Он пришел утром, как и обещал. Серьезный и какой-то опустошенный. Окаменевший. Мантия была вычищена и проглажена. Небрежно бросил шляпу на прикроватный столик. Знал, что я уже не сплю, просто лежу с прикрытыми глазами и наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц, и, тем не менее, двигался тихо-тихо, будто скользил над полом.
− Я видела их, Гаара-сама. Тех, кто носил такие протекторы, − прошептала я. Он отошел от окна и приблизился ко мне. − У меня такое ощущение, будто я их знаю… Или знала раньше, но… это ведь невозможно, так? Я почти с рождения в Суне и до этого никогда не читала о таком, совершенно не слышала о Пустоте, пока Шойчи-сан вчера на заседании не сказала…
− Много? − осведомился мой любимый. Складка у переносицы никуда не делась со вчерашнего дня. Я пообещала себе, что не стану добавлять ему забот и сегодня постараюсь как можно лучше.
− Нет. Но… это было очень неприятно, − я поморщилась. − Противно даже вспоминать.
− Ладно. Тогда начнем, − Казекаге протянул руку за повязкой...

Через пару дней, как он и обещал, меня выписали. Следов на спине почти не было видно. Мы занимались каждый день, любая свободная минутка уходила на это.
Я видела, что с ним творится, и наглухо закрыла свои чувства. Заперла их за семью замками. Мы подолгу задерживались на работе, я изо всех сил пыталась облегчить бремя, навалившееся на его плечи. Выяснилось, что эта сущность, которую у меня получилось остановить, уничтожила беззвучно и с поразительной скоростью (с момента ее входа в Суну до нападения на нас прошло меньше десяти минут) все патрульные группы и зачистила посты у селения. Этого не могло произойти, если бы ей не подсказали точное расположение и количественный, да и качественный состав шиноби. Гаара-сама был потрясен их смертями, мучаясь от осознания того, что, находясь в деревне, не смог защитить своих людей в мирное время. В какой-то момент мне даже захотелось, чтобы он стал прежним − жестоким, отвратительным кровожадным монстром, которого все ненавидят и боятся, но у которого не болит сердце. Не исходит невидимыми беззвучными рыданиями сбросившая песчаный доспех душа. И я испугалась собственных мыслей.
Через две недели мы стали вместе обедать в его кабинете, потому что дома ни у меня, ни у него не было времени поесть. Я уже чувствовала вещи с двух шагов, но тот протектор не спешил раскрывать передо мной свои тайны, и все-таки постепенно из разрозненных кусочков начинала складываться цельная картинка. По крайней мере, я могла со всей определенностью сказать, что все видимое было каким-то адски разросшимся научным подземным комплексом. Что за цели были у его обитателей, и какие именно методы они использовали, − на этот счет информация пока отсутствовала.
Сабаку-сама рвался вперед, как гончая, почуявшая след раненой дичи. Он мобилизовал всех, до кого смог дотянуться. Суна работала с одной целью − докопаться до истины и… А вот что мы будем делать с этой истиной, пожалуй, задумывалась только я, да и то не часто.
Через три недели я научилась контролировать погружение − смогла читать других, оставаясь в сознании. Это было очень необычно − чувствовать себя двумя разными людьми одновременно.
А через месяц сотрудники центральной лаборатории доложили о результатах исследования образцов вещества, взятого из следов нападавшего. Абсолютный растворитель, вот как они это назвали. Но понять, почему он не действует на ткани собственного носителя так и не смогли, как и дать хоть какие-то рекомендации насчет борьбы с такими существами. На это требовалось больше времени… А его не было. Деревня, скрытая в Песке, жила в постоянном изматывающем напряжении, каждый миг ожидая нападения.
«Астро» пришлось выйти из тени. Глава организации (Икута Кобаяси-сан) сам пришел к Казекаге-сама. Они очень долго беседовали. Я присутствовала при этом разговоре в качестве стенографиста. Услышанное повергло в шок и меня и Гаару-сама. Икута-сан принес документы. Отчеты моего отца с той миссии… когда он принес в Суну меня.
К Холодильнику, так шиноби Песка окрестили это место, они вышли случайно. Их вызывали для того, чтобы помочь жителям пострадавшего от землетрясения района соседней страны. Довольно далеко от эпицентра мой отец и его группа обнаружили разлом, ведущий вниз. Странным Фудзиваре-но Саю показалось то, что внутри были видны очертания рукотворного спуска.
То, что они нашли, не поддавалось никакому описанию. Сотни квадратных метров площади, заставленных стеллажами, на которых покоились абсолютно невозможной конструкции механизмы, покрытые изморозью, на каждом − пустая металлическая табличка. Стерев наледь с одного из них, они увидели…
Скорее всего, это были результаты каких-то запрещенных экспериментов. Ни один из препаратов даже отдаленно не напоминал известные нынешнему ученому миру органы или ткани растений или животных. Они не успели ничего вынести, поскольку поспешили уйти оттуда, − начиналась вторая волна подземных толчков, похоронившая под толщей скальных пород и Холодильник, и его нераскрытые тайны. После этого в семье Фудзивара-но появилась я. Собственных детей у них так и не было. Холодильник еще пытались отыскать, однако, увы, безуспешно.
Икута-сан полагал, что это могло быть как-то связано с нашими происшествиями, Шойчи-сан ведь рассказала ему о протекторе. После этого разговора они оба уставились на меня как-то странно, будто я знала все досконально и из вредности молчала.
− Мне папа никогда ни о чем не рассказывал. Мама сказала, что он меня удочерил, потому что мои родные погибли при землетрясении, а взять на себя заботу о грудном ребенке больше было некому, − развела руками я в ответ на их испытующие взоры.
− В любом случае «Астро» получит поддержку Совета и мою лично, − угрюмо завершил встречу Казекаге-сама.
Оба поднялись со своих мест, Гаара-сама проводил посетителя до двери кабинета, потом вновь вернулся на рабочее место. Громоздкие, раздувшиеся от бумаг папки почти не оставляли открытого пространства на его столе.
Я подвинула к себе часть документации и занялась ее обработкой. Казекаге-сама ведь меня еще не отпускал, а мне было просто приятно быть с ним в одной комнате, хотя он, пожалуй, в последнее время редко замечал мое присутствие.
Пустынный долго сидел в раздумьях. Его взгляд блуждал по кабинету неприкаянным призраком, нигде подолгу не задерживаясь и ни во что не проникая. В конце концов, он остановился на мне, и я почувствовала, как моментально затрепыхалось в груди сердце, а щеки вспыхнули спичкой, поднесенной к открытому пламени.
− Гаара-сама, вы чрезвычайно много работаете, − я отложила в сторону листки с данными и, протянувшись через стол, накрыла своими ладошками его сложенные в замок руки. Правда, накрыла это очень сильно сказано, так, положила сверху… Его руки были ледяными, а мои − наоборот, горячими. − Так и надорваться недолго… − обеспокоено нахмурилась я.
Рыжеволосый медленно кивнул, соглашаясь с моим мнением:
− Я не могу остановиться, Фудзивара, − глухим, лишенным всякой эмоциональной окраски голосом произнес он. − Стоит мне хоть на секунду потерять темп, Совет сожрет меня с потрохами. Они в этом замешаны, если не все, то большинство… − мой любимый мужчина опустил глаза, наткнулся на мои кисти и стал рассматривать их, слегка наклонив голову. Неожиданно он дернулся, будто что-то вспомнил, с трудом расцепил намертво сведенные пальцы, удерживая в одной руке обе моих, другой полез в стол. Порылся там и извлек на свет две гарнитуры дальнего радиуса. Одну положил передо мной, − Вот, возьми. Я приготовил ее для тебя… Держи всегда включенной, даже когда спишь. Я тоже свою выключать не буду, − пообещал он.
− Я… спасибо большое, Гаара-сама, − помимо воли на глаза навернулись слезы благодарности. В такое время он еще и обо мне успевает думать… Я внимательнее присмотрелась к нему, − выглядел он не очень. Кожа приобрела землистый оттенок, а тени под глазами совсем почернели. Черты лица обострились, сам похудел так, что мантия болтается, как на вешалке, я скупо улыбнулась, кое-что вспомнив. − Вам надо больше есть, Сабаку-сама, − серьезно сказала я.
− А? − очнулся от раздумий шиноби.
− Вы похожи на тощего кота, − сглатывая, заговорщически шепнула я.
Губы его дрогнули, по светлому льду радужки побежали трещинки… Хоть немного отвлекся!
− Рю… − только и сказал он, качнув головой и ловко надевая гарнитуру. Я заворожено следила за его действиями, но ничего не поняла…
− Казекаге-сама, − в горле пересохло и голос звучал надтреснуто, − у меня нет опыта ношения такой… штуки, у меня не получится надеть ее самостоятельно, − с замиранием сердца, и даже почему-то крепко зажмурившись, произнесла я.
Не отпуская моих рук, он встал, и мне тоже пришлось подниматься. Осторожно Гаара-сама обошел стол, только рядом со мной решившись разорвать эту молчаливую поддержку прикосновением:
− Давай помогу, − тихо предложил Сабаку-сама. Я остолбенела, боясь спугнуть это короткое мгновение оттепели посреди суровой зимы, такой долгой, что, кажется, ей все не видно конца. Он снова был так близко, что наше дыхание перемешивалось и… становилось все чаще. Сообразив, что я уставилась на его воротник, и не могу оторваться, я пересилила себя, медленно, ощупывая взором каждый миллиметр его кожи (гладко выбритый подбородок, немного растрескавшиеся, сухие губы, тонкий аристократический чуть вздернутый нос, и эти длинные черные ресницы, теряющиеся на фоне таких же антрацитовых теней), я подняла взгляд к его невероятным глазам.
В них мне почудилась тень нежности, заставляя изнывать от сладостной муки открывающихся возможностей… Возможно ли, что он… нечто испытывает ко мне? Возможно ли, что…
Гаара-сама тем временем нашарил гарнитуру, поднес ее ко мне и молча, с отдаленным подобием ласки приподняв мой подбородок, закрепил дужку за ухом, выведя тонкий усик микрофона ко рту. Повинуясь порыву, Казекаге-сама прикоснулся большим пальцем к моим губам, заставив трепетать от нахлынувшего желания. Я, отбросив всякие нормы приличия, чуть приоткрыла рот, чтобы лучше ощутить это… Молодой мужчина перестал дышать, обжигающий взгляд переместился туда, где пребывал его большой палец. Одно движение − и он погрузится в меня, подобно…
Не успела я сообразить что к чему, как его слегка потеплевшие ладони оказались на моих щеках, а сам он придвинулся ко мне так, что еще пара сантиметров и мы ощутим друг друга всем телом… На его лице отзвуком морозного рассвета проступил румянец.
− Что это… такое… Рю? − хрипло выдохнул лучший шиноби селения.
− Я… у вас…хотела спросить, Гаара - … сама, − изменившимся голосом ответила я.
И снова я уловила то самое выражение, как тогда, у меня дома… Все ветры пустыни, почему сейчас, когда совсем нет возможности хоть как-то укрепить эту хрупкую связь? Вероятно, он понял мое состояние, поэтому отстранился, не сумев скрыть глубокого вздоха сожаления. Мне стало почти больно, когда он отнял ладони от моего лица. Отошел к окну, невидяще уставился в пространство:
− Никогда не выключай ее, хорошо? − я услышала его голос и в наушнике и просто так… И когда он успел все настроить? − Это… очень… важно, Рю.
− Я… понимаю, Казекаге-сама.