, отбила иглы. Те, подлетевшие вверх, вонзились в мягкую от воды почву. Земля постепенно отпустила его ноги, техника рассеялась. В проливном ливне Какаши плохо уловил, что произошло раньше: Рин, мгновенно вздернувшая свои кунаи, бросила их во врагов, или же холодящий весь мир звук. Давно узнанный, всеми ненавистный – так оружие настигает цель и разрывает тело. Ставший стеклянным взор в оцепенении наблюдал за ней, когда мимо щеки, со свистом разрывая и воду, и воздух, прошедшая через Рин игла вонзилась в дерево… Сердце стукнуло раз, и болезненно замерло в вязком страхе, не желая принимать случившееся, разрослось за миг сорняками чувство пустоты.
Она надрывно кашлянула, и из сквозной раны со спины капли крови разлетелись мелкими брызгами во все стороны. Ослепляя, вспышка мысли заморозила восприятие, стоило Рин сделать рваный хриплый вдох боли и осесть на землю.
– Рин! – крикнул Какаши. Произношение родного имени отдалось цапающими когтями. Он сорвался с места и что есть силы бросился к ней.
Серьезность происходящего накрыла снежной лавиной, зверем рычащей на подножия гор. Ставшие ледяными пальцы моментально расстегнули её зеленый жилет. Необходимо освободить от стягивающей дыхание одежды. По черной рубашке Рин расползалось бардовое пятно. Из совсем небольшого отверстия пульсацией, тактом с неровным сердцебиением, выплескивалась алая жизнь.
«Ниндзя-медик никогда не должен быть ранен бою. Ты никогда не должна быть ранена в бою!» – мысли слипаются в вязкости, сплетаются в узел и вопрошают к небу. А оно смеется раскатами грома, потешается и отнимает самое дорогое, бесценное.
– Рин! Рин! – как в кошмаре, не желавшем его покидать, произносил Какаши. – Послушай, соберись и начни лечение.
– Сил больше нет, – слабо улыбнулась она, но снова в улыбке сияет победа. Как всегда.
Он крепко надавил ладонью, стараясь остановить кровотечение. Ладони обожгло ее уходящее тепло. Какаши сидел на коленях, и старался удержать всю свою жизнь, сосредоточенную в этой девушке. Каждый судорожный вдох-выдох, рваные звуки из приоткрытых губ, разрывали на тысячи осколков холода.
– Какаши… я тебя люблю. Всегда любила, – хрипота немного отступает, замершие синие губы выдают пар.
И внутри обрываются нити связи, это её прощание? Души смятенье, боль старой потери. Рин, нежная, близкая, одна единственная ведь обещала – мы всегда будем вместе. Она всегда жила в нем, смеялась, была с ним и в печаль, и в радость. Обнимала, что в мире царило спокойствие, поддерживала, когда жизнь рассыпалась на части, дружила, любила, как никто не любил…
И один момент, и руки чувствуют слабеющий стук сердца. Может, боль острее из-за самого Какаши: не оценил её, не понял, даже наперекор себе не позволял стать ближе. Теперь яркий свет слепит глаза.
– Пожалуйста, Рин, пожалуйста, – и ненависть к самому себе сменяется слезами отчаяния. Он приподнял её за спину, легко обнял. И пустота – страшная, мучительная – показалась тенью вблизи.
Ведь будет опять так больно, как с потерей отца, Обито и с ее уходом дальше ждет ничто, и мир никогда не станет прежним. Живое, горячее, любовью переполненное сердце, муками билось в его груди, стучало на двоих. Какаши прижал голову Рин к своей щеке, поцеловал в мокрые волосы. Рукой сжал её ослабевшие пальцы. Этого не может быть, ведь он не знает выхода, жизни без нее нет.
– Не оставляй меня, – вода с каштановых волос всё стекала, очерчивала лицо Какаши, по носу, губам, освобожденным от маски. – Я люблю тебя, Рин, слышишь? Люблю одну тебя, только тебя, Рин… Только не ты, прошу…
И слова, запоздалые признания в любви, не приносили Какаши волн нежности, сладострастной легкости, ветра полета высоко в небесах, взамен разъедали горечью последних слов, потеря зря прожитого времени без её нежности…
Известные редкие случаи, когда ниндзя-медик высшего уровня, имея в запасе чакру, даже в бессознательном состоянии или не в силах предпринять что-либо, восстанавливался сам. Регенерация клеток – процесс, не контролируемый, и не требует нашего согласия. Теоретически, ускоренная регенерация тела, задействованная при лечении, также процесс неосознанный и способны на него лишь единицы медиков. Однако, важен стимул, горячее пламя, стремление к жизни, то, что силой вырвет из лап смерти.
Рин любила Какаши больше, чем можно представить. Всегда идти за ним, держать за руку тонкую личность, исцелять год за годом израненную другими душу. Согревать своим присутствием и не отчаиваться, когда он не позволяет сделать шаг к себе. Закрыл сердце, но Рин не сдавалась и всегда была уверена, что снимет с него маску отчуждения, раскроет для него весь мир. Но Какаши всегда был далек от неё, Рин помнила четко одно – осадок, когда он поворачивался спиной, лениво махал рукой и уходил.
– Не оставляй меня… – эхо его голоса в смуте войны. Родной, теплый, самый любимый. И частое дыхание у самого уха, и крепкие объятья. – Я люблю тебя, Рин, слышишь? Люблю одну тебя, только тебя, Рин… Только не ты, прошу…
Чудо, как и трагедия, – не одно, а несколько последовательных событий.
Жар рос в глубине и сладким покалыванием разливался по телу, стремился сквозь кожу согреть и обнимавшего ее, резонансом заставлял сердце биться сильнее, чаще, увереннее. Рин со спасительным ожогом в груди ясно прочувствовала импульс, связавший ее с Какаши. Жажда воздуха и изголодавший вдох утопающего – она выгнулась, подавшись вперед, и легкие опалились жизнью, когда Рин снова смогла дышать.
Какаши обнял Рин так сильно, что сдавливал её ребра. Но осознание этого придет чуть позже, а пока он держал своё вернувшееся счастье настолько крепко, насколько позволяли силы. Её чистые, светящиеся заботой, глаза, усталая улыбка вылились успокоением на томящую его боль потери. Смягчило, сделало не таким острым, не таким раздирающим. Он тихо смеется, облегченно, радостно.
Рин протягивает руку и берет его похолодевшие от пришедших ранних холодов осени пальцы в свои. По рукам Какаши разлилось равномерное покалывание, и дыхание стало мерное, легче, воздух не такой резкий. Сжимает крепко, сильно, словно боясь отпустить и потерять его даже на малый миг. Их мягкость заставляет стальные клешни страха, перекрывшие кислород, разжаться. Сильный ветер подхватывает россыпь мокрых волос, холодит их. Он протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до лица девушки. Как по самому хрупкому и самому дорогому сосуду, нежно провел по заалевшей щеке.
Она почувствовала себя в мучительном и сладостном оцепенении. Не желала вновь отдавать власть зиме, в секунду отступившей на время оттепели, и яркой весне, воцарившейся от таких холодных прикосновений к её лицу.
Как бы напоминая о реальности наступившего единения и о своем присутствии, Какаши перебирает её пальцы, переплетает со своими. Осипший от непрекращающегося ветра голос звучал хрипло, а может, дело в глубоко затаенной боли, которую все прячут за повседневной приклеенной улыбкой? Какаши мог только смотреть на теряющуюся в своих эмоциях девушку, наблюдать за переживаниями, причиной которых был он сам. В бессилии в груди зверь царапает острыми когтями, переворачивает установившиеся порядки с ног на голову, и всплеск всего томящего разлетелся сотнями, горящими языками пламени – все, от мимолетных отдельных миров радости с Рин, боли и тоски без Обито, убивающей ноши вины, постоянной вины за смерть друга. Обожгло, опалило.
Какаши проиграл самому себе, проиграл человеческой сущности. Он крепче обнял одну, единственную, самую дорогую, любимую, которую берёг как никого другого, и поцеловал. Спасительно необходимо, в ощущении потери, быстро, волнительно, по-настоящему в отличие от всего окружавшего. Как нельзя убежать от самого себя, так и нельзя убежать от своей жизни, заключенной только в Рин, и ни в ком больше, потому что она уже часть него. Неотделимая, незаменимая, она такая одна. Какаши утомлённым путником пил воду в пустыне из этого поцелуя и никак не мог напиться. Но вся любовь, что он вложил в поцелуй и в объятия, возносили над суетящейся землёй высоко ввысь. И пусть он после пожалеет о преданной памяти лучшего друга, пусть снова захлестнет ощущение очередной вины, но до этого у Какаши есть несколько мгновений сотканного из чистого света с Рин. Он не пытался углубить поцелуй, или же сменить мимолетную нежность и невесомость на разгорячённую и ненужную сейчас страсть. Просто крепко держать свое счастье в стальном кольце рук и продолжать дарить ей всю свою мягкость, всего себя, настоящего, без какой-либо маски.
Рин ощутила на своих устах лёгкое, бесконечное тепло его губ. Но, несмотря на это, они такие мягкие и нежные… так непохожие на него самого. Рука, погруженная в серые волосы, нещадно леденела, пальцы замерзли, но продолжали непонятный танец, а дождь безрезультатно пытался напомнить о себе, обливая Какаши и Рин.
Кушина сжала в руке холодный металл протектора своей деревни. Водоворот. Отныне такого селения не существует – изъян мира шиноби. Страны, беднеющие от жестокой череды войн, вынуждены сокращать бюджет скрытых деревень, что приводит к явному уменьшению военной мощи. Содержать деревню ниндзя одинаково дорого и в мирное, и в военное время, но бедным маленьким странам просто не по карману такие расходы. С другой стороны, они потерпят поражение в случае войны, при малых количествах шиноби. Один фактор неразрывно сплетен с другим. Шиноби, существующие только ради сражений, рисковавшие и погибающие ради своих народов, были преданы ими, забыты, в них перестали нуждаться. Но итог такого положения один – маленькая бедная страна разоряется все больше от нападений сильных врагов, теряет свои и без того крохотные территории, экономика разваливается. Шиноби сражаются, пытаясь сохранить и не терять имеющиеся, но одного стремления без экономической поддержки не достаточно. Распространенный пример такого положения, когда страна перестает существовать под натиском других, как и Водоворот.
Она обводит пальцем гравировку протектора. Думать об этом не хочется, ведь куда важнее спасенные человеческие жизни простых жителей, крестьян, ремесленников и рядовых шиноби, до бесчувствия уставших терять всё и видеть гибель Водоворота. Но мысли сами возвращаются к тем переломным моментам, тогда как взгляд приковывается к старым зданиям, постройкам, разрушенной земле. А то, что теперь выжившие будут эвакуированы в большую необъятную страну Огня, не имеет такого уж большого значения. Она с годами убедилась: дом – это не клочок земли, территория, это место, где росшие вместе – рядом. Жителей распределят по деревням и городам, шиноби, тех, кто на это согласится, переформируют в скрытый Лист.
Раненых переносили в крупные, чудом оставшиеся целыми, здания, ниндзя-медики ухаживали за ними. Кушина сидела на жестком матрасе, постеленном прямо на полу – на кроватях расположили находящихся в тяжелом состоянии. Да и сама она не жаловалась, всего лишь внешние факторы. Лампы тускло мигали, отчего по стенам и потолку гуляли причудливые тени. Резко пахло мокрым кирпичом, влажной землей, принесенной теми, кто заходил и выходил, но, скорее, этот мутный фон перебивал спирт, резкие незнакомые медикаменты.
«Так пахнет победа», – посчитала она.
Кушина повернула голову к стене, где молодая девушка сидела у кровати шиноби Листа. По виду, они были одногодками. Она сразу же узнала в этом молодом медике ту девушку, что вовремя успела отвести ее от каменной техники врага. Кажется, Рин, так ее окликали товарищи, удивляла вымотанную как никогда Кушину своей выдержкой. Увидев её действия в пекле сражений, можно предположить, какого уровня этот шиноби. Что особенно удивило, так это медицинское дзюцу – в её представлениях процесс был долог и сложен, но эта девочка обладала поистине высоким уровнем. Хотя Коноха – родная деревня Цунаде-химе, так что от них можно ожидать удивления силе.
Рин ласково, даже по-матерински, погладила лежавшего без сил товарища по лицу, подвинулась ближе, что-то шепча на ухо. Потом натянуто рассмеялась, когда парень окинул чуть смущенным взглядом подавшуюся так близко и шаблонно выдал, что с ним всё хорошо.
– Хочешь, Генма, я останусь тут с тобой? – она нервно сминает края серого матраса. В надломленном от проливного дождя голосе вибрирует сострадание.
– Не говори глупости, Рин, Хокаге-сама сказал, чтобы ты отправлялась с людьми Водоворота в ближайший населенный пункт, оттуда – домой, – серьезно пресекает на корню предложенное Генма. – К тому же, это ты у нас была мертва, а не я.
– Бака! – возмутилась некогда однокурсница, качнув головой. – Это была аритмия, нельзя «быть мертвой»! Сама фраза звучит абсурдно.
Видимо, этого и добивалась Рин, потому что Генма тепло улыбнулся, закрыв обессилено глаза:
– Ты делай, что велел Йондаймэ, ты же знаешь, меня доставят вместе с другими пострадавшими. Рин… – пальцы Генмы чуть дрогнули, как она осторожно поцеловала его в лоб.
Рин кивнула, поправила одеяло, накрыв лежащего до самой шеи, глубоко вздохнув. Обреченно из-за постоянного страха и риска за друзей на миссиях, со спокойствием, потому что жизни его ничто не угрожает, с давящим физически грузом, ведь пали в битве и те, с кем сражались бок о бок, с кем дышали одним воздухом.
Кушина хорошо знала, каково это – совмещать противоборствующие вспышки чувств. Это нелегко, но она старалась не накручивать горе, не закольцовывать саму себя в пережитые страдания. Прошлое – оно ведь в прошлом…
Ниндзя-медик уверенно и твердо поднялась на ноги, перебросив рюкзак через плечо, поймав на себе пристальный взгляд, посмотрела на Кушину и громко произнесла:
– Водоворот, мы отправляемся, повозки готовы. Райдо, Тензо, вы идете со мною.
Находящиеся в здании засуетились, поднялись со своих мест, беря лишь необходимые вещи, последовали за молодыми шиноби Конохи на улицу. Куноичи Водоворота с сожалением глянула на Рин – по одним уставшим глазам можно прочесть все, что затаилось внутри. Заря медленно окрашивала небо в блекло-розовый цвет, утренний холод пробирал до дрожи. Все, не теряя времени, грузили вещи в повозки, Тензо и Райдо отправились помочь.
– Я – Кушина, – не зная для чего, представилась позже она стоявшей рядом Рин. Ведь может и отказаться работать на Лист под непосредственным подчинением Йондаймэ Хокаге, известным больше как «Желтая Молния», поселиться в какой-нибудь оживленной деревушке и жить себе спокойно. И с ней Кушина никогда не увидится тогда, так зачем заводить знакомство, если перепутья сошлись лишь на поле боя и никогда больше? Она успела задуматься об этом ночью, когда какой-то медик Листа, быстро зашив глубокий порез, ушел к другим нуждавшимся в помощи.
– Рин, – тихо сказала она, все так же смотря на погружаемые в повозку вещи. – Скоро должен вернуться Йондаймэ Хокаге, – это и волновало; по-видимому, его и пыталась разглядеть Рин. – Он сам лично руководил операцией по спасению Водоворота, в эту войну Хокаге-сама вмешался самолично.
– Вот как, – произнесла медленно Кушина, завернувшись в куртку. – Он куда-то отбыл?
– Сопровождает первую группу эвакуированных в деревню неподалеку.
Кушина, вздрогнув, подняла глаза, тогда как тишину разорвал глухой хлопок белого дыма, почувствовался еще резче холод леса и перед ними появился Хокаге скрытого Листа. Минато стоял у готовых повозок, в то время как они – у стен ветхого здания. Ранее она не удостаивалась чести видеть одного из Каге пяти стран, тем более прославленного легендарного Желтую Молнию, все эти выдающиеся шиноби Конохи, все четыре Хокаге, Санины, Белый Клык Конохи и Копирующий Ниндзя были такими далекими зимней ночью звездами. Но узнать, что появился именно лидер Листа, Кушине помог не его известный белый плащ с красными языками огня, а в миг изменившая дух атмосфера. Уважение и трепет почтения ощущались буквально, он не давил напряжением, как бывает перед бесспорными лидерами, просто чувствовался и все.
– Хокаге-сама, – уважительно обратились к Йондаймэ его люди. Её удивило, что Рин молча отреагировала на его появление, пристально смотря в лицо своему лидеру.
Кушина еще раз перевела взгляд на Хокаге, обсуждавшего с подчиненными детали, в которых мелькали названия деревень, областей, указания и приказы. Привыкшей к несправедливости и угнетениям сильными слабых, ей мало верилось всем этим благородным обещаниям верхушки. Честно признаться, не таким представляла себе великого Йондаймэ Хокаге, понимала, что не совсем верно, но сила и величие ассоциировались с рослостью, грубыми чертами лица, более зрелым возрастом. У него же были светлые вздыбленные волосы, неровно торчащие в стороны, приятные правильные черты лица, веющие далеко не грубостью и доминантной властью, тонкие светлые брови, и синие глаза. Но взгляд не блещет легкомыслием, как имеет привычку проявляться у людей его возраста, – в них опыт, знание действий и заслуженное право руководить сотнями шиноби Листа, вести их, собирать их в единую силу фундамента страны Огня. Зеленый жилет поверх обычной синей рубашки шиноби его деревни, такие же брюки и знаменитый белый плащ, – так бы Кушина могла описать для себя Минато.
– Не подумала бы, что он – сильнейший Хокаге.
– Что же, не Вы одна, я тоже бы не поверила. Враги, встающие на его пути, тоже так думают. Думали.
Неужели она произнесла это вслух перед его подчиненной? Кушина замолчала, ругая себя за опрометчивость.
Йондаймэ, наверно, и сам осознает, что его прославленная сила никак не вяжется с такой безобидной, даже привлекательной внешностью. Но, так или иначе, это человек, которому жители и шиноби Водоворота многим и многим обязаны.
– Какаши-сан вместе с командой АНБУ отправился в деревню с погибшими, Хокаге-сама, – доложил Тензо.
Кушина краем глаза заметила, как Рин напряглась, резко выдохнув, отчего до ушей дошел только глухой звук, дрожащие не от холода пальцы сжались в кулак. Что борется в этой юной девушке, какие побуждения она сдерживает в себе? Ответ поразил наверно больше, чем любое действие, какое могло быть предполагаемо. Сжатая рука расслабилась, словно ослабела, Рин склонила голову, что короткие волосы до плеч закрыли от Кушины её карие глаза, потом сорвалась с места, устремившись к Хокаге-сама. Бежала быстро, отчаянно, как если бы от него зависела жизнь. Она смотрела в спину бегущей девушки, зачем-то укреплялся новый виток памяти, связанный с быстро развеянными по ветру волосами. Как Рин бросилась к Минато на шею, крепко обняв, Хокаге-сама не удивился столь непривычному проявлению чувств, только ласково улыбнулся и осторожно обвил руками вздрагивающую спину.
Рин, принимавшая все тепло и спокойность, исходящую от Минато, по капле обретала надежду в завтрашнем дне. Отчего же Сэнсэй мог дарить эту уверенность? Он погладил ученицу по голове, заботливо прикоснувшись теплыми губами к ее виску. Она всхлипнула, поспешно вытерла слезы рукой, сильнее уткнувшись в широкое плечо Минато, обнимая за шею.
Определено, не таким Кушина Узумаки представляла лидера Скрытого Листа Минато Намиказе, но удивление её склоняло к выводу, что Хокаге, не чуждый к чувствам этой девочки, – не только сильный шиноби, превосходный лидер, но и, возможно, хороший человек. Кушина улыбнулась, кивнув самой себе, схватила в руки свои вещи, села в повозку вместе со своими шиноби, – с теми, кто отправлялся в Коноху. Решение принято немного спонтанно, что же, отныне она – шиноби скрытого Листа.
