Убийцы пленных не берут! (Глава 3)

Договоры – это пыль, что опускается, медленно кружась, на совесть чиновников. Договоры пишутся для отвода глаз. Договоры создаются во имя надуманного спокойствия граждан.
В деревнях шиноби договоры никогда не были залогом тихой жизни. Страны производили дележку территорий, нападали на своих названных друзей, побеждали или уходили с позорным поражением, чтобы начинать писать новый договор. Так было во все времена.
- Страна будет разрушена, если мы не сумеем договориться с врагом, - мужчина с серой повязкой на израненном лице прохаживался по своему кабинету и временами поглядывал на дайме страны Молнии, полноватого мужчину с тонкими неприметными усиками и глазами, полными лишь одного чувства – жадности. Именно из-за этой жадности и разгорелась война. Страна Молнии захотела расширить свои владения, но напала не на того противника. Теперь владения самой страны Молнии резко сокращались.
- Ты же Райкаге, верно? - дайме потягивал из чашки чай. - Твоя задача – воспитывать шиноби и защищать свою страну. Ты плохо справляешься со своими обязанностями, сделай что-нибудь, если не хочешь проститься с жизнью. Узнай их требования.
- Они хотят получить пару наших пограничных провинций в качестве компенсации за нарушение договора о ненападении.
- Так отдай их! Отдай им все, что они хотят. Иначе скоро их армия доберется до моих владений. Это было бы… хм… нежелательно. Ну, чего ты ждешь! Никто не будет делать работу за тебя!
«Будь моя воля, сам бы удавил», - подумал мужчина, выходя из своей обители.
Несколько капитанов проводили его озадаченными взглядами. Они ожидали от своего Каге хоть какого-нибудь приказа, но последние пару дней он хранил упорное молчание.
Бои еще не захлестнули деревню, но улицы были пусты. Большая часть жителей отправилась в самую гущу войны – на юг страны, женщины, оставшиеся в своих домах, предпочитали проводить больше времени с детьми.
«У них есть, ради чего жить, продолжать свое существование… Если бы не глупые приказы, эта жизнь была бы более спокойной».
- Отец, Вы здесь?
Он зашел в дом и посмотрел на свою тринадцатилетнюю дочь. Рейн вырисовывала на бумаге какого-то зверя. Она была талантливой красивой девушкой, отличным медиком, но слишком слабой физически. Она часто падала в обмороки, у нее подкашивались ноги.
«Куда смотрели боги, когда давали столь никчемному существу красоту и талант», - задумался он, но вслух приказал:
- Собирайся.
Договоры… иногда они бывают слишком жестоки. Во имя спасения большего, мы готовы пожертвовать даже тем, что является частью нас, нашей кровью. Она молча выслушала решение отца: отправляться с врагами в качестве гарантии того, что страна Молнии больше никогда не будет нападать на своих богатых соседей. Глядя на красавицу с густыми огненными волосами, воины противника возликовали и увели ее за собою, чтобы превратить многие месяцы ее жизни в плену в настоящий ад. Она рано познала, что значит быть бесправной женщиной, каково быть с мужчиной, и сделала для себя вывод, что это отвратительно. Нет, повернись ее жизнь иначе, она бы с удовольствием проводила время в объятиях того, кого назвала бы любимым, но не с ними, грязными, озлобленными. Она не могла больше видеть их, она не хотела больше видеть их и, в один прекрасный день открыв глаза, она увидела пред собою тьму и рассмеялась безумно и дико, как сумасшедшая. К тому времени ее психика действительно немного пошатнулась…
Не видя больше мир, она ушла в ночь. Ушла босиком, одинокая, исхудавшая и почти мертвая. Она шла по дорогам, таилась в лесах. Ей помогали выжить звери, как это ни странно. Дикие животные оказались душевнее царя природы – человека. Ее путь вел в никуда, но все дороги этого мира заканчиваются именно в этом странном неопределенном перевалочном пункте. Важно лишь то, как ты идешь этот путь. Она шла свой с душой, хоть и не хотела этого сначала. Она поклялась, сбегая от своих истязателей, что никогда не пожалеет мужчину, но, как это заведено у человечества, судьбу мало интересуют наши клятвы.
Всюду, куда бы ни принесли ее ноги, она чуяла кровь и боль, и однажды Рейн наткнулась на мальчишку чуть старше ее самой. Мальчишка был ранен столь серьезно, что надежд на спасение почти не было, но его необходимо было спасти, она чувствовала это. Она могла видеть его мысли, мечты, желания и всю его боль. Он терял в своей жизни и немало, но готов был на все ради близких. Он совсем не был похож на ее отца. Позабыв о своей клятве, брошенной от горя и бедствий, она излечила юношу, и, прежде чем она ушла, он прошептал ей:
- Страна Огня примет всех. Ты можешь обратиться за помощью к деревне, шиноби которой ты спасла. Деревне Скрытого Листа…
Впрочем, Рейн не стала обращаться за помощью: с некоторых пор она перестала доверять деревням. И все же ноги привели ее в страну Огня, подарив еще одну нечаянную встречу, одну из тех, что доказывают закон непостоянства всего в мире – даже самый пропащий человек может перемениться.
Вор, которого ради лишних монет попытались казнить собственные подельники, стал ей первым и единственным мужем. Она залечила его раны, а он не ушел. Просто решил не оставлять ее одну. Рейн готовила ему обед и с удовольствием слушала, как он работает – он строил для них дом. Редкий мужчина может похвастаться тем, что собственными руками построит жилище для любимой женщины. Он заботился о ней, с ним она поняла, что бывают и другие отношения, в которых женщина – не вещь, которую может взять любой, а недосягаемая богиня, достающаяся лишь избранным. Потом он исчез, оставив на память о себе лишь хижину, маленькую, но уютную и крепкую. Мужчины приходят и уходят, одни оставляют после себя добрую память и материальные блага, другие – злость и пустоту не только в душе. Он был одним из тех, кто достоин любви, несмотря на его недостойный заработок. Рейн часто вспоминала его и молилась за его душу, искренне надеясь, что ему хорошо, где бы он ни был.
Но теперь судьба принесла ей еще одну встречу, которая тоже будет иметь свои последствия. Она готова была принять любой шаг судьбы, даже самый жесткий или странный; она понимала, что где-то на небесах ее нить уже почти перерезана…

За окном рассвело.
- Держи, это твое. Я так и думала, что ты из нукенинов… Символ перечеркнут, - Рейн сидела перед ним на коленях и протягивала изрядно покореженный протектор.
Спросонья Хидан не сразу сообразил, кто перед ним и где он находится, но через несколько секунд память вернулась. В легком недоумении он поглядел на три полоски, перечеркнутые поперек, – символ его Деревни, давно канувшей в Лету. Три… это число неотступно преследует его. Тройка в качестве символа деревни, тройка на кольце в Акацуки. Число счастья… Но так ли много счастья было в его жизни?
Протянув руку, он взял у нее протектор и обвязал его вокруг шеи по старой привычке.
- Откуда ты взяла его?
- Волк принес. Животные всегда помогают, если уметь их об этом попросить.
- Хм… Интересно.
- Хидан, зачем такие, как ты, продолжают носить знаки из своей старой нормальной жизни?
- А с чего ты решила, что моя старая жизнь была нормальной? Моя деревня давно сгинула, и не стоит вспоминать об этом. А ношу я протектор просто так, чтобы помнить, кто я и откуда.
- Но зачем?
- Потому что мне так хочется, ясно! Ты слишком любопытная!
- А ты слишком нервный. Позволь мне сделать кое-что…
- Что еще?
- Я хочу знать, какой ты.
- И?
- Могу я, - она протянула к нему руки, - коснуться твоего лица?
- На кой черт оно тебе надо?.. Тем более, ты мне голову пришивала, тогда бы и коснулась, так что… Эй, ну и куда ты собралась идти? Я не сказал «нет». Руки выше подними, на груди у меня лица ты не найдешь.
Он прикрыл глаза, почувствовав, как ее тонкие пальцы скользнули по его лбу, носу, губам. Рейн улыбалась. Было достаточно приятно ощущать ее прикосновения, и внутри опять стало расползаться это странное непривычное тепло, давно позабытое в прошлой жизни.
- Ну и как? - поинтересовался он. - Мне в принципе, безразлично, и все же…
- Ты симпатичный. Даже очень.
- Ну все, прекрати меня трогать, - он грубо оттолкнул ее и поднялся на ноги. - Я же мужчина! Меня нельзя лапать, я могу не сдержаться и обидеть бедную слепую девочку.
- Ее уже до тебя обижали сотни раз, если ты об этом, - Рейн покачала головой.\
Хидан рассмеялся.
- Какая прелесть – слепая проститутка!
- Да что ты знаешь… - прошептала она, закрыв лицо руками. - До чего же ты отвратительный человек.
- Если ты думаешь, что слова могут ранить меня, то напрасно. Мне плевать на твои чувства, на твои высказывания и на твои слезы. Причем на слезы мне наплевать в большей степени, они никогда не трогали меня. Плачущая женщина – жалкая и отвратительная, - он хотел отвернуться, но не смог.
Она плакала беззвучно, лишь изредка вздрагивали плечи. Ее длинные волосы струились вниз по спине, казались волной огня.
- Эй ты, - он присел рядом, протянув к ней руку, - хватит действовать мне на нервы.
- Прости.
Его словно молотком по голове шарахнули. Отшвырнув девушку на пол, он схватил первое, что попалось под руку – миску с травами, и бросил в нее. Миска врезалась в плечо Рейн и, отскочив на пол, раскололась надвое.
«Просит… прощения… Убью!» - он впился ногтями левой руки в запястье правой. Еще никогда ему не было настолько противно слышать чьи-либо слова.
- Прости, - еще раз повторила она, - я не хотела тебя расстроить.
Рейн на коленях подползла к разбитой миске и собрала осколки, чуть порезав пальцы.
«Твою мать», - только и подумал он, перешагнув через девушку и направившись к импровизированной кухне.
Набрав стакан воды, он залпом осушил его.
- У тебя кровь идет, - сказал он, не сводя глаз с ее тонких рук.
Девчонка напоминала призрак, чуть более плотный, чем обычные привидения. Такие, как она, всегда вызывали в нем желание защищать, но он яростно ему противился. Хидан привык жить и выживать в одиночестве, ему вовсе не нужна была обуза печального образа.
- Тебя это волнует?
- Нет.
- Тогда не стоит обращать внимания.
- Мне пора.
- Все когда-нибудь уходят.
- Я никогда не извиняюсь.
- Ну и не стоит начинать. Самое извращенное из видов насилия – насилие над собой.
- Я бы забрал тебя, - пробормотал он. - Мертвецу нужна рядом мертвая, это ведь логично, правда?
- Так забери.
- Я не могу.
Он рассматривал свое отражение на дне стакана. Отражение было искаженным и оттого уродливым.
«А может быть, оно – настоящее? А искажено мое восприятие самого себя, как существа исключительно прекрасного?»
Бросив стакан на пол, он вздохнул, подошел к Рейн и опустился подле нее на колени.
- Убийцы пленных не берут, - прошептал он.
- Не знают жалости и страха, - закрыв глаза, она склонила голову ему на плечо. - А умирать – это больно?
- Приятно…